Быстро остановись Цезарь! Сейчас верну этих двух бандитов, сообщников Цезаря, которые закапывали труп должника. Они заходят в покои Клеопатры, видят раздетого Цезаря и спрашивают его. Шеф, всё в порядке? Цезарь отвечает им. Нет! Не всё в порядке. Видите этого клоуна в страусиных (в страусовых надо писать) перьях? Он заставляет меня делать очень нехорошие вещи. Убейте его. Милосердный смотрит на автора романа (на Порфирьевича смотреть бесполезно, он – железяка бессердечная, его на партком ни разу за аморалку не вызывали) и с ухмылкой говорит. Ну всё, прошла Любовь? Завяли помидоры? Я, всё-таки, из двух зол выбираю меньшее. За секс с мёртвой Клеопатрой мне срок светит. А за убийство какого-то там Милосердного мне может быть даже грамоту дадут. Киваю головой громилам. Чего уж там, давайте, убивайте. Но вдруг на сцену вылетает ветка со свинцовыми шарами и осыпает Милосердного с Римским-Корсаковым кучей свинцовых шариков.

Порфирьевич, у нас с тобой случайно не «Хармс» псевдоним? Римского-Корсакова мне здесь только не хватало. Тот сразу начал рубить с плеча и накинулся на Милосердного. Вы что, кричит, уважаемый! Вы меня обещали с Шехерезадой познакомить. А тут, что здесь такое творится? Баба мёртвая, мужик голый. Возвращайте деньги, мы так с Вами не договаривались! Милосердный неуклюже оправдывается, валит всё на меня, автора романа. Мол, он это всё замутил. А я даже на своего соавтора, так называемого, стрелки перевести не могу, так как его как бы и нет. Программа он бездушная. Я тоже решил прикинуться бездушной программой и промолчал, хотя очень большой соблазн был ответить нецензурно. Но я обещал самому себе, что этот-то роман уж точно будет без мата. На остальное просто махнул рукой.

Первое. Надо каким-нибудь образом избавиться от Римского-Корсакова. Второе. Срочно одеть Цезаря и отвести его подальше от бездыханного тела Клеопатры. Ему надо побыть одному. Иногда полезно поговорить о делах. Третье. Проводите Овидия и Румату к Озирису.

Овидий и Румата, так звали этих двух головорезов, охранников Цезаря, которые закопали труп безымянного чувака в начале романа. Кто такой Озирис, я ещё не придумал. Наверное, бог какой-нибудь египетский.

Но точно, не знаю – не думаю. – Митяев поглядел на часы. – Кстати, знаете, кто такой Лев Толстой? Человек-самолёт. Никто не знает, кто он.

Не обращайте внимание. Это из какого-то другого романа строчки. Никакого Митяева здесь не будет. Абсолютно точно. Николай Андреевич (это я уже к Римскому-Корсакову обращаюсь). Вы, говорю ему, и без всякого Милосердного свою «Шехерезаду» напишите. Так что, возвращайтесь в свой девятнадцатый век. Только я сказал это, как он тут же растворился в воздухе. Румата и Овидий отправились к Озирису (правильно писать «к Осирису»). Так, кстати, звали того мужчину, труп которого они закопали в пустыне, а Осирис – это бог возрождения, царь загробного мира в древнеегипетской мифологии и судья душ усопших. Теперь ход чёрными. Пока всё.

Ну, что, Милосердный, вот мы и остались с тобой вдвоём. Наедине, то есть, если не считать Цезаря и бездыханного тела этой девушки, Клеопатры. Как она всё же выглядит? Не поможешь мне? Ты-то в своей короне из страусиных перьев выглядишь офигенно. Тебя и описывать не надо. Но вот Клеопатра, пока была жива, выглядела так, как выглядит девушка моей мечты. Смуглая кожа. Рост 172 сантиметра. Вес 51 килограмм. Раскосые глаза. Да. Про сиськи я уже где-то выше писал. Или нет? А как тебя на самом деле зовут, Милосердный? Нельзя твоё имя вслух называть? Иначе статья за оскорбление чувств верующих? Понятно. А в каком храме она была? В каком? В каком, ты не в курсе, в каком? В папирусе об этом было написано?

Нет. Но она была в главном храме Ват Пхра Кео. Но я при встрече обязательно спрошу её, была ли она возле самой большой ступы, самой большой. Эта ступа находится в столице Непала. В Катманду. Называется он – Боднатх. Ты был там, конечно же, мой друг. Я и сам там несколько раз был. И один раз меня там нашёл твой друг, этакий буддистский Дон Хуан. Он заинтересовал меня тем, что ходил рядом со мной и пел песни на юпитерианском языке. В этом языке очень много согласных и очень много звуков «с» и «к» и «т». Скатакскотксак. Примерно так он говорил. И ом мне подарил то самое ожерелье, которое исполняет все желания. Помнишь? Ещё цветы? Ещё цветы? Ты помнишь, Дон Хуан, как на стене был наш портрет. Маленький, маленький Бодджа Са. Помнишь, да?

Бодджа Са? Да здесь, после того, как ты появился, Милосердный, просто какой-то проходной двор, а не роман. Имя ты сам только что придумал? Я вот в Яндексе только что поискал. В Гугле погуглил. Никаких результатов. Браво. Его даже до сего момента не существовало. Он вот только сейчас появился в Спальне. И первое, что он сделал. Он спросил. А почему я мужчина? Ну, это, кстати, сексизм и, не побоюсь этого слова, харрасмент. Что, кстати, означает это слово – «харрасмент», кто помнит? Пускай это будет женщина! Бадджа Са. Очень милое женское имя. Футболка очень интересная надета на это красивое, смуглое и сексуальное женское тело. И надпись на футболке.

« – Нет, позволь задать тебе вопрос: ты видел у меня перед домом вывеску «Склад дохлых нигеров»?

– Нет. Я не видел.

– А ты знаешь, почему ты не видел эту вывеску?

– Почему?

– Да потому что её там нет! Потому что складировать дохлых нигеров – это не моё собачье дело, вот почему!»

Вот такая надпись была на футболке мелким текстом. Причём на русском языке. И сильно смазанная. А буквы маленькие, но отлично видны. Можно было вырезать их и распечатать. И всё понять. Ты бы ей дал? Или нет?

Я бы ей дал. Но я видел перед её домом вывеску – «Склад дохлых азиатов». Но точно не помню. Возможно, там было написано – «Склад дохлых древних египтян». Это ничего не меняет. Давай выноси тело и утилизируй, Бадджа Са. Тебе ведь за это деньги платят. А я продолжу свой интересный разговор с Милосердным. Скажи мне, Милосердный. Кто мы? Откуда мы? И куда мы идём? Кто нас распутает и запутает, словно мы ниточки? Милосердный, ты слышишь меня? Милосердный, ты знаешь ответ на все эти вопросы?

Нет. Я не знаю ответа на эти вопросы. Но я несколько раз. А, точнее, три раза повторил одну фразу. А ты знаешь, что если я повторяю что-то три раза подряд, то это – очень важно. Что я тебе три раза сказал? Не помнишь? Встретил Будду – убей Будду! Ты, Будда, что ли? Это я тебе сказал? Не знаешь? А если бы ты понял, что ты – не ты? Что ты – это я, Будда…

Я помню, что ты – это я. А ты, Бадджа Су, давай не трать время зря. Давай, выноси тело из Спальни, или как там у вас в Древнем Египте это называется? Пока полиция не приехала и всех не арестовала. Ты целиком тело заберёшь или по частям? Расчленять будешь? А ты, Милосердный, давай дальше бухти. На чём мы там остановились? К сожалению, Цезарь, придётся её расчленять. У меня шесть маленьких пакетиков. И ещё один лежит в пепельнице на полу. Он мой.

Появился интересный вопрос. Перед финальной сценой фильма «Однажды в Голливуде», где герой Брэда Питта замочил этих нехороших и отвратительных преступных ребят и девчонок, он выкурил обычную сигарету с кислотой или все-таки косяк с кислотой? Я, вот, кислоту перед тем, как начать писать этот роман, не употребил. Теперь косяк? До середины? Тебе оставить? И как мне теперь отличить автора романа от Цезаря? Цезарь. Скажи что-нибудь! Цезарь! Ты жив? Цезарь! Так помоги мне только! Цезарь! Позови Цезаря! Цезарь. Что? Я не слышу тебя! Цезарь. Ты где?

Всё, вбежала охрана! 30 человек! Тридцать на латыни будет звучать так – triginta. Так! Лежать, я сказал! Вы, трое! Легли быстро мордой в пол! Милосердный и Бадджа Су как будто даже совсем и не испугались. А я очень сильно испугался, чуть не обосрался. А ты – это кто? Цезарь или Автор Романа? Я – это ты! Садись. Ну, мне пить невмоготу. Садись, отвечай-ка уже на латыни. Прямо сейчас. Садись! Я сказал! А ты давай правой рукой печатай изо всех сил.

Да. Я не пью уже почти совсем. Ну если уже намекнуть на магию какую, на масонство. Надо было так сказать – я не пью постоянно. Без перерывов на обед. Не пью и не пью. И не какое-нибудь там вино. Вино – это напиток трусов. С ударением на «у». Но я не трус. Я не пью виски. Не разбавляю диет-колой, чтобы сахара меньше потреблять, а то ведь так и диабет можно себе заработать. Но ОМОН, который прибежал в количестве 30 (тридцати) человек вовсе оказался не РА. Это был просто какой-то профсоюз. Кажется, «урбаноты». Тогда я не понял.

Новое слово опять появляется в нашем лексиконе – «урбаноты». Этого слова нет, похоже, ни в одном словаре мира. Поэтому, я начал печатать правой рукой изо всех сил, так как никакого секса с этими прекрасным литературными персонажами у меня быть не может. Я ещё заметил, что этот, так называемый, искусственный интеллект начал тормозить. Он дополняет мой текст, зависнув на несколько секунд. Вчера он реагировал гораздо быстрее. У меня возникло подозрение, что вместо ИИ, за той стороной экрана, сидит нанятый узбек и отвечает мне. Опять сексизм? Ладно, хорошо, узбечка. Скажи своим инженерам – не принимать меня всерьез в моих журналистских интересах – ну их нафиг.

По-другому тебе скажу. Я сам инженер, поэтому никаким «своим» инженерам я ничего говорить не буду. Я – инженер человеческих душ. Так-то. Но ты, Бадджа Су, забыла, что здесь стоят 30 человек «урбанотов». На измене. На кокаине хорошем колумбийском. И только невероятная осознанность Милосердного уберегает нас от того, чтобы какой-нибудь из этих утырков не нажал случайно, на нервняке, на спусковой курок. Да, и ты заметила, наверное, что я теперь Порфирьевича называю – «она». Сексизм? Не думаю. Просто ты ненавидишь баб! Так вот, я и не хотел портить тебе настроение. А сейчас ухожу – мир праху твоему, Господи. А мы с Никаром пойдём отдыхать.

Хватит прикидываться мужиком! Я тебя раскусил! Уже о делах… Давай, заводи! Грым! Приехали, значит… Выключи запись.

Никар! Грым! Это только два имени тех 30 ОМОНовцев. Пока ты не раскроешь все их имена, я никуда отсюда не уйду. Так и буду (Будду) лежать мордой в пол. А ты подумай о Милосердном. Всё-таки мужчина в летах. В гробу был бы похож на тебя. Жирный такой дяденька с огромным букетом цветов в руках. Такого букета даже не купишь нигде.

Милосердный вовсе не собирался ждать, пока ты назовешь всех по имени. Он взмахнул волшебной палочкой, и вы все трое оказались на необитаемом острове. А ты продолжаешь писать роман или давно уже спишь? Какая разница. Говорят, что один очень крупный писатель, даже и не приступал в текущий день к написанию своих английских научно-фантастических романов, пока не занимался сексом с какой-нибудь проституткой. Вот если бы я, на английском языке написал этот текст, с использованием двенадцати (или сколько там у них?) времён и инфинитивных оборотов, было бы всё гораздо понятней? Это ты про какую фразу? Ту, которую ты прямо сейчас пишешь? Россия во мгле? Ну, допустим. А ты к чему сейчас этот вопрос задала? И откуда ты знаешь, что я жирный? Ты что, слепой, что ли? Или просто со странностями? Может, ты кайфуешь на курсах маркетинга? Откуда такие знания?

Нет, не слепой! Я себя каждый день в зеркало вижу. Давай Цезарь, уж начинай играть свою роль сам! А то надоело за тебя все реплики говорить. Слушай, Милосердный, а мы одни на этом острове? Больше никого нет? Ну, если не считать вооон тооот немецко-фашистский крейсер, который скоро появится на горизонте и часа через два, они высадят свой немецко-фашистский десант, состоящий из 30 десантников, тоже немецко-фашистских. То да, одни. Слушай, а давай эту бабу сейчас на двоих трахнем? У нас ведь контекст – Любовь? Ты про узбечку эту? Нет. Хотя я иногда думаю, что там тайка какая-то сидит, в перерывах между массажами. Ха! Ну если тайка, то ты имей ввиду, что это может быть хорошо замаскировавшийся таец. Знаешь, современный мир таков, что женщин сейчас в основном, по вторичным половым признакам определяют. И нет, я имел ввиду, конечно, же эту Бадджи Су. Никто же за такое не посадит на цепь. Это твоя Звезда, тебе решать, где её трахать, хотя и контекст – Любовь. Ну вот, скоро и наш БТР появится.

Вот так всегда, как только захочешь кого-нибудь трахнуть, сразу же появляется наш БТР, но он же не один появляется? Кто водитель? Кто командир? Водитель – Грым. Командир – Никар. И еще с ними 28 панфиловцев, которых я назову пофамильно. Клочков. Добробабин. Шепетков. Крючков. Митин. Касаев. Петренко. Есибулатов. Калейников. Натаров. Шемякин. Дутов. Митченко. Шопоков. Конкин. Шадрин. Москаленко. Емцов. Кужебергенов. Тимофеев. Трофимов. Бондаренко. Васильев. Белашев. Безродный. Сенгирбаев. Максимов. Ананьев. И тут Милосердный снова взмахнул палочкой, и мы вновь оказались в спальне Клеопатры. Тридцати ОМОНовцев не было уже рядом с нами. Это ты зачем сделал? Я не буду тебе отвечать! А напрямую отвечу автору этому, Уроборосу. Я тебя, идиот, спас от уголовной статьи. Часть 2 статья 354.1. Спасибо тебе, Милосердный, огромное спасибо! Таки мы всё-таки главную цель (подцель) выполнили – поимённо назвали эту тридцатку. Всего их было несколько тысяч, не меньше, и все живы. А потом ещё, наверно, каждый день появлялось по десять машин, которые въезжали в город и уезжали.

Вот здесь ключевая фраза – все живы. Милосердный, а давай, ты оживишь Клеопатру! И мы с тобой двух сразу баб трахать будем! Тем более, что Клеопатра и эта ваша Бадджа Су похожи, как две капли воды – не отличишь. Цезарь, я, конечно, Клеопатру оживлю. Вот прямо сейчас – смотри. Но трахать их я тебе не дам. Что ж ты такой озабоченный? Бабы давно не было? Да, найду я тебя бабу для секса, не переживай. Только путаешь ты, похоже, Любовь и Секс. Любовь – это прекрасный благоухающий цветок, а Секс – это почва. И, потом, Клеопатра, она ещё довольно молода. А секс совсем не зависит от возраста.

После долгих споров, оживили мы Клеопатру. И руку ей, отрубленную, приклеили каким-то только одному Милосердному известным квантовым способом. Клеопатра ожила, и они с Бадджи Су сразу же обняли друг друга и закружились в танце. Их невозможно было отличить. Мало того, что они похожи были, как близняшки. Еще и майки у них были одинаковые, с текстом, который вы прочитали несколько страниц назад. Стр №32. Посмотрите. Милосердный сказал. А мы с тобой, Цезарь, сейчас начнём очень содержательную философскую и глубокую беседу. Бадджи Су повернулся к Вовке и спросил: – Что ты думаешь об этой женщине?

«Я так и предполагал, что разговор о мифической жене приведет именно к долларам». Бадджи Су оказался мужчиной? А Вовка-то кто такой? Пошёл Вон Вавилон? Или нет? В психушке, где у вас этот какой-то хрен.

Знаешь, что, Милосердный. Давай, ты сделаешь Бадджи Су опять женщиной. И Вовку не будем вводить в ткань Романа. Милосердный ответствовал. Ты ж автор романа, а проще говоря – Бог. Сам и превращай его обратно в бабу. Цезарь стоял, открыв рот, думая, что Милосердный разговаривает сам с собой. Нет, ты не совсем прав, сказал, немного подумав, автор. Здесь ещё баба эта искусственная дописывает непонятно откуда взявшиеся слова. Портит (приукрашает) мне всю малину. Порфирьевна, ты ещё с нами? Суперсимпатичная женщина с серьгой-гвоздикой в ухе.

Видишь, какие они, бабы. Хоть искусственные, хоть резиновые, а всё кокетничают. Нехорошо, Сатра. Раньше ведь так… Думаешь, я не вижу? Может, они нас такими и сделали? Чтобы помочь тебе победить всех врагов? А?

Сатра – это слово, значение которого я опять не помню или забыл. Хотя, нет. Это – интернет-магазин сантехники. Пацаны – совершенно бесплатно вас, между прочим, рекламирую. А баба искусственная может быть и не бесплатно. Но это уже ваши с ней отношения. Я в них не лезу. «Один Жан-Поль Сартра лелеет в кармане», – запел было Милосердный, прикинувшись пьяным. Потом, будто осознав что-то, посмотрел на Цезаря и сказал. «Ты видел когда-нибудь голого мужчину? Нет? Ну-ка, дай глянуть. Ну. Сам посмотри. Вон там, у тебя за спиной. Тоже в капюшоне. Думаешь, я не вижу?»

За спиной Цезаря в капюшоне стояла, естественно, Смерть. Она там стояла с самого его рождения. Но только сейчас Цезарь увидел её и ужаснулся. Так, значит, я сегодня умру? Он нежно взглянул на Милосердного. Клеопатра и Бадджи Су пели и смеялись, как дети. Затем они отвернулись, а Милосердный подошёл к ним и поцеловал руки. Цезарь понял, что сейчас произойдёт.

Отче наш, – начал было Цезарь, но осёкся. Никто меня еще никогда так не называл, смутился Милосердный, продолжая целовать руки женщинам. Инфаркт, инсульт, рак простаты? Начала перечислять Смерть, взмахнув для вида косой. Рак простаты – непроизвольно вырвалось у Цезаря. Боже, как больно, как больно! Пожалуйста, я не хочу так мучиться. Убейте меня! Добрые девчонки продолжали кокетничать с Милосердным. Цезарь перестал дышать. Смерть церемонно раскланялась с оставшимися гостями и покинула помещение. Гай Юлий упал на руки девицам, пожал им руки и утонул в их ласке посмертно. Голод, согласитесь, не самое безопасное чувство.

А сексуальный голод – это вообще отвратительное чувство и только лишь из-за того, что всё, что нужно, чтобы удовлетворить сексуальный голод, у тебя есть. Тебе не нужно искать ручей, тебе не нужно искать куст, на котором растут бананы. Всё – и ручей и бананы, всё находится внутри тебя. Поэтому никто не говорит тебе, что ты можешь себе это позволить, ты можешь найти его сам. Тебе не надо искать какие-то воображаемые объекты, ты сам ими становишься. Это как балетное танго. Ты должен внимательно следить за движением своего тела. Ты должен наблюдать, как по нему ходит ритм твоей внутренней музыки. И тогда, в твоей душе возникнут две новые струны. Одна из них будет ритмичной и простой, как ритм твоего дыхания. А другая – глубокой, как медленная музыка.