2

Уборка шла вторую неделю. Начали не спеша, немного загодя, без гонки и особой надежды на высокие результаты. Люди давно привыкли работать кое-как, словно исполняли надоевшую повинность, придуманную лишь затем, чтобы их помучить, на что-то растратить их силы. Пахали, высевали, а теперь вот велели им убирать это ненужное зерно, и они принялись его убирать. Отдачи от своего труда мало в чем видели, да и то – разве что наполнить пшеницей лари у себя в кладовке на корм животине и на черный день, или удастся перемолоть, отвезти в город и продать там на рынке десятка два-три кулей муки. Те же центнеры, что везли с полей райцентровские грузовики, исчезали бесследно – шли на погашение каких-то огромных, непереводящихся, вновь и вновь возникающих долгов; расчет происходил никому не понятными безналичками, обидным бартером: импортное мыло, пластиковые ведра, чулки, сгущенное молоко.

Георгий Михайлович Балташов – бывший председатель колхоза «Светлый путь», а ныне директор так называемого акционерного общества «Захолмье», человек пожилой, но еще не старый, хотя и руководит своим селом и хозяйством без малого двадцать лет. Во времена всеобщих перевыборов, перемен и отстранений его оставили председательствовать, так как другого человека не нашли, да и никто особенно не претендовал. В дореформенные годы Балташов вел дела неплохо, колхоз был не то чтобы образцовым, но и не в числе отстающих, и случалось – на стене за председательским креслом висело переходящее знамя. И теперь «Захолмье» в общем-то, по сравнению с другими многими хозяйствами, держится на плаву: есть еще кой-какая техника, правдами-неправдами добывается горючее, запчасти, строительный материал. Магазин, клуб, детсад, школа, почта функционируют, хотя каждый пустяк стал нынче трудноразрешимой, почти катастрофической проблемой. Район мало чем, да если подумать – ничем не помогает, сам еле сводит концы, и Георгий Михайлович, более по привычке быть руководителем, хозяином, отцом и заступником для односельчан, бьется, мечется, заключает договоры, выискивает пути, как изловчиться, чтоб вовсе не захирело его Захолмово. Вот обвалился мост через речку Муранку, а для восстановления нужны по нынешним временам затраты баснословные. Райцентру же вроде бы все равно – есть этот мост или нет; пришлось Балташову стучаться во все двери, от дорожной мастерской до губернатора края. Восстановили кое-как. Или чтобы продукты для сельмага исправно возили, или об отмене решения сделать школу не средней, а девятилетней, и так далее.

Председательский «УАЗ» давно превратился в кучу ржавого лома; Балташов ездил в райцентр Тубинск на попутках хлопотать о том, чтобы его Захолмово и ближние деревеньки хоть как-то имели связь с внешним миром. Чего стоило только добиться у начальника автовокзала (а для этого пришлось обойти с десяток вышестоящих начальников, чтоб рейс «Тубинск – Захолмово» остался, а не был сокращен, как большинство других, связывающих город с окрестными селами. И вот теперь снова пять раз в неделю утром и вечером подкатывал к захолмовскому магазину пустой по большей части «пазик» и уезжал тоже пустым, зато жители чувствовали, что, если захотят (были бы на билет деньги), могут спокойно сесть в этот автобус и через сорок минут оказаться в Тубинске. То же моральное успокоение имели люди от прибытия продуктовых машин с консервами, печеньем, фруктами, сосисками в вакуумных упаковках…

Захолмово достаточно большое село, около тысячи жителей, но на первый взгляд почти необитаемое, оставленное людьми. Заборы и постройки гнилые и черные, полуразвалившиеся. Местная пилорама в порядке, да что толку? – у людей нет денег, чтоб заказать досок, бруса, а в долг уже не обслуживают, почти на всех долги огромные и безнадежные. У водонапорной башни силенок хватает поднять воду только себе, до колонок она уже не доходит, жители таскают ее на коромыслах, возят во флягах, прикрепленных к тележкам; чтобы огород разбить – и думать нечего, картошку садят да неприхотливый, живучий лук-батун. Счастливчик, у кого в ограде колодец вырыт… Клуб работает только в теплое время года, так как по халатности сторожей-истопников в позапрошлую зиму котел разморозился, трубы полопались, а отремонтировать, новый котел установить – нужны деньги, и деньги немалые. В конце концов Балташов сумму собрал, заказал котел, но что-то не везут его.

Идут деньги на самое необходимое: на оплату работникам (всё, кроме почты и участкового, – школа, детсад, фельдшерско-акушерский пункт, клуб – находится в составе самого акционерного общества, центральное руководство, вроде районо, при просьбах о поддержке намекает, что не против и вовсе прикрыть ту же школу); на закупку горючего для техники, угля (при здешних морозах за минус сорок дровами не отопишься, не считая, конечно, старинных избушек, тесных, низких, из добротных листвяжных бревен). Да и вообще, с тех пор как стало Захолмово как бы отдельным мирком, появилась масса все новых и новых, ранее находившихся в ведении района, края, забот, требующих к себе внимания и выкачивающих все имеющиеся финансы. А добывались деньги любыми путями, вплоть до просто смехотворных. В приемный пункт, например (Георгий Михайлович добился, чтобы он продолжал существовать и принимать от акционерного общества различную продукцию, и именно от общества, а не от частных лиц, так как при этом все же в казну «Захолмья» капали какие-то крохи-проценты), сдавали соленые грибы, бруснику, шкуры, мед, сушеный тысячелистник и еще много чего, но по ничтожной, конечно, цене. Была при обществе пасека на сто ульев, многогектарное поле капусты; ими торговали в городе на рынке. Картошку продавали бизнесменам, отправляющим ее на Север – в Норильск и Дудинку, и это приносило довольно солидные деньги, этим в основном и жили захолмовцы с осени до осени.

Но все же центральным считалось хлеборобство, и вот оно-то многие годы, если и не приносило прямых убытков, но и не давало ощутимой прибыли. Хотя земля добрая, жирная, а всегда в самый неподходящий момент находились причины, портящие всё, сводящие труд людей на нет…

Было время, колхоз «Светлый путь» объединял четыре населенных пункта: само Захолмово, немного меньшее по числу жителей Листвягово и маленькие, дворов по двадцать пять – тридцать, деревеньки Бугутар и Сухое Озеро.

Листвягово (это километрах в двадцати от Захолмова) лет восемь назад откололось от колхоза, почти половина семей, разделив листвяговские поля, занялась фермерством, другие же промышляли от близкой тайги или упирались на своих подворьях. Фермеры вскоре прогорели все до одного, поля стали дичать, заросли полынью, по ним бродили, уныло позвякивая колокольцами, коровы, топтались отары овец… Сухое Озеро крепко держалось колхозного центра, благо и расположено близко, в семи километрах, а вот деревушка Бугутар совсем вымерла, население перебралось в Захолмово и другие села, перевезло свои срубы, и теперь от Бугутара только и осталось, что несколько ветхих домишек, полуповаленные прясла, замшелые сараюшки; доживают в Бугутаре четыре старухи и два старика, раз в месяц приходят они в Захолмово, получают на почте пенсию, уносят в мешках кой-какие продукты.

Население Захолмова больше чем наполовину состоит из людей пожилых, пенсионеров и инвалидов. Молодежи мало. Многие после школы и армии отправляются, как и прошлые поколения, искать места в городах, некоторые, помотавшись, возвращаются. Парни часто попадают на отсидку, гибнут в драках, по пьянке. Зимой село вовсе кажется безлюдным, все прячутся в избах, живут как кроты в норах. Злой ветер гоняет по улицам сухой колючий снег, трещат от мороза сосны. Зато летом здесь благодать. Съезжаются родные, дачники, туристы, много становится подростков, ребятишек. В клубе тогда каждый вечер устраивают танцы на полночи, а потом до зари слышатся песни, которые горланит, гуляя по селу, молодняк. На берегу пруда в летние дни настоящий Крым – песчаный пляжик весь усыпан загорающими… Эта веселая отпускная жизнь мало распространяется на местных. У них свои ежедневные хлопоты, трудности, мысли о не сулящем ничего особо хорошего будущем.