2

Утром солнце заливало кухню ярким майским напалмом. Голова гудела с недосыпа. Томка всю ночь мутузила меня ногами, а один раз даже заехала локтем в висок. В таких случаях я бываю весьма агрессивен, вырываюсь из плена беспокойного сна с явным желанием разорвать на куски обидчика… и едва удерживаюсь, чтобы не сбросить родную дочь на пол. Утром, конечно, все проходит, но ночью я опасен. Потому и не люблю, когда она спит со мной.

Я приготовил завтрак. Папе – яичница, дочери – вишневый йогурт и печенье с молоком. Тамара категорически не желает завтракать в садике, хотя иногда там подают неплохие блюда. Воспитательница Олеся Лыкова, наша соседка по подъезду, оставляла для нее тарелку с кашей и бутерброд с маслом, но Томка всегда приходила сытая. Мне оставалось лишь разводить руками. К счастью, Олеся не обижалась.

Дочь долго не поднималась с кровати. Я включил в ее комнате бумбокс. Услышав «T. N. T» от «AC/DC», Томка открыла глаза, посмотрела сонными и смеющимися глазами.

– Отнеси.

– Ага! Давай поднимайся, умывайся, переодевайся. Носки, шортики и футболка в гостиной.

Я развернулся, но в спину полетело:

– Отнеси-и-и!

Я был непреклонен.

Спустя несколько минут она выплыла в кухню одетая. Села за стол, принялась за завтрак. Я сел напротив.

Мы кушали и молчали. Томка время от времени бросала заинтересованный взгляд на мою тарелку, где еще оставались ломтики ветчины. Я заподозрил самое худшее.

– Пап…

– Да?

– Я тоже хочу колбаски.

Я вздохнул. Отломил вилкой кусочек ветчины и переложил в ее блюдце. Она съела молниеносно и вновь ожидающе стала глядеть на меня, точь-в-точь как наша кошка Тика, питающаяся отрезками мяса, которые я бросаю ей во время приготовления ужина.

– Это последний, – сказал я, – иначе я сам останусь голодный.

Она проглотила второй кусочек колбаски и честно выполнила условия договора, вернувшись к своему завтраку. Я тем временем налил в чашку свежесваренный кофе. Я бываю очень счастлив теми утрами, когда успеваю заварить настоящий кофе, а не бурду из пакетиков.

Впрочем, радовался я рано. Зазвонил мой мобильный телефон.

– Алло?

Это Олеся. Она была взволнованна и снова извинялась. Она всегда извинялась, когда звонила, и до сих пор, на четвертом году нашего знакомства, продолжала упорно говорить мне «вы» даже без свидетелей.

– Антон, доброе утро, извините, что беспокою.

– Привет. Сдается мне, утро уже не очень доброе. Случилось чего?

– В садике нет воды, всех распускают по домам.

Я беззвучно чертыхнулся. Томка смотрела на меня со сдержанным любопытством.

– То есть я ребенка могу не вести?

– Ага. Извините уж.

– Перестань извиняться, Олесь, ты здесь ни при чем. Они могли бы и предупредить.

– Они предупреждали. На двери подъезда два дня висело объявление, что воды не будет во всем квартале. Вы не видели?

Я снова чертыхнулся, теперь уже вслух. Объявление я видел, но напрочь о нем забыл.

– Что ж делать-то? Бабушка наша занята.

– Я могла бы посидеть с Томкой.

– Нет, спасибо. Возьму ее на работу.

– Ну, смотрите.

– Олесь…

– Да?

Я кивком велел Томке кушать побыстрее.

– Хватит мне «выкать». Ты вынуждаешь меня делать то же самое, а я этого не хочу, потому что мы тысячу лет знакомы и живем в одном подъезде.

Она смутилась еще сильнее. Кажется, даже трубка в моей руке вспотела.

– Просто я вас… тебя… уважаю.

– За что, господи?

– Ну, вообще. Редкие мужчины в наше время способны самостоятельно воспитывать дочь.

Теперь уже смутился я (хотя, признаться, мне было довольно приятно).

– Уважай чуть меньше, иначе я лопну от важности.

– Договорились.

– Тогда до завтра… надеюсь, завтра вода будет?

– Завтра суббота.

– Да что ж такое!.. Ну, тогда до понедельника.

Томка уже закончила с завтраком и болтала ногами.

– Сегодня едешь со мной.

Неописуемый восторг.

– С тобой?!

– Ага.

– На работу?!

– Да. Но учти, будешь мне мешать…

– Ладно-ладно, раскомандовался!

В машине Томка потребовала «Невесту Чаки». Недавно увидела у меня на мониторе компьютера рекламный баннер этого молодежного ужастика, изображающий заштопанную нитками куклу-убийцу, и захотела посмотреть. Обычно я внимательно слежу за тем, что она смотрит и слушает, но вместе с Олесей мы пришли к выводу, что ребенку необходимы самые разные эмоции. Поводов подозревать ее детскую психику в неустойчивости Тамарка не давала: в три года спокойно пересмотрела всю трилогию «Человека-паука» с Тоби Магуайером, выучив наизусть до последней сцены, а в четыре года познакомилась с творчеством Майкла Джексона в самой радикальной его части – посмотрела клип «Триллер» и влюбилась в него с первого взгляда, став фанаткой уже почившего к тому моменту Майкла. Что касается Чаки, кромсающего невинных жертв в капусту, то кукла казалась не страшнее мертвяков Джорджа Ромеро. Особенно Томке нравился саундтрек к фильму – «Ожившая девочка-мертвец» Роба Зомби.

Более несгибаемого ребенка я в жизни не встречал.

Мы ехали по умытому дождем проспекту в мой офис. Грохотал Роб Зомби, через щель в окне в салон врывался свежий воздух. Томка бесновалась на заднем сиденье. Жизнь была прекрасна.

По дороге вновь зазвонил телефон. Если бы не вибросигнал, я бы его не услышал. Пришлось вырубить музыку.

– Пап!

– Я говорю по телефону, помолчи. Алло!

– Антон, доброе утро.

Это был Петр, мой верный помощник. Я с удовольствием сделал бы его и партнером, если бы он согласился пожертвовать хотя бы рублишко на становление компании, но парень отказался, сославшись на скудость средств и недостаток тщеславия. В самом деле, Петр окончил математический факультет, затем овладел профессией программиста, и его епархия – структурирование, логистика, анализ данных. Остальное ему неинтересно.

– Слушаю тебя, Петь.

– У нас важная шишка.

Я закрыл окна в машине, чтобы не мешал ветер.

– Что желает?

– Тебя.

– Поручить некому?

– Ребята свободные есть, но он требует директора. Я второй час не могу его выставить.

– Он уже в офисе?

– Пришел почти одновременно со мной, даже ожидал на скамейке.

– Представился?

– Нет.

Я начал стучать пальцами по рулю. Впереди на дороге ожидал серьезный затор. Если не предприму никаких маневров, то застряну и потеряю много времени.

– Ладно, – сказал я, – пусть ждет, буду через десять минут.

– Добавлю минут пять для верности, – хмыкнул помощник.

– Валяй.

Я выключил телефон, выпустил из плена Роба Зомби и утопил педаль газа до упора.

До офиса в центре города мы долетели за семнадцать минут. По дороге я едва не оцарапал чей-то бампер и вдоволь наматерился. Томка сидела на заднем сиденье притихшая. Она всегда ведет себя подобным образом, когда я начинаю серьезно нервничать. Пожалуй, единственная вещь, которая способна вогнать ее в ступор, это мой безумный крик. При этом ее совсем не задевают матерные слова, словно юное сознание их игнорирует.

В холле меня встретил Петр. В руках он держал поднос с чашкой кофе и блюдцем с печеньем. Он как раз направлялся из кухни, что располагалась в левом крыле офиса, в приемную моего кабинета, что находилась в правом крыле. Посередине, в просторном холле, у стойки офис-менеджер Настя Голубева дозванивалась до какого-то детектива.

– Он ждет, – сказал Петя и перевел взгляд ниже, на мою длинноволосую спутницу. – Томыч, привет!

– Привет, Петрушка! – подмигнула дочь. – Дай пять, как твое ничего?

Они поздоровались. Чашка с кофе едва не сорвалась с подноса.

– Завтрак клиенту? – спросил я.

– Да. Сам затребовал.

– Крут.

Мне надо было пристроить куда-то Томку. Рассчитывать на то, что ближайшие несколько часов она проведет как послушный ребенок, рассматривающий картинки в журналах, не приходилось. Более того, не было уверенности, что я располагаю даже получасом рабочего времени.

– Настя, отвлекись немного.

Девушка за стойкой, закончившая разговор по телефону, улыбнулась приветливо.

– Здравствуйте, Антон Васильевич. Присмотреть за Тамарой?

– Ты умница. Раскраски с прошлого раза остались?

– Есть пара штук.

Я присел на корточки, взял Томку за руки.

– Душа моя, к тебе просьба.

– Вся внимание, мистер папа.

– Не дурачься!

Она попыталась сделать серьезное лицо, но получилось ужасно. Великая трагическая актриса в ней скончалась, не приходя в сознание.

– Зайди к тете Насте за стойку, возьми фломастеры и раскрась мне все чистые картинки, какие найдешь. Я потом проверю.

– Все чистые картинки?

Я вовремя спохватился.

– Нет, только картинки в журнале для раскрашивания.

Томка вздохнула.

– Ладно, пап. Только знаешь, что я хочу тебе сказать…

Я поднялся. Не люблю таких предисловий.

– Когда ты закончишь, мы пойдем кататься на роликах. Ты обещал.

– Когда?!

– Через вчера.

– Ты хотела сказать «позавчера»?

– Да.

Я задумался. Возможно, я действительно мог сдуру пообещать ей и ролики, и велосипед, и шоколадного кенгуру на палочке, если она окажет мне маленькую любезность быть послушной, но сегодня вечером ролики точно отменялись, потому что вечером нас ожидали занятия по спортивной гимнастике, которых она избегала.

Я не стал заострять на этом внимание, просто развернулся и ушел. Дочь, также ничего не говоря, исчезла за стойкой, заняла там место за низеньким столиком в углу, и вскоре я услышал звон фломастеров в стеклянной вазе.

Полчаса есть.

Моему визитеру на вид было лет сорок пять-пятьдесят. Слегка полноват. Определению «важная шишка» он соответствовал процентов на восемьдесят: дорогой синий костюм, золото на пальцах, блестящие, будто только что из обувного магазина, черные туфли. Мешало лишь чуть напряженное лицо. Впрочем, иным оно и не могло быть, ибо поделиться радостью в мой офис не приходят.

Он сидел на кожаном диване в приемной, пил кофе и сосредоточенно изучал, как Петр за столом молотит по клавишам компьютера.

– Это вы меня ожидаете? – спросил я, остановившись сбоку от дивана. Посетитель приподнялся.

– Да.

Он протянул руку. Рукопожатие показалось жестковатым.

– Тогда прошу в кабинет.

Пока я отпирал дверь, посетитель бросил взгляд на недопитую чашку кофе, и мне показалось, что в этом взгляде было больше красноречия, чем во всех его словах, которые я услышу в следующие полчаса. Мужчина посмотрел на кофе как больной старик на отнятую у него кислородную подушку.

В кабинете было душно. Я раскрыл окно. К духоте добавился городской шум, потому что окно выходило на центральный проспект, запруженный автомобилями и общественным транспортом. Я давно собирался поставить кондиционер, но все жалел денег.

Мой визитер, не дожидаясь приглашения, уселся за стол, положил на него руку, стал отбивать пальцами замысловатый ритм. Я решил, что он репетирует предстоящую речь: «Я настаиваю на конфиденциальности, выполнении особых условий, обязательности постоянного отчета»… Для меня в этом не было ничего нового, как и в том, что я не позволю ему чувствовать себя хозяином положения. Пусть он мой клиент, но условия буду ставить я, в противном случае просто не возьмусь за дело. Старого пса не обучишь новым трюкам, а бывших ментов не бывает.

– Итак, – сказал я, усаживаясь в кресло, – чем могу?

Он молчал. Смотрел на меня пытливо и взволнованно. Я в долгу не остался, тоже занялся его изучением. Мне казались наиболее вероятными две причины его появления: ему требуется прощупать потенциального партнера, собрать необходимую информацию, оценить риски… либо его привела личная беда.

– Слу-ша-ю. – Я добавил стальные нотки, чтобы он не думал, будто я могу ждать вечно.

Гость очнулся.

– У меня очень деликатная просьба. – Он полез во внутренний карман пиджака. Теперь уже было очевидно, что он не на шутку взволнован. Рука застряла в кармане.

– Других просьб здесь не озвучивают.

Рука, наконец, выбралась наружу. Визитер положил на стол фото. Изображением вниз.

– Меня зовут Виктор, – сказал мужчина. На лбу выступили капельки пота. – Виктор Кормухин. Я хочу, чтобы вы проследили за этой женщиной.

«Какая пошлость», – подумал я. Для этого он требовал личной аудиенции? Отдать команду проследить за неверной супругой мог любой из тех, кто ошивается утром в офисе. Тот же Петр мог в лучшем виде все оформить.

– Очень хорошо, Виктор. Вы можете отдать всю необходимую информацию моему помощнику, оплатить расходы, и дело будет…

Он нетерпеливо закашлялся, и я понял, что сморозил глупость. Никаких помощников, никакой оплаты через бухгалтерию, все настолько важно и конфиденциально, что дело должен курировать лично я.

Интересно, кто изображен на фотографии?

– Может, для начала хотя бы перевернете снимок?

Он кивнул, взял фото за уголок, стал медленно переворачивать. В какое-то краткое мгновение, почти наносекунды, я почувствовал необъяснимое волнение.

В просьбе Кормухина не было ничего странного. Проследить за неверным супругом, взрослеющими детьми и другими бестолковыми членами семьи нас просят едва ли не каждый день. Большая часть заказов выполняется за два-три часа, ибо частенько за подозрениями клиентов скрывается обычная паранойя. Даже если попадаются интересные экземпляры, они все равно не стоят такого напряжения.

Почему же я волнуюсь сейчас?

Спустя еще секунду я понял, что волновался не зря. Когда фотография легла изображением вверх, я едва сдержал вздох. Сохранить беспристрастное выражение лица мне удалось с большим трудом.