Ощущение, словно гигантская оса каменноугольного периода, палеозойской эры, ужалила изнутри в область солнечного сплетения, пришло также неожиданно, как и появившаяся в следующую секунду, красноватого оттенка, полосатая конечность. Зеброобразный придаток, как хвост извивающейся змеи, хлыстал по стенам и окружающей дорогостоящей утвари. Те места, куда попадали хлесткие удары, светящегося красноватым неоном, изворачивающегося придатка, оставались глубокие трещины, ребристые выемки, а в некоторых местах и вовсе разломанные куски мебели из редких пород деревьев.

Под интенсивные движения взбесившейся конечности, тело Барни хаотично тряслось, а порой даже подпрыгивало. Не в силах пошевелиться, он мог только осознавать страшное, случившееся с ним, событие. Теперь он страстно желал своей смерти, не стремясь к спасению, потому что такового уже не могло и быть вовсе. Мучения ученого закончились в тот самый момент, когда гигантских размеров монстр, которому принадлежала конечность, разорвав на части торс человека, вырвался наружу.

Спустя всего полчаса неестественных размеров паук, поужинав останками Барни, в холке достигал уже, по меньшей мере, сто пятьдесят сантиметров, а в длину, и того больше. При всем притом он еще являлся только подростком, а не взрослой особью.

Если говорить о физиологии насекомого, то первым делом внимание привлекала пара крупных бивнеобразных челюстей, нещадно разрывающих все еще теплую плоть ученого. Мощная головогрудь членистоногого мутанта была покрыта хитиновой броней, все того же – ядовито-красного цвета, а в центре, большим пятном рисовался вычурный незамысловатый рисунок, желтого свечения. По обе стороны головогруди в совокупности торчали, что характерно, восемь неимоверно длинных члеников, наверняка, служивших пауку не только для перемещения, но и для убийства добычи во время, несомненно, кровожадной охоты.

В заключение всего прочего, тело паука заканчивалось массивным, яйцевидным, красным брюшком, на конце – немного загнутым вверх, а перед загибающейся частью размещался круглый, скорее всего детородный нарост. От основания брюшка и вплоть до детородного нароста тянулась пара дугообразных, единожды прерывистых, линий, все того же желтого свечения, а между ними виднелись шесть, перпендикулярных друг другу, точек.

За окном, наводнившие ночное небо, хмурые облака извергли из своих недр скопившуюся там влагу, и на человеческий мегаполис обрушился проливной дождь. Капли шумно забили по прямоугольному стеклу, превращая его бывшую прозрачность в мутную поверхность и лишь видневшийся вдалеке свет неоновых реклам, переливался в обильных струйках, хаотично скатывающихся вниз.

Поднявшись на лифте, а затем, следуя по красной ковровой дорожке, вдоль коридора восьмого этажа, Питер, остановившись напротив двери комнаты, в которой проживал постоялец по фамилии Твигл, поднял руку, но прежде чем постучать, нерешительно замер. Дворецкий, почувствовав, доносившийся из комнаты, отвратительный аромат дохлой крысы, слегка заволновался.

Трижды постучав в дверь, Питер произнес:

– Мистер Твигл, у вас все в порядке? – Ответа не последовало, и тогда дворецкий спросил: – Сэр, может вам что-то нужно? – Вновь тишина. – У меня есть ключ, – взволнованно прохрипел старик. – Можно мне войти? – Как и прежде, никакого ответа не прозвучало.

Питер, сняв с ремня связку многочисленных ключей, воспользовался одним из них. Когда замочный механизм щелкнул, возвестив о том, что дверь открыта, дворецкий, дабы не застать постояльца врасплох, вошел в комнату спиной вперед. Заперев за собой дверь, он, заслышав позади себя подозрительное шуршание, внимательно прислушался.

В комнате царил полумрак, казалось, было практически темно, но что-то все ж источало скудный свет из-за спины дворецкого. Питер подумал про включенный торшер.

– Сэр, Вы здесь?.. – прежде чем повернуться осведомился Питер. Шумно глотнув, он не спеша обернулся.

Сказать, что зрелище было не из приятных – ничего не сказать!

Дворецкий, широко выпучив глаза и крепко прижав руки к груди, отшатнулся, при этом он, что было сил, уперся спиной в дверь. Круглая позолоченная ручка здорово врезалась ему в поясницу. Питер открыл рот, чтобы закричать. Нет, не от боли – от страха, перед ужасным монстром, который неподвижно стоял посередине комнаты в окружении обломков разрушенной мебели.

Когда дворецкий повернулся боком, чтобы было удобно дотянуться до дверной ручки – громадный, красный паук протянул одну из своих удлиненных конечностей к дрожащему от страха человеку.

– Боже мой, нет… – воскликнул Питер, чувствуя, как красный, полосатый членик грубо уперся в его спину.

Случайно уронив связку ключей, старик, поспешив подобрать ее, быстро присел. В тот же миг второй придаток нанес резкий прямой удар, как раз в то место, где еще секунду назад находилась грудная клетка Питера.

Похоже, что паук еще не успел получить достаточно практических навыков при ловле своей добычи, именно поэтому и промахнулся.

Вынув кончик придатка из, пробитой насквозь, входной двери, паук, злобно щелкнув челюстями, прижал дворецкого к полу, а дрогой конечностью попытался прицелиться в область грудной клетки вырывающегося старика. Вновь дворецкий оказался проворней неопытного монстра и, ловко вывернувшись, освободился от сильной конечности, прижимающей его к полу.

Не поднимаясь с колен, Питер быстро протопал к ванной комнате и, оказавшись внутри, поспешил запереться. Защелкнув механизм, дворецкий, поднявшись на ноги, отпрянул от двери и уселся на бортик ванны. Он тяжело дышал, к тому же, в его возрасте, при подобной ситуации, можно было без особого труда заполучить инфаркт, но к счастью, сердце старика оказалось достаточно выносливым, чтобы выдержать столь невероятное психологическое потрясение.

Дворецкий, на мгновение, задержав шумное дыхание, внимательно прислушался. Непродолжительная тишина сменилась настораживающим шуршанием с противоположной стороны двери. Паук не хотел сдаваться. Не желая отпускать первую свою живую добычу, он принялся изучать преграду.

Продолжающееся уже в течение нескольких минут не затихающее шуршание – сменилось устрашающим древесным хрустом. Питер, немного отдышавшись, практически на ощупь, подошел к душевой пластиковой кабине и, нащупав выемку, открыл небольшой проход. Закрывшись внутри, он, свернувшись калачиком, тихонько улегся на гладкую поверхность.

Наконец, потрескавшаяся деревянная дверь ванной комнаты не выдержала натиска охотника, ее петли, натужно поскрипывая, вышли из своих пазов, и с продолжительным хрустом вся недолговечная конструкция рухнула на изысканный гранитный пол.

Проникнув внутрь, паук занял практически все свободное пространство ванной комнаты. Он замер, и в течение какого-то времени то ли прислушивался, то ли принюхивался, ну, в общем, пытался отыскать старика – присущими себе, специфическими органами чувств.

Тем временем сам Питер, лежа на дне душевой кабины, поджав нижнюю губу, пытался сдерживать накатывающий, одна другой выше, волнами страх. Интенсивность дыхания тоже пока что была под его контролем. Он дышал очень тихо и медленно, стараясь не выдать своего места нахождения. Но единственное, что наверняка спасло бы Питера – это остановка собственного сердцебиения. Именно его и почувствовал паук в стандартном «пластиковом контейнере» душевой кабины.

Одним единственным взмахом полосатого придатка, членистоногий монстр разнес целостную структуру кабины на индивидуальные фрагменты. Некоторые, из более крупных кусков, накрыли распластавшегося внутри Питера. Прицелившись в сформировавшийся из пластмассы бугорок, паук резким рывком вонзил свой придаток в его центр.

Немыслимо, но фортуна вновь оказалась на стороне дворецкого, хотя она и была недолговременной. Пока монстр пытался освободить из душевой ванны застрявшую конечность, Питер быстро выбрался из-под пластикового завала и попытался убежать, но на выходе из ванной комнаты челюсти паука оказались слишком близко к человеку.

Паук, клацнув мощными челюстями, в одно мгновение перекусил хрупкое человеческое тело надвое, а затем освободившимся придатком пробил грудь старика снайперски точным попаданием в область сердца. Дворецкий умер мгновенно.

Людвиг – консьерж, работая с компьютером за своей персональной стойкой, как раз вносил данные очередного заказа на лимузин, как вдруг, неожиданно прозвучавший, звонок телефона отвлек его сконцентрированное внимание.

– Консьерж восьмого этажа – слушает! – выразительно произнес он.

В ответ прозвучал взволнованный голос женщины преклонного возраста:

– Извините, меня зовут Мередит Сваленс. Я услышала странный шум и когда выглянула в коридор, то поняла, что не ошиблась. Случилось что-то страшное.

Слова пожилой женщины не вызвали у Людвига волнительных мыслей, так как он уже неоднократно слышал подобные заявления. Вообще он считал, что богатые люди воспринимают все слишком эмоционально.

– Объясните, пожалуйста, что именно вызвало у вас подобное подозрение? – Людвиг, ожидая ответа, уже предвкушал, как будет рассказывать бредни старой миллионерши своим друзьям и родственникам.

– Я наверняка не могу утверждать от чего именно но, похоже, что от выстрела, а может быть, еще отчего-то подобного, в дверях, напротив моего номера, зияет огромная дырка.

От подобного заявления, консьерж чуть было не прыснул слюной.

– Не выходите из своего номера, я сейчас буду… – быстро проговорил он и, положив трубку телефона, подозвал двух охранников.

Консьерж, в сопровождении пары охранников в полицейской форме, прибыл к указанному месту. В подтверждение словам богатой старушки, в двери номера, в котором проживал, недавно въехавший, мистер Твигл, находилось, выбитое наружу, рваное отверстие – практически овальной формы.

– Что за чертовщина?! – произнес Людвиг, заинтригованно рассматривая брешь.

Охранники недоуменно переглянулись.

Любопытный консьерж прощупал края отверстия и почувствовал, как из комнаты дует легкий прохладный ветерок. Отдавая дань любезности, Людвиг постучал.

– Мистер Твигл? – Дернув за ручку, он убедился, что дверь заперта на ключ. Тогда консьерж повернулся к противоположной двери и постучал в нее. – Миссис Сваленс? – Входную дверь открыла миловидная старушка с выкрашенными в гранатовый цвет волосами. Глядя на ее лицо, становилось ясно, что женщина перенесла уже около трех пластических операций и немного походила на китаянку.

– Можно воспользоваться телефоном в вашем номере? – поинтересовался Людвиг.

– Конечно, конечно, проходите! – добродушно произнесла Мередит, в душе радуясь тому, что может как-то помочь прояснить ситуацию. Охранники остались снаружи, а когда Людвиг подошел к телефону и взял трубку, она спросила: – А вы уже выяснили, что там случилось?

Консьерж, поспешно набирая номер, вежливо ответил ей:

– Пока – нет. Нам не удается попасть внутрь. Хозяин номера не открывает. – Распознав на растянутом лице пожилой женщины гримасу беспокойства, он добродушно солгал: – Но вряд ли там произошло что-то серьезное.

Как не странно, но женщина поверила любезному консьержу и больше не задала ни единого вопроса.

Наконец, ему ответили.

– Здравствуйте, вы позвонили консьержу седьмого эта…

– Винсент извини, что звоню с этого номера, но не мог бы ты прислать на восьмой этаж Питера?

– Да, я сейчас же скажу ему.

Заранее поблагодарив сослуживца, молодой человек положил трубку, и после нескольких извинений, адресованных миссис Сваленс, собирался было направиться к двери, но, даже не успев сделать шаг, его намерение было прервано телефонным звонком.

Он вновь поднял трубку телефона и ответил:

– Номер миссис Сваленс… – Его догадка оправдалась, звонил Винсент.

– Я не смог найти Питера. Его нигде нет. То же самое говорят и другие дворецкие.

– Ладно. Все равно спасибо. – Людвиг положил трубку и на минутку призадумался.

– Какие-то проблемы? – добродушный голос Мередит прервал размышления консьержа.

Людвиг задумчиво посмотрел в неестественно зеленые глаза миллионерши. «Наверное, она носит контактные линзы», – подумал он.

– Нет. Все в полном порядке, – вынужденно соврал услужливый консьерж. – Еще раз извините за причиненное беспокойство.

– Ничего страшного! – проговорила старушка, провожая молодого человека к двери.

* * *

«А ведь старушка могла бы и не впустить меня, – подумал Людвиг, выходя в изумительно украшенный коридор. – Она имела на это полное право. Тогда бы мне пришлось вновь спуститься в холл, а своими поисками Питера и неосмотрительными вопросами – я мог бы запросто встревожить, только прибывших, или уже мирно отдыхающих постояльцев отеля».

Несмотря на свои молодые годы, Людвиг считался очень опытным консьержем, и в силу своей должности он повстречал много разных, с моральной точки зрения, людей.

На мгновение призадумавшись, Людвиг осознал, что ошибался относительно поведения различного контингента общества. Хотя подобный мягкий норов, имеющийся у миллионерши, скорее исключение из правил, чем регулярное постоянство.

Воссоединившись с охранниками, консьерж решил, что нецелесообразно тратить время попусту – на поиски исчезнувшего дворецкого. «В конце концов, потом я ему сделаю хороший выговор, – утешил свои эмоции Людвиг. – А может, даже посодействую в снятии с должности, определив его, как некомпетентное лицо».

Едва Людвиг успел обратиться к провожатым в форме, как они уже принялись изучать замочный отсек на предмет взлома. Осознав, что у них с собой нет ничего подходящего, что хоть мало-мальски сгодилось бы за отмычку, охранники принялись высаживать дверь.

Один из них, с целью снизить вибрацию, всем своим весом уперся в центр двери, а второй, тот, что был раза в два массивней другого, предварительно отойдя на пару шагов назад, устремившись всей своей массой вперед, врезался плечом, как оказалось в незначительную преграду.

Под сопровождение звуков: ломающейся древесины и упавшего на пол металлического паза – дверь приоткрылась.

Людвиг, толкнув ее, разочарованно уставился на захламленное пространство, открывшееся взору. Света в комнате не было, а прямо напротив уже вошедших в комнату людей, там, где раньше было застекленное окно, красовались лишь остатки рваной занавески, взбалмошно колыхающейся на ветру, и изрядно деформированная оконная рама.

Подойдя к выключателю, один из охранников вознамерился включить свет, но Людвиг, заметив разбитые в плафонах лампочки, остерегаясь возможности возникновения короткого замыкания, вовремя остановил действие мужчины.

– А это, что за гадость? – неожиданно произнес более крупный мужчина – в полицейской форме. Подняв – попавшуюся под ноги – находку, он, немного повернувшись к свету, доносящемуся из коридора, с выпученными от ужаса глазами определил найденный предмет.

Охранник сперва не поверил свои глазам, но когда осознал, что держит в руках большой палец человеческой ноги, выкрикнув самое бранное слово, на которое только мог сподобиться, судорожно отбросил окровавленный фрагмент отсутствующей ноги. А после поспешил вытереть запачканные пальцы об, и без того заляпанные кровью, когда-то бывшие белыми простыни.

Все трое уставились на, кажущийся в темноте, необычно раскрашенный пол.

Глаза мужчин уже стали постепенно привыкать к полумраку и их мозгу начали открываться более четкие, сопутствующие разрушенной обстановке, волнительные подробности. Темные пятна, повсеместно покрывающие пол, являлись не чем иным, как человеческой кровью. Ко всему прочему, в комнате присутствовал легкий металлический запашок, который, в свою очередь, контрастировал с омерзительным резким запахом гниющей плоти.

– Я больше не могу здесь оставаться! – выкрикнул один из охранников, чем и подтвердил желание остальных поскорее убраться оттуда.

Практически синхронно развернувшись на каблуках, трое вознамерились незамедлительно покинуть «комнату пыток». Желание уйти прочь, по крайней мере, у двух охранников, оборвалось так же стремительно, как и сама их жизнь. Пара, материализовавшихся из-за разбитого окна, заостренных на концах придатков, пронзила грудные клетки мужчин, находившихся по обе стороны от Людвига, и через мгновение, уже мертвые, они исчезли за окном – в дождливой темноте улицы.

Ошарашенный происходящим, консьерж, в нерешительной попытке бежать, споткнулся об кожаный кейс, валяющийся на полу, и сам грохнулся на пол. Зашлепав руками и ногами по влажному окровавленному полу, ему удалось выползти в освещенный коридор. Дверь противоположной комнаты открылась, и оттуда показалось лицо миллионерши Мередит.

Завидев окровавленную ладонь, тянущуюся к ней, женщина преклонного возраста, громко закричав, захлопнула дверь.

– Старая дурра! – в ярости крикнул, побледневший от страха, консьерж. – Позвони Винсенту. – Но женщина, до смерти испугавшись увиденного, отныне не слышала слов – некогда любезного – молодого человека. Вбежав в ванную комнату, она поспешно заперла дверь и, вжавшись в угол, между стеной и душевой кабиной экстра-класса, захлюпала носом.

Людвиг, дотянувшись до дверной ручки комнаты миллионерши, с трудом поднялся на ноги и поспешил к лифту.

Как назло, обе кабины были слишком далеко от восьмого этажа, а терпение Людвига, в сложившейся ситуации, оставляло желать лучшего. Один из лифтов, судя по свечению, над запертыми створками шахты, цифры «1», двигался по направлению в холл. Другой же лифт находился на самом верхнем этаже и, несмотря на то, что он не был занят, все же не реагировал на команды вызывающей кнопки.

Молодой консьерж расслаблено уперся лбом в свою тощую руку, горизонтально расположенную на гранитной стене, и принялся ждать, когда, как он предполагал, человек, удерживающий лифт, наконец, спустится к нему.

Время неумолимо шло, а лифт все оставался на прежнем месте, а тот, который ранее спустился вниз, так же как и верхний, неподвижно застыл, но в районе первого этажа.