Жиров отправился в парк. Там было чудо как хорошо. Некоторая запущенность, свойственная всем старинным паркам, только добавляла очарования. Жиров сел на лавочку и закурил, последние две недели лета, листва начнёт неумолимо желтеть, в воздухе появится запах осеннего тлена, меланхолично размышлял он, всё в этом мире преходяще, вот как та женщина из номера, в котором его поселили, жила и умерла. Он закрыл глаза и подставил лицо солнечным лучам.

«Ну и что вы думаете об убийстве, Иван Иванович?» – услышал Жиров голос.

Рядом на лавочке сидела крепкая, плотно сбитая старушка в спортивном костюме «Адидас».

– Простите, мы знакомы? – сказал Жиров.

– Я видела вас в суде, – внушительно сообщила старушка. – Вы выступали обвинителем по делу банды Петрунина. Я на пенсии, посещаю все открытые судебные заседания. Знаете, интереснее, чем в театре. У вас была такая яркая речь.

– Спасибо, – сказал Жиров. – Э…

– Зоя Павловна, – представилась старушка.

– Видите ли, Зоя Павловна, – сказал Жиров. – Я здесь в отпуске. Если вы о смерти той женщины, что умерла несколько дней назад, это компетенция местных правоохранительных органов.

– Это неправильно, Иван Иванович, – сказала Зоя Павловна. – Вы находитесь, так сказать, в эпицентре и самоустраняетесь от расследования. Так нельзя.

– Да я не самоустраняюсь, – сказал Жиров, мрачно подумав, господи, свалилась мне на голову эта миссис Марпл. – У меня и полномочий соответствующих нет.

– Я вам расскажу краткую фабулу событий, – сказала Зоя Павловна. – А вы уж решите, как вам поступить.

– Ну, хорошо, – согласился Жиров. Меланхоличное настроение улетучилось, от бабушки легко не отвяжешься, подумал он. – Рассказывайте.

– Видите ли, Виктор Петрович тут завёл натуральный гарем…

– Виктор Петрович это кто? – перебил Жиров старушку.

– Рыбин, директор санатория. Объяснение, конечно, лежит на поверхности, коллектив в основном женский, интересных мужчин всего двое: Рыбин и хирург Евгений Семёнович, но тот, к сожаленью, крепко за галстук закладывает. Так что получается, что Виктор Петрович как петух в курятнике. Докторши наши возраста около сорока, такой, знаете, опасный период жизни, когда во все тяжкие понести может.

– Ясно, – сказал Жиров. – А вы до выхода на пенсию кем работали?

– Учителем математики в школе, – сказала Зоя Павловна. – До шестидесяти трёх лет лямку тянула, и дальше бы работала, но более молодые коллеги уговорили на заслуженный отдых уйти.

«Не повезло, – подумал Жиров. – И персоналу санатория не повезло, и мне не повезло».

– Сплетни разные ходят, – продолжила Зоя Павловна. – Якобы и свальный грех практикуется, не хочу эту грязь повторять. Вы поймите правильно, Иван Иванович, я не ханжа, в жизни всякому уродству место есть, в конце концов, взрослые люди самостоятельно свой выбор делают, но зачем же человека убивать.

– Не вполне понимаю взаимосвязь, – сухо сказал Жиров.

– Сейчас поймёте, – Зоя Павловна сделала заговорщицкое лицо. – Дело в том, что покойная Наталья Степановна приходилась Рыбину женой.

– Любопытно, – сказал Жиров.

– Бывшей женой, – поправилась Зоя Павловна. – Они развелись лет восемь назад, но отношения хорошие сохранили, Наталья Степановна в санаторий регулярно приезжала на отдых. Есть у меня такое предположение, что они снова сойтись решили, у Натальи Степановны, как я поняла, серьёзные связи в Москве, я однажды случайно услышала, как они обсуждали, что Виктору Петровичу место в министерстве здравоохранения найдётся.

– Случайно? – сказал Жиров. – Какой у вас однако слух, Зоя Павловна.

– Это у меня наследственное, – без тени смущения заверила Зоя Павловна. – Вот и подумайте, Иван Иванович, с чего этого вдруг в таких обстоятельствах женщина сорока лет умирает от инфаркта. Странно, да?

– Странно, – ответил Жиров. – Но в месть обиженных дам как-то не очень верится. Как-то это больно кинематографично.

– Вы недооцениваете женскую ревность, – сказала Зоя Павловна. – Она бывает дика и страшна.

– Предположим, – сказал Жиров. – И кто же, по вашему мнению, инициатор злодеяния?

– Есть у меня подозрения, – сказала Зоя Павловна. – Давайте так поступим, вы осмотритесь в обстановке и через день-два мы с вами мнениями обменяемся.

– Давайте, – легко согласился Жиров. – У меня, соответственно, просьба: о том, что я работаю в прокуратуре, никому ни слова.

– Ни-ни, – старушка приложила пальчик к губам. – Не волнуйтесь, Иван Иванович, я понимаю, тайна следствия. За мной как в могиле, старая школа…

«Холодной водички не добавить, – Уварова смотрит на него с обворожительной улыбкой. – Для первого раза не горяча ли ванна?»

– Нормально, – Жиров улыбается в ответ.

– Постарайтесь максимально расслабиться, – Уварова переключает рычажки на небольшом пульте управления. – Через десять минут включу гидромассаж. – Она задёргивает занавеску. – Если вдруг почувствуете себя нехорошо, немедленно зовите.

«Мне хорошо!» – думает Жиров. Уварова действительно красавица, с лицом, по которому сразу видна порода, невысокая, с точёной фигуркой шатенка. «Тем не менее, работает в этой глухомани, – думает Жиров. – Даже не областной центр. Что там бабушка говорила про свальный грех? Я не против поучаствовать».

Разумеется, он воспринял страшную историю, рассказанную Зоей Павловной, как бред скучающей пенсионерки. За свою следовательскую практику Жиров множество раз слышал подобные рассказы, и всегда выяснялось, что за всеми этими шекспировскими страстями не стоит ровным счётом ничего. Скорей ему стало любопытно: захолустный санаторий, до ближайшего посёлка пять километров, коллектив в основном женский и не старый, он сразу обратил на это внимание, развлечений ноль, однообразная жизнь лечебного учреждения, какие черти могут водиться в этом тихом омуте?

– Вы давно здесь работаете? – он сидит, завёрнутый в махровую простыню, тело лёгкое после проделанных процедур.

– Два года, – говорит Уварова. – Приехала вместе с мужем, он был специалист по мануальной терапии. Потом муж погиб, а я так здесь и осталась.

– Извините, – говорит Жиров.

– Да ничего, – Уварова быстрым почерком заполняет показания в его медицинской книжке. – Как ощущения, Иван Иванович? Эти процедуры непривычные для вашего организма, первое время может голова побаливать.

– Не болит, – сказал Жиров. – А отчего ваш муж погиб?

– Сам был виноват, – Уварова бросает на него быстрый и, кажется, неприятный взгляд. – Отправился с друзьями на рыбалку, здесь недалеко большой приток Камы. Мужики, как водится, выпили и перевернулись на лодке. В общем, все утонули.

– Да, грустно, извините, ради бога, ещё раз.

– Я сначала хотела уехать, – сказала Уварова. – Собиралась, собиралась, да так и осталась. Директор у нас, Виктор Петрович, очень хороший человек, заботливый руководитель, не скрою, зарплата у меня достойная. И коллектив дружный, доброжелательный.

«Что-то нечасто я встречал доброжелательные женские коллективы, – подумал Жиров. – Ну, да ладно».

– Не скучно здесь, – спросил он. – Среди лесов и полей бескрайних?

– Да когда нам скучать, – ответила Уварова. – Санаторий круглый год переполнен, и зимой, и летом. А в свободное время я в интернете торчу, заменяю земную реальность виртуальной.

– Вы уж простите моё чрезмерное любопытство, Наталья Сергеевна, – сказал Жиров. – Дело в том, что меня поселили в номере, где недавно женщина умерла. Чувствую, некоторым образом, астральную зависимость…

Уварова расхохоталась:

– Ну, вы шутник, Иван Иванович. История действительная неприятная. Я в ту ночь дежурным врачом работала. Около часа прибежала всполошённая Карина, медсестра, и сказала, что Наталье Степановне плохо. Наталья Степановна нам человек не посторонний, несколько лет подряд приезжала на лечение, мы все её хорошо знали. Когда я в номер примчалась, сердце уже остановилось. Я сделала сердечный массаж, вколола гепарин, но, к сожаленью, бесполезно.

– Инфаркт? – спросил Жиров.

– Инфаркт.

– Как же так, на пустом месте, ни с того ни с чего?

– Не совсем на пустом, – нахмурилась Уварова. – Наталья Степановна сердечница, а вскрытие показало, что у неё был четвёртый месяц беременности. В общем, в её случае плюс возраст – сорок один год, беременность категорически противопоказана. Вот и результат.

– Это что же получается, что-то вроде самоубийства, – сказал Жиров. – Знала, что нельзя иметь детей, и забеременела? Интересно, она кто по профессии была?

– Наталья Степановна с Виктором Петровичем учились на одном курсе в мединституте, – сказала Уварова. – Но врачом она никогда не работала, всю жизнь по административной линии. Что касается беременности, это такой сложный вопрос. У Натальи Степановны детей не было, должно быть, решила, что это последний шанс. Хоть бы с кем из нас посоветовалась. Думала, что обойдётся. К сожаленью, не обошлось.

– Вот как бывает, – сказал Жиров. – А вы что делаете после работы? Может быть, погуляем в парке? В субботу, я видел объявление, танцевальный вечер в центральном холле санатория. До этого можно в кинозал сходить.

– Спасибо за приглашение, Иван Иванович, но у отдыхающих своя жизнь, у персонала своя. Вы уедете, а нам здесь дальше работать. Вы меня понимаете, – Уварова очаровательно улыбнулась.

– Да, конечно, – сказал Жиров. – Извините, ради бога, за бестактность.

«Как интересно девки пляшут, – думал Жиров, разгуливая после ужина по освещённой дорожке в парке. – У одной муж утонул, другая молчала о беременности как немая, хотя знала, что это для неё смертельно опасно. Если в этом омуте покопаться, не удивлюсь, что ещё кто-нибудь не совсем по своей воле на тот свет отправился».

Большой практический опыт приучил Жирова к одному простому выводу: последовательность смертей, которые не кажутся на первый взгляд результатом преступного деяния, рано или поздно выводят на злой умысел. Другое дело, что далеко не всегда удавалось доказать конкретными уликами наличие этого самого злого умысла. Добиться же от подозреваемого чистосердечного признания в наше циничное время было почти нереально.

Каждый раз, когда Жиров оказывался в такой ситуации, напротив сидел убийца, а доказательной базы у него было недостаточно, умный преступник это всегда понимал, если не понимал, то подсказывал адвокат, следователь Жиров предлагал совести компромисс: «Наверное, у убийцы были настолько серьёзные мотивы, в которых я не сумел до конца разобраться, наверное, он по-человечески более прав, чем жертва, поэтому и уходит от наказания». Совесть такой ответ не устраивал, после провала Жиров обычно нырял в традиционный недельный «запой», Альбина Васильевна понимала его, как никто другой, и претензий не предъявляла.

И ещё одно точно знал Жиров: когда умный человек совершает преступление, его толкают на это настолько вынужденные обстоятельства, бездна, где теряются нормальные представления о хорошем и плохом, где грань, разделяющая врача и сумасшедшего, становится зыбкой и прозрачной, и не дай бог тебе совершить неверное движение. Жиров очень не любил подступать к этой грани, и в таких случаях, понимая, что он – подлец, предпочитал дело закрыть за недоказанностью.

– Гуляете, Иван Иванович? – услышал он голос.

– Как вы приказали, Елена Николаевна, утром и вечером.

– Какой вы дисциплинированный, – рассмеялась доктор Селезнёва. – Я тоже вечером люблю пройтись.

– Вы живёте здесь, в санатории?

– У нас с мужем квартира в посёлке, – сказала Селезнёва. – Но когда задерживаюсь на работе, обычно ночую во флигеле, чтобы в темноте не добираться, страшно. Виктор Петрович специально для персонала построил большой флигель, за прудом, вы, наверное, видели, когда гуляли.

– Не обратил внимания, – сказал Жиров. – Муж не ревнует?

– Евгений Семёнович человек сдержанный, – Селезнёва закурила сигарету. – Он хирург, тоже в санатории работает.

«Ага, – подумал Жиров. – Верно, тот алконавт, про которого миссис Марпл упоминала».

– Спится здесь хорошо, – сказал Жиров. – Сны такие спокойные, нежные.

– Природа вокруг девственная, – сказала Селезнёва. – Настраивает на романтический лад. Я, кстати, в частном порядке, провожу курс аутотренинга, для восстановления нервной системы. Если хотите, можно попробовать. Услуга, правда, платная, восемьсот рублей за сеанс.

– Когда, сейчас? – спросил Жиров.

– Сегодня не стоит, поздно, – Селезнёва с интересом посмотрела на него. – Приходите ко мне в кабинет завтра в пять. Спокойной ночи, Иван Иванович, приятных сновидений!

– И вам также! – ответил Жиров.

«Любопытно, любопытно, – подумал он. – Флигель, муж не ревнивый, интересно, Уварова тоже во флигеле живёт? Аутотренинг, жалко, что нельзя по ночам. Что-то, что-то здесь творится, нутром чувствую. Как называется посёлок, что рядом? Ну, да, Верхнее Белогорье. А начальником ОВД в нём Серега Моховиков, если на повышение не пошёл. Прокачусь-ка к нему завтра в гости».

– Здорово, Иваныч! – массивный как медведь Моховиков радостно трясёт Жирову руку. – Какими судьбами в наших краях? На пенсию, что ли, турнули?

– Типун тебе на язык, – сказал Жиров. – Какая пенсия, на мне ещё сто лет пахать можно. В санатории отдыхаю.

– Здоровье это святое! – Моховиков достал из сейфа бутылку водки и две рюмки. – Тебе, надеюсь, не запретили?

– Слушай, я за рулём…

– Ой, я тебя умоляю, – Моховиков ставит на стол тарелку с салом. – Домашнее, между прочим. Сам свинюшку вырастил, сам её и оприходовал. В нашей деревне никто тебя не остановит, не волнуйся. Остановят, мне позвонишь. Ну, за встречу, комрад старинный!

– За встречу! – Жиров опрокидывает в себя рюмку. – Сколько же мы не виделись, года три?

– Пять, – Моховиков разливает по второй. – На совещании в облцентре рядом сидели. Собирались выпить, но тебя на вызов дёрнули. Ладно, колись, чего приехал. Не водку же пить с однокашником, я вас, сыскарей, знаю.

– Дельце тут одно пустяковое, – сказал Жиров. – Я в санатории «Верхнее Белогорье» отдыхаю. Там женщина несколько дней назад скоропостижно скончалась…

– Знаю, – сказал Моховиков. – Рыбина, бывшая жена директора. Мутное это дело, так тебе скажу.

– А чего мутное? – поинтересовался Жиров.

– Умерла-то она от инфаркта, – сказал Моховиков. – Только вот наш судмедэксперт категорически утверждает, что в крови обнаружено большое количество кеторола. Препарат сам по себе безвредный, но сердечникам категорически противопоказан.

– Думаешь, помогли? – сказал Жиров.

– Неясно. Мотивов не просматривается. На самоубийство тоже не очень похоже, она беременная была. И ещё одна нестыковочка. Осмотр места происшествия проводил Боря Трофименко, парнишка молодой, только из школы милиции выпустился, но очень дотошный. Я бы даже сказал, зануда. Так вот, он в номере этой Рыбиной вообще никаких лекарств не нашёл, даже валидола. Представляешь, женщина с сердечной болезнью, беременная, а лекарств никаких.

– Выходит, почистили до приезда милиции, – сказал Жиров.

– Выходит так, – сказал Моховиков. – Возможно, имело место врачебная ошибка. Хотя странно, врачи в санатории толковые и сама эта покойная Рыбина медик по профессии. Вот я и говорю – мутное дело.

– А что Рыбин, бывший муж, – спросил Жиров. – Директор, вы ведь его допрашивали?

– Допрашивали, – сказал Моховиков. – Я с ним сам беседовал. Виктор Петрович в нашей глухомани человек не последний. Ну, что тебе могу сказать, раздувать уголовное дело не в его интересах, репутация, проверки из области, ему это надо?

– Что думаешь делать?

– Ну, что делать? Мне из себя Эркюля Пуаро разыгрывать некогда, «палочную» систему, сам знаешь, никто не отменил, у меня вон невыполнение плана по наркоманам. Полежит дело в столе, как обычно, а потом закроем за отсутствием состава преступления.

– Которое, возможно, было, – сказал Жиров.

– А, возможно, и не было, – сказал Моховиков. – Ну, давай ещё по одной…

Жиров сидит в своей старенькой, доброй, верной, надёжной тойоте. Через полкилометра поворот, за ним ворота санатория. Убийство было, думает он, никакая это не врачебная ошибка. Как было бы хорошо, если бы это был вывод. Это лишь предположение, ниточка из клубка, который надо мучительно разматывать.

Он попробовал представить картину: мужчина и женщины, всем около сорока, позади разочарований больше, чем позитива. В областной центр не наездишься, в соседнем посёлке даже ресторана нет, пивнуха только, лица такие, хоть стреляйся. Уварова сказала, что заменяет земную жизнь виртуальной. Сказки это, не заменишь. Взрослые люди, интеллигентные, создали что-то вроде клуба, можно назвать сектой, секс, конечно, присутствует, куда же без секса, сорок лет, не восемьдесят. И тут как снег на голову свалилась эта со своей беременностью, бывший муж лучше, чем никакого, увезу тебя в Москву я, заживём нормальной жизнью, зачем тебе эта блядская помойка? Может, он и сам рад уехать, может, ему тоже весь этот свальный грех осточертел?

Жиров потряс головой: «Тормозим! Ты следак, а не сочинитель!». Он тронулся с места, надо поболтать с Зоей Павловной, вдруг, что и подскажет, миссис Марпл.

Зоя Павловна гуляла по парку.

– Какой-то вы взбудораженный, Иван Иванович.

– Это моё обычное состояние, – сказал Жиров. – Сказывается благотворное влияние лечебных процедур.

– Как продвигается расследование? – полюбопытствовала миссис Марпл.

– Кое-что продвигается, – уклончиво ответил Жиров. – Скажите, а с чего вы вообще решили, что в санатории что-то нечисто?

– Это довольно долгая история, – сказала Зоя Павловна. – Скажу больше, я сюда приехала неспроста.

– Это я уже понял, – поддакнул Жиров.

– Два года назад в этом санатории отдыхала моя старшая сестра Ангелина Павловна Телеухова, как и я, а по мужу Гурьянова, она в Москве живёт одна, муж умер несколько лет назад. А рекомендовала сюда приехать Зосенька, наша двоюродная племянница, она врач-терапевт, тоже живёт в областном центре, летом подрабатывает в санатории, здесь премии значительные в разгар сезона. Зосенька такая замечательная молодая женщина, я помню ей совсем крохой. Я с Зосенькой, после замужества, редко виделась, а вот сестра с ней поддерживала отношения.

«Так, – вздохнул Жиров. – Изучать генеалогическое древо семейства Телеуховых-Гурьяновых не входит в мою задачу».

– И что же ваша старшая сестра?

– Зосенька её уговорила приехать, так, мол, здесь хорошо, такие прекрасные врачи, и я рядом, всегда помогу, если что. Сначала действительно всё было прекрасно, обслуживание на уровне, Зосенька постоянно в номер забегала, спросить, как самочувствие, не надо ли чего. Только вот сестре показалось, что племянница постоянно какая-то взвинченная. Будто целый день она дожидается некого события, которое происходит ночью. А однажды услышала, как Зосенька разговаривает по телефону с мужем. Тот хотел приехать на несколько дней вместе с дочкой, а Зосенька всяческие предлоги изобретала, мол, загружена с утра до ночи, некогда будет с ними заниматься, в общем, отговорила приезжать. А ведь такой у неё замечательный парень – муж, работящий, непьющий, и дочка чудесная. Это всё сестре показалось очень странным. Она у меня разведчица старая, однажды ночью подкралась к флигелю, который для персонала, заглянула в окошко, а там: голая Зосенька, голый директор Рыбин, ещё две голые докторши, пьют вино, хохочут и занимаются, если «Камасутру» когда-нибудь смотрели, поймёте, чем занимаются.

– Да уж, – сказал Жиров. – Впечатляющее, наверное, зрелище было.

– Ну, моя старшая сестра – человек прямой, полжизни в райкоме партии проработала. Заявилась к директору в кабинет, хлопнула кулаком по столу, пообещала весь этот кавардак прикрыть, дурачок директор вокруг неё бегал, вы, мол, не так поняли, это у нас просто общение. Ага, просто общение, две голые бабы на голом мужике скачут, а третья от любовной истомы изнемогает. Зосенька в коленях валялась, не губите, у меня семья. Обозвала их сестра последними словами и уехала из санатория.

– Ясно, – сказал Жиров. – И каково же завершение этой непристойной истории?