Гл.3. Жульничество

«Уличное прозвище моего деда – «Грязная рыба». Он член банды «Старые перцы» и гоняет на турбированном трансформе, который больше похож на машину-убийцу, чем на инвалидное кресло. Дедушка весь покрыт татуировками, первую из которых он сделал на свое семидесятилетие. За последний год у него пять приводов в милицию, что на два привода меньше, чем в прошлом году. Я очень хочу быть похожим на деда, но папа говорит, что сначала нужно ума набраться, а глупостями можно заниматься на пенсии. Скорей бы! Я уже определил себе в стариковскую группу. Это «Ржавые одры». Просто балдею от их четырехколесных драндулетов в горчичных цветах».

Одно из сочинений школьного конкурса на тему: «За что мы уважаем старших».

Шпырь напутствовал:

– Недельки три они обычно дают нашему брату погулять. Ну, а потом начинают палить по-настоящему. Тут, как в прятках. Само собой, никто не сдается подобру-поздорову, но, надо отдать им должное – смышленые гады, вычисляют быстро. Пока никому не удавалось продержаться больше месяца. Мастер-прохиндей Жуча отлеживался на одном из хуторов, разведенку нашел себе сговорчивую, да все без толку – через двадцать восемь дней стражники на него вышли. «Урла» надеется на тебя, кореш. Ты должен превзойти рекорд Жучи и утереть всем нос. Не киксанешь? Хватит в тебе духана, чтобы обставить милицию Умников?

– Я приветствую такую возможность, ваше непотребство, – твердо ответил Ханур.

– И еще… Помни о своей миссии! Не подведи.

– Справлюсь.

Щука и стадо сухопутных карасей. Раз в год кордоны стражи, которые окружали Глиняные поля вокруг города Лгунов, расступались, чтобы пропустить одного изгоя цивилизации обратно в ее лоно. На время. Отсчет начинался через двадцать один день. Своеобразная тренировка для силовых структур превратилась в азартнейшую игру – кто кого. Само собой, ушлые лягаши все время брали верх, иначе бы правила сменили. Лгун, попавший в среду беззащитных от его обмана жителей Звездочки, являлся этакой дозированной прививкой скверны. Люди не должны были забывать, что в мире существуют вруны и нечестные дельцы, разводилы и кидалы. Для этого одна хитрая щука раз в год заплывала в заводь простодушных карасей. А потом щуку отлавливали и помещали в инкубатор к прочим зубастым сородичам.

Счастливчик, которому отдавали на трехнедельное разграбление целую страну, определялся в городе Лгунов лотереей. Само собой, количество махинаций с ней зашкаливало за все разумные пределы. Билеты подделывались, жюри подкупалось, один раз община «Шуры-Муры» ухитрилась даже «зарядить» барабан, в котором крутили розыгрыш. А сами лотерейки в течение года, до тиража, ходили в городе Лгунов наравне с деньгами, бакшишами. Их обменивали на продукты, давали в залог, ставили на кон в злых азартных играх. Потому что билеты Фартового расклада очень ценились. Каждый житель города Лгунов мечтал стать его победителем, вынырнуть в большой мир, как следует оттянуться, а может даже дать стрекача от стражи города Умников и раствориться на просторах Звездочки. Два года «Урла» шла к триумфу. Ее бойцы выцепляли билеты из любых положений, где можно было их выудить и волокли к Шпырю. В анналы истории города Лгунов наверняка войдет история, когда лотерейки предлагалось обменивать на пенсионные сертификаты сразу всех разбойных сообществ. Жульничество вскрылось и у лидера «Урлы» случились кратковременные разногласия с коллегами, которые Шпырь урегулировал в присущей ему элегантной и рассудительной манере. Он заявил, что во все времена правительства обманывали народ с пенсиями. Они выманивали у жителей накопительные части, под надуманными предлогами повышали срок выхода на пенсию, а то что оставалось, бессовестно истребляли инфляцией и при это умудрялись пребывать в роли радетелей нужд человеческих (по мнению обворованного народа, конечно). Так неужели разбойные сообщества, исторически противостоящие любой системе слабее в плане выдумки? Тем более что облапошивали они не беззащитных обывателей, а своих собратьев – мошенников? В общем, всем обманутым пришлось утереться пенсионными удостоверениями, а остальным – тем, чем обходились обычно.

Перед прошлогодним тиражом атаман общины пересчитал улов – оказалось мало. Пришлось раскинуть их по другим группировкам в обмен на купоны следующего розыгрыша. И продолжить накопление. Так что успех Ханура был плодом напряженного труда многих его собратьев. Почему Ханур? Личная фартовость тут была не причем, как рост и прочая антропометрия. Кандидатуру делегировали почти что по философскому принципу. Победила, как и должно статься – легкая походочка избранника.

– Что в нашем деле главное? – рассуждал Шпырь. – Понт. Понт, ребята, всему голова. Он дороже злата и слаще говядины. Свои дела обтяпывать нужно с хорошим настроением, играючи. И не с такими печальными буркалами, как у Проныра. После удачной работы тебя не поздравить, а пожалеть хочется. Ну, чисто, бык-трелевочник опосля случки. Все счастье у него уже в прошлом. Вот, глянь на Ханурика. У этого не поймешь – то ли на дело собрался, то ли на пустырь, цветочки нюхать. Помнишь, как он в приемной блатмейстера секретаршу за грудь прихватил, да еще два раза? Серчишко у него, дескать, остановилось и глазах образовалась тьма непроглядная. Попробовал бы ты, Проныр, отколоть такую штуку – получил бы в рыло так, что мое почтение. А у Ханура, ничего, обошлось, отделался легким подзатыльником. Да и то от ее пузатого начальника, когда тот неожиданно выскочил в приемную за дыроколом. Ну и что – рыжий и приметный! Козырная масть – делу не помеха, с мастью порешать можно.

Вот Ханур и решал.

– Верх оставьте. А с боков покороче, пожалуйста, – попросил он цирюльника, сухонького мужичка лет пятидесяти с идеальным пробором на вытянутой, как ружейная пуля голове.

Водянистые глаза определенной степени испитости выделялись на дочерна загорелом лице маэстро ножниц и помазка, что было весьма экзотично при его кабинетной профессии. Но, несмотря на явное пристрастие к зеленому змию, за инструмент он держался твердо и патлы Ханура кромсал со знанием дела.

– Насчет цвета не передумали? Право жаль красить портить такую необычную шевелюру.

– Жениной маме не нравится.

– А-а-а, тогда оно конечно, – уважительно отозвался парикмахер, а сам подумал: «Какое, однако, трогательное отношение к супружним родственникам. И чего на нынешнюю молодежь наговаривают? Дескать, никого, кроме себя они в грош не ставят. С таким славным малым и чарку-другую испить, наверное, приятственно».

Мастер сам испытывал немалое влияние со стороны тещи, которую вынужден был безмерно уважать. Еще он боготворил жену, а одеваться любил строго, но в костюме походил на благообразного вурдалака.

Ханур беспокойно повертел головой, на что предупредительный мастер ослабил на шее клиента накрахмаленное косынку. На самом деле жилистое горло мошенника не испытывало никаких неудобств, в его легкие кислород поступал мощной струей. Он искал, за что зацепиться взгляду, какой-нибудь предмет, который вызовет в голове прилив творческого энтузиазма. И нашел. На стене напротив входа гордо висела фотография. Сам цирюльник в черном макинтоше с улыбкой на довольном лице и зубастой рыбиной в руках. Ханур ткнул в направлении снимка пальцем и спросил тоном знатока (в рыбной ловле он, разумеется, не понимал ни бельмеса, просто нахватался словечек):

– На живца брали?

Физиономия парикмахера расплылась в улыбке точь-в-точь, как на фотопортрете:

– На блесну. Два раза била, но не засекалась. А на третью проводку ка-а-ак рванет…

– Такие экземпляры только на затонах водятся.

Наудачу ляпнул Ханур. Ни о каких затонах он и понятия не имел.

– Не поверишь – под самой плотиной поймал, – еще больше воодушевился цирюльник. Пока магистр стрижек и бритья снабжал Ханура массой полезной информации от времени года, когда произошло сие знаменательное событие до веса щуки и формы блесны, в голове бойца общины «Урла» вызрел ослепительно простой план финансового подъема. А началось все с того, что Ханур просто искал способ вывернуться, чтобы не платить за услуги мастера.

Если улыбка цирюльника осветила заведение веселым зайчиком, то от ответной улыбки клиента в парикмахерской распустились розы и беззаботно защебетали птички.

– Первый раз вижу такого везучего человека, – с глубоким чувством произнес Ханур. – Это надо же! Постричь и побрить устроителя рыболовных соревнований за день до их начала. Когда уже почти все места заняты. Как совпало! Тут поневоле уверуешь в судьбу.

– Соревнования? – пролепетал сбитый с толку маэстро.

– Конечно. Однодневные. Первый приз – сто векшей. И памятный мемориал в подарок. На стене, слева от фотографии, как раз место под него. Отправляемся завтра от речного вокзала в шесть. Попрошу не опаздывать. Корабль ждать не будет. Всем участникам быть за десять минут, чтобы пройти регистрацию на турнир.

– Да я бы с радостью, но у меня рабочий день, – вздохнул парикмахер. – Клиенты записаны.

– Знаете, эээ, как вас по батюшке? Просто Иннокентий? Так вот Иннокентий, с судьбой шутить нельзя, а с удачей тем более. Раз пропустишь – обидится и на всю жизнь отвернется. Я тебе ответственно это заявляю, – предрек Ханур с таким апломбом, словно состоял у госпожи Судьбы в личных распорядителях. – Негоже от собственного шанса отворачиваться. Ах, какая будет красота! Река, солнце, кружечка холодненького пивка. Да не одна! Погода, разговоры приятные, вокруг чешуя… Кр-расота!!!

На лице цирюльника сменился целый калейдоскоп чувств. Любимое занятие, пиво, соревнование, веселая компания с одной стороны, но с другой…

– Жена моя, Гликерия, не одобряет рыбалку, – уныло промолвил он. – А мама ее еще более того.

Еще бы они одобряли, когда мужчина возвращается каждый раз домой в таком виде, словно его самого использовали для наживки! Да и рыба уже надоела во всех видах. А идти продавать на базар никто не хочет.

– Не сомневайся, сделаем тебе официальный документ от управы. Для Гликерии лично. Дескать, такой-то Иннокентий был официально привлечен для общегородского мероприятия. Сам распишусь на нем, по-братски.

– Правда?!

– От души, старик.

– В какое время отходим? – выдохнул парикмахер через мучительную лишь для него самого паузу.

– Возле касс будет объявление о месте сбора. Внимательно его изучите, – переходя на официальный тон, важно заявил Ханур. – Сколько стоит стрижка и покраска? Девять векшей? Хорошо, в зачет пойдет. С вас еще шестнадцать векшей регистрационного сбора. Сделал бы скидку такому счастливчику, да не могу. Нет, не могу, – горько вздохнул жулик. – Будет несправедливо по отношению к остальным. Все в равных условиях. Спортивный принцип!

– Да что там, я все понимаю, конечно, оно того самое, – парикмахер засуетился, выискивая по карманам деньги.

– После, после, – Ханур барственно остановил его руку. – Сначала закончите работу. Во всем должен быть соблюден порядок.

К моменту, когда он стараниями азартного рыболова Иннокентия превратился из броского рыжего парня в заурядного шатена, в мозгу Ханура уже выкристаллизовался план акции. Для начала следовало срочно обзавестись картой Пушина. Это он с вокзалом и кассами очень удачно в масть попал, потому что на тот момент не имел даже отдаленного понятия, есть ли они вообще и где находятся. Ханур с блеском исполнил задуманное у ближайшего газетчика на углу и произвел рекогносцировку на местности. Теперь ему следовало выстроить гипотенузу своих шагов в речной порт, чтобы спешно зафрахтовать корабль. Тут, как это часто бывает у блестящих планов, выползли неразрешимые проблемы. Во-первых, практически все речные электроходы находились в рейсах, и на причале торчало лишь два судна, одно из которых, судя по стойкому запаху навоза, перевозило животину, причем конкретно свиней. Во-вторых, капитан единственного подходящего кораблика наотрез отказался становиться ареной рыболовных страстей, потому что назавтра уже был арендован компанией лудильщиков по случаю их профессионального праздника. Не помогли ни щедрые посулы, ни радужные перспектива экономии аккумуляторов, поскольку планировалось почти все время стоять на якоре. Аргументы Ханура горохом отскакивали от монолитной стены упрямства речника.

У шкипера щетина напоминала блестящую черную проволоку. А росла она по всему лицу, исключая лишь глаза и медно-красный хобот, который заменял капитану нос. То ли из-за крайней мохнатости, либо по причине никак с ней не связанной, судоводитель категорически не желал идти на компромиссы.

– Рыбьей слизью мне всю палубу изгваздают! – махал он руками. – А на батареи мне плевать, мне их свободно солнце заряжает, так что ходом или стоймя – это без разницы. Да и лудильщикам я что буду говорить? Обратку давать, когда по рукам ударили? Нет, мил человек, ты поищи кого другого.

Пришлось Хануру извлекать из рукава последний козырь. Потрясая непонятного происхождения листком (в кармане завалялся) он заявил, что соревнование санкционировано управой и оно есть официальное мероприятие, а посильное участие в делах управы является обязанностью и священным долгом каждого сознательного гражданина.

– Вот сам посуди – сегодня ты отказался, а завтра никто не захочет мусор убирать. И за порядком следить будет некому. Произрастет воровство и всеобщее падение нравов. Так получается? Как можно благое дело равнять с профессиональной пьянкой твоих окаянных жестянщиков?!

– Лудильщиков.

– Еще хуже! Понимать должен. Его привлекают, платят изрядно, а он нос воротит от власти. Несознательный ты элемент. Надо комиссию на тебя наслать.

Под гнетом начальственных аргументов строптивость капитана пошла зыбью и затрещала по швам. Власть никто не любит, но мало людей желают иметь с ней открытый конфликт. А незнакомый человек, с выгоревшими на солнце бровями, вел себя с наглостью незначительного чиновника… Вон, даже представиться не удосужился!

– Эту канитель, небось, городской голова затеял? – бурчал шкипер, подаваясь на попятный. – Вечно ему неймется. То подписи собирают, теперь рыбалкой всех испугать удумал. Выбрали себе на голову. Не человек, а изжога.