АНАТОЛИЙ. В час. Ха-Ха.
АЛЕКСЕЙ. Ладно, поехали.
АНАТОЛИЙ. Я только в сервис заеду в рыло одному там дам. Вот так как-то.
АЛЕКСЕЙ. Вась, ты ох. ел совсем? Какой сервис, какое рыло! У нас дело серьезное. На лимон баксов. Плюс люди какие, и какое дело нам доверили. Судьбу мира, понимаешь, решать нам доверили. Они Гансов чтоб к нам сюда заманить и чтоб те ничего не заподозрили, целую операцию закулисную провернули, тысячу человек задействовали. А ты – в сервис, в рыло…
АНАТОЛИЙ. Вась, да я все понимаю. Но ты послушай. Ты же помнишь, мне вторую машину, мерин глазастый разбили, газелист, придурок, в жопу въехал?
АЛЕКСЕЙ. Ну, помню, я потом газель эту на стоянке сжег.
АНАТОЛИЙ. Ну, так вот. Авария была два месяца назад. Я приехал в страховую, мне все бумаги оформили. Я по направлению страховой в сервис поехал. Меня там осмотрели, записали какие детали надо заказать и типа заказали. Ну, как-то месяц жду. Звоню в сервис. Говорят, не пришли еще детали. Ладно. Последний раз звоню два дня назад. Говорят, все детали пришли, кроме одной – крышки багажника. Крышка позже придет. Ну, ладно, собрался уже трубку класть, и тут черт этот говорит: «Подождите, пожалуйста. Вы мне перезвоните через двадцать минут. Я свяжусь с нашим складом, – может быть, крышка на складе, просто её это, в компьютер не внесли. Перезвоните, спросите Александра». Ну, ладно, перезваниваю через двадцать минут, прошу подозвать к трубке Александра. Подходит, я его спрашиваю, типа, ну, чего на складе – крышки нет или есть? Он говорит, давайте я вас сейчас со складом соединю, вы у них как-то спросите. Я ему напоминаю так вежливо, что двадцать минут назад он мне сказал, что сам позвонит на склад по поводу крышки, и чтобы я ему перезвонил. Он – мне: «Я вам так сказал? Я вам ничего такого не говорил. Давайте я вас со складом соединю». Я ему говорю, мол, со складом соединять не надо, но, чтобы, как только крышка придет, мне сразу на мобильный перезвонили, и спрашиваю так вежливо: помнит ли он как-то там мой номер телефона. И тут слышу, голос какой-то там говорит: «Сань, да посылай ты его. Разлили уже». И тут у меня башню и снесло. Я не помню, что я ему говорил, но я орал так, что у меня у самого голова заболела. Я думаю, от слов моих Саша этот обделался по полной программе. Но в рожу дать надо, как-то так…
АЛЕКСЕЙ. Вась, хорош дурить. Езжай за Ленкой, времени мало.
АНАТОЛИЙ. Ладно, Вась. Поехал я.
«Плохо, когда твой напарник – идиот».
ЛЕНА. Мам, а зачем ты мне эту историю-то рассказала?
МАМА ЛЕНЫ. А затем Аленка, чтоб ты помнила, что Николай Угодник на самом деле существует, и защищает он Россию нашу и людей наших русских от врагов разных, от недругов. И если есть у тебя такая возможность, не ленись, сходи в церковь, помолись Николаю Угоднику. Он и тебя, если что случится, всегда защитит и спасет, как деда твоего… О, приехал твой Анатолий, сейчас точно бибикалку сломает. Ну, беги…
ЛЕНА. Мам, он не мой. Побегу я…
Картина на стене, как тень Большого взрыва, начала потихоньку, деликатно даже так, томно-паутинно создавать реальность комнаты, в которой двумя светящимися шарами плавали Ленка и ее мать. Паутина потянулась по бледно-желтым обоям с яркими, нереально враждебного красного цвета розами, в темноте просто преображающихся в страшных дымящихся чудовищ, немедленно готовых прыгнуть в комнату и устроить грозный пир. Дальше побежала она к черному, лакированному столу, который неуместно стоял в центре комнаты, как Черная дыра, засасывающая безвозвратно внутрь себя все, что рядом находится, проплывает, пролетает. Летящими прикосновениями-мазками оживляет она маленький старенький телевизор, накрытый небольшой ослепительно белой скатерочкой, отчего ранними утром и глубокой ночью походит он видом своим на ослепительно-юную невесту, идущую под венец. И, как бы ей этого ни не хотелось, приходится оживлять-реанимировать кособокий и страшный в своей кривобокости и неухоженности шкаф совершенно непонятного предназначения. Мазок – доска гладильная с утюгом, стаканом воды и грудой беспорядочно лежащего белья. Мазок – белый-белый потолок, люстра старомодная, пол деревянный, входная дверь железная. А в действительности на полу лежит изумительно сделанный ковер, на котором мастерски изображен бог Один. Но этого ковра никто из присутствующих в комнате не видит.
«Ты собак покормил?» – «Они умерли». – «Сдохли, что ли, собаки?» – «Мои – умерли».
ЛЕНА. Привет, Толик.
АНАТОЛИЙ. Привет, прекрасная, изумительная, восхитительная, обворожительная Елена. (Хочет ее поцеловать).
ЛЕНА. Толь, мы, по-моему, этап ухаживаний давно прошли, сейчас у нас этап следующий, называется – просто очень хорошие друзья. (Улыбается).
АНАТОЛИЙ. Ах, Ленка, как говорили в одном фильме – такая баба, и не моя. Ладно, проехали.
ЛЕНА. Толь, нам на улицу Мира 18. Знаешь, где это? Они там, в кафе около дома будут сидеть.
АНАТОЛИЙ. Знаю, знаю я этот кабак. И чего они туда поперлись? Сейчас придется отбивать их от стаи лысых уродов, ксивой махать, рожи бить…
ЛЕНА. Да знают нас там, кто мы… Не пристают уже давно… Поехали, Толь.
АНАТОЛИЙ. Поехали… Слушай, Лен, не ездила бы ты на день рожденье это. Ну, чего тебе там делать-то? Нахрюкаются все, песни орать начнут. Ну, чего за удовольствие так как-то…
ЛЕНА. Толь, ты же знаешь, я к Василичу не могу не пойти. Он мне как отец родной. Так помог, как отец-мать мне ни разу в жизни не помогали. Все для меня сделал. И ничего взамен не просит. Я знаю, все говорят, мол, трахает он меня, потому и помогает… Не было этого ни разу, Толь… Ни разу… А потом, там Петенька будет.
АНАТОЛИЙ. Ну чего вы, бл. дь, в этом Петеньке, бл. дь, нашли?! Ну, что у него там, медом что ли намазано?!
ЛЕНА. Толь, ты чего ругаешься?
АНАТОЛИЙ. Прости, Лен. Жирный, очкастый урод. К тому же бухает так, что мама родная… Я тут к нему по делам приезжал, так он за 20 минут при мне две бутылки портвейна выжрал. И это притом, что уже готовый был…
ЛЕНА. Это какие у тебя с Петей дела?
АНАТОЛИЙ. Не важно, Лен, не об этом я сейчас. Поэт, мать его. Читал я его писанину – не понятно ни хрена. Да и если б Василич денег не дал, хрен бы книжку его напечатали. Да и не продается эта хрень… вот гадом буду! Ну, кто это покупать будет? Ну, как-то все это… ну, как-то… Аленка, слушай. Выходи за меня замуж! Стой, не перебивай! Я понимаю там любовь, не любовь у тебя. Я, может, тебе и не сильно нравлюсь. Но я же нормальный мужик. Давай, поехали в Монако, тебе же город этот нравится. Бабки у меня есть, на всю жизнь тебя обеспечу, на руках носить буду. Только прямо сейчас. Уезжаем – и точка, я все сделаю, документы нам новые, завтра уже в раю будем на море Средиземном, на солнышке. Я сейчас билеты куплю и собираться не надо – там все купим…
ЛЕНА. (Перебивает). Толь, Толь… Все, хватит. Уже сто раз эту тему обсуждали. Закрыли раз и навсегда. (После паузы). Толенька. Ты… Да, хороший мужик, правильный… Непьющий, богатый. Но не люблю я тебя. Мы же договорились – как сестра и брат, помнишь? Пожалуйста. (Гладит его по плечу).
АНАТОЛИЙ. Да, да. Прости, прости, Лен… Но вот как-то последняя попытка. Монако ведь, знаешь, город этот… Я, когда его первый раз увидел рано утром, он мне напомнил… Не поверишь! Вот как будто я оказался в игре такой компьютерной – «Дюк—2». Ты играла ведь тоже когда-то раньше? Да? Я не знаю… Галлюцинация такая как-то… И ведь не пил… Народу на улице никого, только я. И вот мне кажется, что сейчас вылезут черти эти, бегемоты эти с ружьями, а мне их убить нечем. Без оружия я. И, тем не менее, не страшно ничуть. Хожу себе спокойно, по лифтам этим разъезжаю. Ну, ты была, знаешь. Петя твой ведь опять… А, ладно.
ЛЕНА. Нет, Толь. Сегодня все хорошо будет. Мне сон сегодня приснился. Хороший очень, пожалуй, даже лучший за всю мою жизнь. Будто идем мы с Петей по огромному-огромному полю. А оно поросло все одуванчиками золотыми такими. И солнце светит яркое-яркое. И не видно конца-края этому полю. А на душе такое счастье, такое… В общем, словами я это передать не могу. Все сегодня хорошо будет.
АНАТОЛИЙ. (Зло улыбается). Ну, если ты так считаешь, если уверена – тебе виднее. Надо же, такое счастье твоему Пете, такая женщина его любит. Только он-то, он-то – нет! Всех подруг твоих перетрахал! Знаешь ведь ты, да? Как ты такое можешь…
ЛЕНА. (Перебивает) Послушай! Он сам еще не догадывается, что любит меня, что я – его вторая половинка. Несчастная любовь у Пети трагическая в Москве случилась, сломала его, на дно опустила, душу всю вымотала. Видела я фотографию Любы этой. Красива… причем так, что даже я, девушка, понимаю, как за ней все мужики без исключения бегать должны. А Петя до этого случая отказа не знал.
АНАТОЛИЙ. Ты-то откуда знаешь?
ЛЕНА. Я с Петей много раз на эту тему разговаривала. Когда он сюда вернулся, я ведь практически выходила его…
АНАТОЛИЙ. Выходила? Он чего, еще хуже был, по ящику в день жрал что ли?
ЛЕНА. Да прекрати, не в этом дело… Он, понимаешь, жить совсем не хотел, сил у него не было дальше жить. Я вывела его из того состояния… Мертвого что ли, упаднического, безжизненного…
АНАТОЛИЙ. Сейчас живее всех живых, как Ленин, бл.! Портвейн, бабы, стихи издает, и еще работать не работает, и не хочет…
ЛЕНА. Стой, Толя! Приехали.
Внешний каркас серо-бездонного кафе с тихим названием «Приют» выглядел идеальной черной дырой, и не в цвете было дело, цвета, это банально-грязное заведение, было что ни на есть серого. Только как необъяснимо-грозная черная дыра засасывало оно всю энергию пятиэтажно-убогого окружающего места, вампирно так убивая все цветущее живое рядом, насколько могло дотянуться в злобе своей кровожадной. Все существа, живущие и бледнеющие по соседству с этой пропастью в нижние миры, всем сердцем хотели убежать отсюда без оглядки, но сил, энергии у них уже не было, и жили они в сладко-дрожащей истоме постоянного ежесекундного умирания. Посетителей же эта необъяснимая темная сущность тянула к себе невидимыми привязными нитями, тянущимися из центра дыры той щупально-паутинно по всему городу в поисках все новых и новых жертв. Посетители, однако, в отличие от живущих рядом людей, от посещения кафе этого наливались какой-то неестественно-пугающей красотой страшной и силой прямолинейно-строгой, хотя отличить их от обычного человека не представлялось никакой возможности. Внутри кафе-дыра «Приют» выглядело вызывающе-деревянным от пола до потолка, при этом столы и стулья были почему-то пластиковыми. Официанты пожилые, лысые, шествовали не торопясь и важно, медленно обслуживая гостей. Центральной же фигурой всего этого мистического места был неестественно-огромный бармен с бицепсами, готовыми в любую секунду разорвать футболку, нескладно одетую на него, на которой по совершенно непонятной причине было написано – «Сдвиг». Ленкины подруги сидели втроем за круглым столиком, не разговаривая и даже не глядя друг на друга, все с одинаково-красивым бессмысленным выражением лица, пили бесцветные, но очень вкусные и пьянящие коктейли, изготовленные барменом по ему одному ведомым рецептам. В кафе больше никого не было, что надо признать, показалось вошедшему в зал Анатолию очень странным, так как в это время народу должно уже набиться битком. Он подошел и что-то тихо сказал девушкам. Одна из них позвала официанта и неторопливо расплатилась по счету. Потом они все втроем автоматно-роботно поднялись и джинсово-футболочно гуськом пошли за Анатолием к выходу. Бармен злобной всё понимающей улыбкой проводил их до двери.
АНАТОЛИЙ. Давайте, девчонки, рассаживайтесь там, сзади. Поместитесь?
ЛЕНА. Они же худенькие девушки, спортсменки.
АНАТОЛИЙ. Кстати, Кать, Вик познакомили бы с подружкой вашей. Эх… как-то не дождешься. Тогда я сам. Как вас зовут? Почему я вас раньше в городе не видел?
ТАНЯ. Меня зовут Таня.
АНАТОЛИЙ. Очень приятно, Анатолий.
ТАНЯ. Мы с родителями из Кирова недавно в город приехали. Мой отец сейчас на заводе у Дворянского Игоря Васильевича главным технологом работает.
АНАТОЛИЙ. А. Понятно. Ну, бате твоему повезло. Всем известно, что Василич хорошо сотрудникам платит.
ВИКА. Толь! Какая у тебя новая машина классная! Давно купил?
АНАТОЛИЙ. Да нет, недавно… а чего – Гелентваген знаешь, по дешевке, трехлетний… чего не купить как-то…
КАТЯ. Анатолий Александрович! Возьми меня замуж, а? Я хорошая, красивая, любить тебя буду. А то такой богатый крупный мужчина пропадает в холостяках.
АНАТОЛИЙ. (Смущенно). Как-то… Не все это понимают. Хм…
ЛЕНА. Толенька. Все всё понимают, только сказать не могут красиво, как Катя. И вообще, девушки – они же все глупенькие (улыбается) … ну, кроме Кати, конечно.
ВИКА. Лен. А кто на дне рожденья будет?
ЛЕНА. А кто тебя конкретно интересует?
АНАТОЛИЙ. Петр Валентинович будет, Вик, в первых рядах. Ты ведь про него запойненького узнать хотела, да?
ВИКА. Нет, ну, я вообще… состав гостей. Там ребята, по-моему, из компьютерной фирмы…
АНАТОЛИЙ. Нет, я не понимаю. У нас, похоже, на весь город один жених. Девки, я не понимаю, чего за дела? Вик, ты-то чего в нем нашла?
ВИКА. Да я ничего. Он, не такой уж и жених… Чего ты…
КАТЯ. Анатолий Александрович. Есть у нас в городе еще один жених. Это ты. Я вот тебя люблю, прям со школы. А ты меня – нет…
КАТЯ, ЛЕНА, ВИКА. (Поют). «Не лю-бит. Не-хо-чет смот-ре-еть. О, как он кра-сив, про-кля-тый…»
АНАТОЛИЙ. Вы чего сдурели? Чего так громко орете? Я чуть в столб не врезался.
ЛЕНА. (Смеется). Толь, прости. Мы просто с девчонками одну песню уже двое суток поем.
АНАТОЛИЙ. Эту что ли?
ЛЕНА. Да. Я на комоде проигрыватель старый нашла и пластинок целую кучу. Они мамины оказались. Пугачева, Магомаев, Поющие Гитары. И я от нечего делать всю эту древность слушала у себя в комнате. Была среди них одна – По волнам… чего-то там. Она играла, когда девчонки ко мне зашли. На пластинке на этой все песни так себе, а это нам прямо в душу запала. Мы её выучили, и вот теперь поем к месту и не к месту.
АНАТОЛИЙ. Да. Вот у меня, к примеру, случай тоже один был. Это произошло, когда я только начинал здесь как-то работать. Вызвал меня мой начальник и приказывает найти двух перцев, чтоб я с ними встретился, потом сел к ним в машину, они меня к одному черту еще отвозят, я ему кое-что отдаю, кое-что забираю. Ну и все. Потом те двое меня отвозят. Я еду к начальнику и ему это кое-что как-то отдаю.
КАТЯ. Кое-что – это оружие, наркотики? (Смеется).
АНАТОЛИЙ. Да какая разница…
ЛЕНА. Нет Кать – это секс, наркотики, рок-н-ролл. (Смеется).
АНАТОЛИЙ. Я могу и не рассказывать…
ЛЕНА. Толь, всё прости, прости… Мы сейчас в каком-то перевозбужденном, веселом состоянии…
АНАТОЛИЙ. Ну и вот. Перезвонил я перцам. Они – черту. Встречаемся. Выходят два быка таких серьезных. Я им так и так. Все объяснил. Они говорят, типа, проблем нет, только мы тебе глаза завяжем, пока в машине ехать будем. Я говорю, что не было такого договора, и начальнику перезваниваю. Начальник говорит, мол, все ОК, не бойся, езжай с ними, все будет хорошо. Я как-то сажусь с ними в машину, они мне глаза завязали. И мы поехали. Беззвучно так едем. Они даже музыку не включили и сами друг с другом не разговаривают. Едем – только шуршание резины слышно. Страшно, даже жутко мне так стало, я им и говорю, мол, парни, вы хоть музыку включите, а то ехать скучно. Они мне, типа, не велено музыку включать, мы быстро очень ехать должны, а местность нам не знакомая, так что один как штурман за картой смотрит, а другой очень быстро, на предельной скорости машину ведет, а ты молчи лучше, расслабляйся, не мешай нам – сейчас через 10 минут приедем. После этих слов мне совсем не по себе стало, думаю, типа, ну, если через 10 минут не приедем, сам повязку сниму, а там разберемся. И стал до шестисот считать. На счете пятьсот восемьдесят шесть смотрю – приехали. Снимают с меня повязку. Выводят из автомобиля. Я выхожу, ноги разминаю, осматриваюсь. Передо мной особняк двухэтажный, с колонами, со львами мраморными у входа. Один из этих говорит, мол, иди, хозяин тебя прямо в зале ждет. А надо сказать, что было это в ноябре… или в марте… я точно не помню. Смеркалось уже. И вижу я перед домом огромного такого котяру черного, с блестящими глазами, который ими пристально так на меня смотрит, у меня аж мороз по коже. А на крыше сова или филин, тоже черный весь. Я им: «Парни, со мной кто пойдет?» Они: «Нет, не бойся, один иди». Я иду даже не в страхе, а в ужасе полном. Дверь открываю, захожу внутрь. Сидит мужик на троне – бородатый, с тросточкой, ногти – длиннющие, ухоженные. Вот знаете, как в фильме, я его на видике смотрел раньше, «Сердце демона» – там еще черта Аль Пачино сыграл. Вообще одно лицо. И рядом с ним пес… черный тоже. У меня ноги подкосились, и я прям перед ним от страха падаю. Он мне говорит: «Что, твою мать, страшно?» Я встаю быстро, говорю: «Нет, споткнулся». Он спрашивает: «Чего шеф не пришел?» Я говорю: «Не смог, дел полно, сами знаете – у милицейских начальников…» И тут пес этот поднимается, смотрит на меня в упор и рычать начинает. Я в полном ауте. Черт тогда мне и говорит: «Ну, давай мне кое-что». Я ему отдал. Он тогда мне конвертик подает. Начальнику отдай, мол. Я, не поворачиваясь, бегом начинаю к двери задом перемещаться. Он кричит: «Стой!» Я встал. «Еще раз особняк этот увидишь, через час после этого умрешь». Не открывая рта сказал, честное слово! В этот момент у меня сознание и выключилось, я плохо помню, как из зала выбежал, как в машину сел, как к начальнику пришел, передал конверт, а потом позвонил Васе, и мы с ним неделю бухали, я – от страха, он – за компанию. А за эту неделю мой начальник как раз помер от разрыва сердца как-то… Я потом, про этот особняк у всех спрашивал, искал, где он может находиться, описывал его – мне так никто ничего толком и не сказал – не знал никто о нем ничего.
ЛЕНА. Только не Аль Пачино, а Де Ниро.
АНАТОЛИЙ. Что?
ЛЕНА. В фильме «Сердце Ангела» Дьявола играет Роберт Де Ниро.
АНАТОЛИЙ. (После паузы). Подарок купили?
ЛЕНА. Нет. Василич сказал, что сегодня без подарков. Я ему, когда звонила, поздравляла, он еще раз напомнил об этом.
АНАТОЛИЙ. А я купил.
ЛЕНА. Толь, ну, навел тоску своим рассказом. Может, музыку поставишь?
АНАТОЛИЙ. Да нет проблем. Только у меня кроме Круга в машине ничего нет.
ЛЕНА. Давай, ставь Круга.
Машина все дальше и дальше по дороге в лес удалялась, концентрируясь на Круге, концентрическими кругами к месту-центру кругов жизненных смертью влекомая неодолимо. Тоскливо-черное вечное небо звездное, абсолютно безоблачно тем не менее, взирало на это, никакими чувствами не обремененное. Все пространство (земля, небо, звезды) пронизано было нитями дрожащими непостижимого мига вечности, птицами и прочими невидимыми сущностями разносимого в разные стороны. Лес темный сказочно-страшный принимал все эти тайны безмолвно и безразлично к судьбам людей, которые пропадали непонятно куда из-за тайн этих неизвестных никому с самого дня рождения этого тысячелетнего леса. Стояла абсолютная тишина, изредка прерываемая хлопаньем, уханьем и треском, звук от которых, похоже, приходил за десятки километров от центра тишины этой.
АРЧИ. (Телепатически Шону). Слишком просто.
ШОН. (Телепатически Арчи). Что?
АРЧИ. (Дальше весь разговор до прихода Алексея происходит телепатически). Я чувствую. Такого не может быть.
ШОН. Что случилось?
АРЧИ. Голос Паука постоянно в моем мозгу говорит, что это будет очень непросто!
ШОН. О чем ты говоришь? Мы еще ничего не сделали. Все впереди.
АРЧИ. Я очень беспокоюсь. Слишком легко. Нас ждет неприятный сюрприз.
ШОН. Прекрати паниковать. Все будет хорошо. Мы все сделаем так, как необходимо.
АРЧИ. Да, я знаю. Ничто не может остановить нас. Просто нет такой силы в мире. Но я не могу понять одного. Почему после убийства никчемных людишек изменится мир?
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке