– Конечно, песня не о цветах! – весело сказала Мармала и так пнула своего толстожала, что тот откатился к дальней стене и перевернулся вверх колесиками. – Как я раньше не догадалась? Вы, земляне, часто говорите, что дети – цветы жизни. Герой песни вошел в период сброса рогов и выносил для любимой миллион эмбрионов! Но стеснялся об этом сказать.

Я окончательно запутался в происходящем. А сброс рогов отозвался в моем сердце нестерпимой болью. Я набрал в грудь побольше воздуха, чтобы объяснить центаврианке, в чем она не права, но тут прозвенел звонок, и я сказал:

– Вот и подошел к концу наш увлекательный урок. Я предлагаю вам подумать над текстом песни дома. К вечеру сегодняшнего дня вы должны прислать мне на почту эссе. Тридцать строк. Темы на выбор: «Мое любимое блюдо» или «Роль цветов в жизни землян и моего народа: сравнительная характеристика». Всем спасибо, все свободны!

Ученики один за другим покидали класс, а я в бессилии развалился на стуле. Впереди у меня еще было две лекции в группе продвинутых кристаллов с метановой планеты Гипериум-451F. Готовиться к занятию не пришлось: все материалы предоставил профессор Виноградов, моя задача – только их озвучить. Но я должен был читать лекцию в противогазе. На нормальные ринопленочные фильтры у школы денег не нашлось, поэтому закупили старинные масочные устройства с классическими хоботками и простыми линзами. Я потренировался в каюте и чуть не умер. А мне три часа надо продержаться, пусть и с перерывом.

Тем не менее лекции прошли успешно. Я потерял сознание всего пять раз. Кристалл были вежливы, внимательно слушали. К их несомненным плюсам относилось и то, что у них отсутствовали органы речи. На мой взгляд, побольше бы таких учеников! Одно удовольствие работать.

Я вернулся в учительскую, когда там почти никого уже не было. У терминала копалась в документах Мариам Каплан, учительница музыки. Она обучала в основном волножителей и сколотила из них хор, который готовился к выступлению на Земле. Для них уже перестраивали центральный концертный зал в столице Доминиона.

Мелани сидела за столом и грустно пила чай.

– Как денек? – спросил я.

– Достали! – сказала она. – Нет, ты погляди, какую чушь пишут!

И она развернула передо мной окно с сочинением одного из своих учеников. Я пробежал текст по диагонали и улыбнулся.

– А что, получилось остросюжетно. Особенно тот момент, где говорится, что «Гитлер ратоборствовать в Русь».

– Ох, – простонала Мелани. – И это ведь еще не худшее!

– Вы с ними не дошли пока до истории Доминиона?

– Даже браться за нее не будем. А то меня уволят. Они все понимают не так! Я объясняю, объясняю, а толку нет.

Мне сразу стало легче на душе. Не один я страдаю. Учительский коллектив дружно стонет под гнетом инопланетного тугодумия.

– Предлагаю пойти развеяться, – сказал я непринужденно. – Выпьем по коктейлю?

Мелани посмотрела на меня изумленно и протянула:

– Ну… давай.

Мы вышли из учительской. Любопытная Мариам буравила нас глазами. Сейчас полетит и всем доложит. Надо было сначала заглянуть в контракт: вдруг за романы с другими преподавателями тоже какой-нибудь штраф полагается? В тюрьме «Венерианский централ» и то условия мягче.

Я повел Мелани на пятую палубу в уже знакомую мне рюмочную. Пора открыть красавице непознанный мир желудковертки. Это пойло способно примирить с реальностью любого. Мы повернули за угол и уперлись в глухую стену.

– Странно, – сказал я. – Где «Три амебы»?

– А что это такое? – спросила Мелани.

– Рюмочная. Вчера она была здесь, – я полез смотреть карту. И правда, тупик! Какого черта?!

– Первый раз про нее слышу. Здесь, на корабле, только один бар – «Пьяный ксенос». Он на третьей палубе, у грузового лифта.

Я в недоумении ощупывал стену. Куда делась рюмочная? Где моя желудковертка?

– Послушай, я вчера здесь был. Тут висела реклама, яркая такая.

– Ладно, я тебе верю, – сказала Мелани тоном, которым буйного сумасшедшего уговаривают добровольно надеть беленькую рубашечку с модными длинными рукавами. – Пойдем вниз?

– Нет. Я должен найти мою рюмочную. Она же мне не приснилась!

– Тогда вперед.

Я трижды прошел вдоль стены, пересмотрел планы этажей, вбивал раз за разом в строку поиска слово «амеба» на языках, которые помнил. Ничего! Рюмочная испарилась.

– Пойдем в «Пьяный ксенос», – сдался я, в глубине души надеясь, что просто невнимательно прочитал название, и он окажется тем самым местом, которое я ищу.

Блеклая кривоватая вывеска бара мгновенно разрушила мои надежды. На входе дежурил охранник. Он сканировал клиентов и выдавал им жетоны доступа. Выпивка разливалась автоматами. По жетону ты мог получить три порции пива или одну порцию крепкого напитка, который условно назывался «алкоголь». У инопланетян выбор тоже был не особо богатый. Вислоноги в углу дышали озоном и периодически почесывались. Ретро-хордовые шары угощались соком ямофикуса, бактерии плавали в плодородной смеси, задрав жгутики вверх. Центавриане, вооруженные вибровилками, сражались с галлюциногенным грибом шта. Несколько неизвестных мне инопланетян обступили аппарат, напоминавший счетную панель, и завороженно смотрели на поток бегущих цифр. Двое из них уже бессильно стонали.

Мелани подвела меня к алкомашине, и я взял нам обоим по пиву. Мысль о рюмочной не отпускала меня. Что это было? Сон, видение, розыгрыш? Я понимаю, если бы я увидел рюмочную после желудковертки, но все было до! И бармен, борец с гадами, и высокий стул, на который я карабкался, как на Эверест. Я найду их во что бы то ни стало!

Мелани, сидя рядом со мной, молча пила пиво. Стоп, я же должен занять ее милым разговором!

– Ты любишь цветы? – брякнул я.

– Не очень, – сказала она. – А ты?

– Не знаю. Наверное, не люблю. То есть я к ним ничего не чувствую.

Я с ужасом подумал, что подобного бреда я не нес даже на уроке. Надо выплывать к нормальным темам. Рассказать что-нибудь смешное.

– Ты слышала анекдот? Приходит вислоног к ортопеду…

Но Мелани меня перебила:

– Меня раньше никогда не приглашали на свидания. У нас ведь свидание?

– Да, – неуверенно сказал я. – Мне кажется, это оно.

– Здорово! А я уж думала, в моей жизни такого не случится.

– Но почему? – удивился я. – Я думал, у тебя отбоя нет от парней.

Мелани грустно покачала головой.

– Спасибо, конечно, на добром слове. Но я про себя все давно поняла. Парням я неинтересна, потому что …

И тут она бросила взгляд куда-то вглубь бара и быстро сказала:

– Подожди, я сейчас вернусь.

И убежала прочь. Я остался один с пустым бокалом пива. Как такая красавица, как Мелани, могла быть одинока? Что с ней не так? Трудное детство, психологические травмы, глубокие комплексы? Ей не везет на хороших парней? Может, она на самом деле инопланетянка, замаскированная под человека? Или экспериментальная модель биоробота, внедренная под прикрытием в обычную школу? Нет, правда в том, что она мужчина, просто качественно переодетый! Все в курсе, даже Леклер. Один лишь я этого не заметил. Господи, какой кошмар!

Когда Мелани вернулась, я уже с ног до головы был покрыт холодным потом.

– Знакомых увидела, – пояснила она с ласковой, чуть извиняющейся улыбкой. – На чем мы остановились?

– На том, почему ты и парни… то есть парни и ты… То есть парень ли ты…

– Ах, да! Я как раз собиралась тебе признаться в чем-то очень важном, – и Мелани густо покраснела. Точно, она парень! Вот я неудачник-то. Кажется, мне срочно пора проверять эссе. Много-много накопилось, за ночь не управлюсь. От нервов у меня слегка заложило уши, как при подъеме на высоту.

– Вот, теперь я это сказала и чувствую себя лучше, – выдохнула Мелани и отхлебнула пива.

Похоже, я слишком уж задумался и пропустил самое важное.

– А что ты сказала?

Мелани удивленно моргнула.

– Ты не слушал?

– Мне в ухо попал комар. Здоровенный.

– Комар? – она опасливо посмотрела по сторонам. – Надо его поймать. А я – я сказала, что не умею играть на скрипке.

– В смысле? – не понял я. – Причем тут это? Я тоже не умею.

– Правда? – воскликнула она, с истинно мужской силой схватив меня за руки. – Значит, мы оба такие?

Нет, чуть не закричал я. Я не такой! У меня Катя была, а может, еще и будет. Я попробовал освободить руки, но Мелани вцепилась в меня мертвой хваткой.

– Миша, как я рада! Мне кажется, я ждала тебя всю жизнь.

– Послушай, – сказал я деревянным голосом. – Ты меня прости, но скрипка… Для меня это принципиальный вопрос. Без нее моя жизнь – ничто, и если ты не умеешь играть на ней, нам не суждено быть вместе.

Мелани ахнула и отпустила меня.

– Какая я дура! Я думала, тебе не важно. Ты казался мне другим, таким… немузыкальным. И я размечталась.

Она резко встала и в слезах направилась к выходу. Что-то в ее словах меня насторожило. Может, я ошибся, и она на самом деле девушка? Обычная девушка, со всем, что девушкам полагается иметь и без всего, чего у девушек обычно нет?

Я побежал за ней.

– Постой! Ты сказала «скрипка»? Я не расслышал, отгонял комара! Мне показалось, ты говорила про «скрепку». У нас на районе принято играть на скрепках. Важнейшая традиция, почти культ.

– Это как? – недоверчиво спросила Мелани, утирая слезы.

– Очень просто. Берешь строительный степлер, вынимаешь из него скрепку, прижимаешь к полу и делаешь бзынь! Получается нота ля.

– И я тоже смогу?

– Уверен! Когда мы полетим ко мне домой, я лично тебя научу. Я у нас главный специалист по скрепкам, авторитет и прочее. А скрипка – кому она нужна? Пусть на ней инопланетяне играют.

– Ура! – крикнула Мелани и бросилась мне в объятия.

Мы посидели в баре еще немного, пока не потратили оба жетона. Слегка приободрившись, Мелани рассказала мне про свое детство и юность. Она родилась в провинции у моря, в экспериментальном городке Тьюнтаун, населенном исключительно музыкантами. Они участвовали в масштабном проекте по взращиванию будущих Моцартов. Родители Мелани играли в симфоническом оркестре: отец – первая скрипка, мать – тоже скрипка, но не первая. Все шло неплохо, пока не выяснилось, что у их дочери нет музыкального слуха. Мелани честно осваивала гаммы и в школьном ансамбле, сцепив зубы, играла на треугольнике. Когда же пришла пора надежд и грусти нежной, ни один приличный музыкант не хотел с ней встречаться. Тогда она собрала чемодан, села на монорельс и уехала учиться в Доминионский исторический институт. Ей дали место в общежитии, у нее появились подруги. На вечеринке первокурсников она познакомилась с парнем. И как назло, он оказался скрипачом и бросил ее через месяц, сказав, что им не стоит продолжать отношения. Подарки забрал, номер сменил и исчез. После этого Мелани уже не рисковала, подозревая во всех парнях скрытых скрипачей. Окончив институт, она сразу же устроилась сюда, в школу, справедливо полагая, что в космосе тебя никто не осудит за неумение правильно извлекать ноты. И правда, тут в этом смысле было полегче, если не считать Мариам с ее хором, на репетиции которого она таскала всех подряд. А потом появился я – игрок на скрепке, ценитель качественного звука.

Охранник по просьбе бактерий включил музыкальный автомат, и оттуда полилась знакомая мелодия – «Космотвист». Мы с Мелани потанцевали, потом я проводил ее до каюты, получил скромный поцелуй в щеку и направился к себе. Сердце визжало от восторга. Я вошел в каюту и лег на кровать. Пожалуй, не буду сегодня проверять эссе, не хочу портить себе настроение. Я открыл страницу Мелани в журнале учителей и жадно принялся читать все, что там написано. Особенно долго разглядывал строчку «семейное положение – не замужем».

И вдруг кто-то нажал сигнал вызова на моей двери. Я свернул окно и нехотя поплелся открывать. На пороге стоял Снорри. За ним высилась грузовая гироплатформа, заваленная сеном.

– Снорри, потрудитесь объяснить свое поведение! – грозно потребовал я.

– Миллион миллион кормовой цветок для учитель для учитель для учитель Михаил, – пропел Снорри, не попадая в ритм. – Пересчитать тщательность дотошный. Меня выражать интерес и чувства.

Я побагровел. Потом посинел.

– Снорри, вам глобуса мало? Бесстыжий вы шар!

– Ага! – ухмыльнулся он.

– Что вы хотите от меня? – простонал я, раздумывая, какой штраф мне влепят, если я отфутболю его прямо в открывающиеся двери лифта.

– Снорри всегда и потому. Но мало Снорри знать человека нет. Чувства благодарить как учитель Михаил счастье за. Глобус размножений и жизнь другой.

Я напрягся изо всех сил, пытаясь выловить в этой абракадабре толику смысла.

– Вы хотели отблагодарить меня за глобус?

– Да! Снорри да. Благодарить и глобус.

Фух, как камень с души свалился!

– Мне достаточно только слов. Желательно, с хорошей грамматикой, но и без нее сойдет. А цветы можете оставить себе. У меня все равно нет вазы.

– Снорри проблема решать не вопрос.

И он, запустив щупальце под стог, извлек изящную вазу, на вид очень дорогую и древнюю.

– Послушайте, – сказал я. – Вижу, вы основательно подготовились. И мне правда очень приятно, но я не могу принять ваш подарок. Нас, учителей, за это наказывают штрафами. Нас вообще за все на свете штрафуют.

Снорри принялся искать в словаре слово «штраф».

– Необычный беззаконий! – вскричал он. – Зря Михаил учитель обида но поэтому что хороший добрый вообще.

– А вот наше начальство придерживается другого мнения. Обидеть учителя Михаила – раз плюнуть! Так что, Снорри, верните сено туда, откуда взяли.

Шар вздохнул и направил гироплатформу к лифту. Я закрыл дверь каюты, отключил все средства связи и лег на кровать. Эй, зеленые человечки, прилетайте и украдите меня! Где вы там? Я готов! Я даже рюкзак собирать не буду, так везите. Главное, подальше отсюда. Сил моих больше нет.