Энергик рассмотрел и ее. Она и близко не напоминала дату рождения того, за кого он меня принял. Согласно этому удостоверению, я был младше Избранного на сорок один с половиной год. По легенде, будущий уничтожитель Узла и Зоны, а также спаситель всего человечества родился в день первой чернобыльской катастрофы: двадцать шестого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. То есть даже на шестнадцать лет раньше моего отца. Комментарии, как говорится, излишни. Алмазный Мангуст никаким боком не вписывался в миф о пришествии Избранного. Точка. Тема закрыта.

– Откуда мне знать, что это не подделка? Или что ты не отобрал эти «корочки» у какого-нибудь военного сталкера? – усомнился рыцарь, переводя взгляд с фотографии в билете на мое лицо.

Изрезанное шрамами, обветренное и «инкрустированное» торчащим в левой глазнице крупным алмазом, оно, конечно, разительно отличалось от круглощекого юного лица, что взирало на сталкера из моего удостоверения. Того Геннадия Хомякова и меня разделяла пропасть в дюжину лет, и признать во мне прежнего бравого лейтенанта, что летал на красавце-вертолете «Ка-85», было сегодня практически невозможно. Узловик фактически видел перед собой две разные личности: уродливого, потрепанного жизнью хищника и молодого, еще необстрелянного офицера, чье будущее казалось ему тогда исключительно безоблачным, а жизнь – долгой и радостной…

Да, опознать меня по старой армейской фотографии было очень непросто. К тому же солнце, выглянувшее из-за туч в самый неподходящий момент, отразилось в моем алмазном глазу, и для сталкера я просто взял и растворился в воздухе. Вместе с одеждой, оружием, рюкзачком и документом, который я держал перед лицом пленника…

Помнится, всезнающий Мерлин говорил, что секрет моей мерцающей невидимости сокрыт в особом поле. Оно якобы окружает меня, когда вплавленные в мое тело алмазы начинают рассеивать падающие на них прямые солнечные лучи. Но происходит это лишь в Зоне, поблизости от входов в гиперпространственные тоннели.

Ученые в свое время так и не выяснили истинную природу этих камней. На вид они – неограненные, идеально чистые бриллианты по пятьсот с лишним карат каждый. И по структуре они абсолютно идентичны обычным алмазам. Официальная версия их происхождения гласит, что они – неведомые науке энергетические сгустки, прилетевшие в наш мир из гиперпространства. Эти раскаленные аномальные брызги впились в меня и сразу застыли, отчего им и удалось так глубоко и основательно укорениться в моем организме.

С той поры я весь буквально пронизан густой сетью непонятных нановолокон. Вкупе с алмазами они являют собой компоненты единой энергетической системы. Став неразрывной частью моего тела, она убивает его за пределами Зоны, но рядом с открытыми входами в гиперпространство не только позволяет мне жить без боли, но еще и наделяет меня необходимыми для выживания здесь силой, ловкостью и иными качествами.

Что же за паразит из разверзнувшегося на Земле Ада сделал меня, лейтенанта Хомякова, своим носителем в тот приснопамятный день, о котором я поведаю вам чуть позже?

Эта тварь не подчиняла себе мой разум и не лишала меня воли, но боролась за свою жизнь не менее яростно, чем я сегодня борюсь за свою. Любые попытки хирургов извлечь хотя бы один из моих алмазов неизменно укладывали меня на реанимационный стол. А боли, которые затем терзали, казалось, каждую клетку моего тела, были такими, что с ними едва справлялись самые мощные анальгетики.

Гиперпространственный паразит вселился в мой организм с неведомой мне целью. Я резонно опасался, что, когда мой дьявольский иждивенец достигнет ее и решит разорвать наш симбиоз, он просто-напросто выйдет наружу, растерзав меня на мелкие кусочки. Хорошо, если это произойдет быстро и я не успею ничего почувствовать. Но вдруг паразит будет выбираться из меня медленно: часами, днями, неделями?..

Бр-р! Жуть! Даже думать об этом противно! Я и так чуть было не сошел с ума от боли, когда шесть лет назад хирурги безуспешно пытались выковырять из меня эти проклятые алмазы. Не хочу, просто отказываюсь верить, что мне уготованы куда более суровые и долгие муки…

Солнце, выглянув из-за туч, почти сразу скрылось обратно, и узловик, перед которым я внезапно исчез и вновь материализовался, даже толком не испугался. Его рука метнулась было к ножнам, но так и замерла на рукояти ножа, не успев расстегнуть на ней страховочный ремешок. Еще бы – ведь мой «кольт-анаконда» уже упирался дулом пленнику в лоб.

– Забыл тебя предупредить, – добавил я, взводя пальцем револьверный курок. – Не надо дергаться, кричать или пытаться убежать, когда я внезапно пропадаю. И вообще не обращай внимания на эту мою странность. Просто считай ее… ну, скажем, нервным тиком. Ты ведь не шарахаешься в испуге от людей, которые страдают нервным тиком или заиканием, верно?

– Нет, не шарахаюсь, – ответил узловик и убрал руку с ножен. – Я это… все понял. Больше не буду. Правда. Уберите пушку… Геннадий Валерьич.

Ага, значит, уже не Избранный! Все-таки сопляк мне поверил! Или решил подыграть врагу, пустив ему пыль в глаза, а потом снова напасть?

Ну да бог с ним. Не похож этот простачок на своих лицемерных братьев, которые служат Ордену уже не первый год. Когда-то я сам был молодым и легковерным, разве что не таким глупым. По крайней мере, никто меня тогда в петлю не ловил и за ноги к фонарю не подвешивал.

Я плавно спустил курок и вернул «кольт» в кобуру. Выхватываю я его и впрямь молниеносно и виртуозно – ковбои точно позавидовали бы. Но вот стреляю просто отвратительно. Старые магнумовские патроны здесь редки и стоят бешеных денег, поэтому тратить их на тренировочную стрельбу по бутылкам – непозволительная роскошь. А с пистолетами и револьверами меньшего калибра на местную живность не поохотишься. Иное же раритетное оружие при моем образе жизни мне не подходит. Одно – слишком тяжелое, другое – недостаточно компактное, а третье вроде бы и легкое, и удобное, и скорострельное, но засоряется и выходит из строя в самый неподходящий момент. А грязь здесь, сами понимаете, особая. Стоит только какой-нибудь едкой нанодряни чуть-чуть подточить пружину или разбалансировать автоматику, и все – пушку можно выбрасывать. В итоге я и остановил свой выбор на револьвере – простом, мощном и легко чистящемся оружии. И если оно меня когда-либо подводило, в этом был виноват лишь я сам и мои недоразвитые стрелковые навыки…

– Значит, вы меня не убьете? – полюбопытствовал узловик, понурив голову.

– Убью, – пообещал я, но, едва пленник снова напрягся, уточнил: – Только не сегодня. Вот пошлют тебя снова за моей головой, тогда и убью. А пока живи и радуйся, что не успел разозлить Геннадия Валерьича как следует. Обычно у меня с вашим братом-охотником разговор короткий… Прощай, недотепа.

И, развернувшись, я собрался было двинуться прочь, однако не успел сделать и пяти шагов, как сталкер меня окликнул:

– Эй, погодите! Вы, кажется, что-то обронили!

Я оглянулся. Все еще сидящий у столба энергик указывал пальцем на лежащий перед ним белый пластиковый прямоугольник. Небольшой – аккурат размером с мой офицерский билет. Собственно говоря, оттуда этот листок и выпал, очевидно, когда я выхватывал револьвер. Выпал и едва не потерялся. А я еще узловика недотепой обозвал! Сам-то чем лучше его?

Оброненный мной кусочек пластика являлся обычной фотографией, упавшей на землю изображением вниз. Я решил вернуться и подобрать ее, но сталкер меня опередил. Отстранившись от столба, он протянул руку и первым поднял мою потерю. После чего так и остался сидеть на корточках, с интересом разглядывая снимок.

Поначалу меня это рассердило, и я хотел было потребовать у наглеца немедля отдать мне фото. Но, заметив вмиг посветлевшее лицо узловика и тронувшую его губы улыбку, вдруг ощутил, как моя злоба стремительно испаряется, а на ее место приходит изрядно позабытая мной за минувшие годы жалость. Жалость к этому обделенному отцовским вниманием, но явно не деньгами простаку. Который, желая отомстить ненавистному родителю, снабжает его капиталами Орден Священного Узла; разумеется, теми капиталами, к которым нерадивый сын имеет доступ. А уж Командор найдет способ, как выжать из неофита побольше средств. Если уже не выжал из него все до копейки. Сомнительно, чтобы Хантер отправил на верную смерть – а ловля Алмазного Мангуста для такого глупого сталкера ничем иным закончиться и не могла – одну из своих «дойных коров».

– Кто это? – спросил продолжающий улыбаться узловик, не сводя взгляд с фотографии.

– Это моя жена Елизавета и наша десятилетняя дочь Аня, – ответил я, после чего счел необходимым уточнить: – Вернее, Ане исполнилось десять, когда был сделан этот снимок. К сожалению, более нового у меня пока нет… до поры до времени. Вот так я и слежу за тем, как растет моя дочь. Пять лет уже слежу. Обидно, конечно, но что поделать, раз по-другому нельзя.

– Она милая, – почтительно заметил рыцарь. – И ваша жена тоже очень красивая… Это точно… – И, протянув мне фотографию, признался: – А меня Георгием зовут. Георгий Дюймовый… В смысле, фамилия моя такая. Не то чтобы она была сильно известна там, за Барьером, но в деловых кругах моего отца хорошо знают. Осип Дюймовый – владелец нескольких транспортных компаний. Ну, вы понимаете: туризм, грузоперевозки и все такое.

– Понимаю, – кивнул я, пряча фотографию обратно в офицерский билет, и усмехнулся: – Ты небось, Жорик, в Священный Узел подался еще и потому, что в Ордене прозвища друг другу давать не принято, верно? Как ни крути, а «брат Георгий» звучит куда солиднее, чем… Ну, ты тоже меня понимаешь.

– Ага, – усмехнулся мне в ответ узловик, правда, не слишком весело. – Вы угадали: меня в школе Дюймовочкой аж до пятого класса дразнили. В общем, пока в спортивную секцию не записался и сдачи давать не научился. После этого сразу отстали. А когда поняли, кто у меня отец и сколько он мне выдает на карманные расходы, все до единого стали в друзья напрашиваться. Сначала в школе, затем в институте. Только ну их к черту таких друзей, правильно? Эх, знали бы вы, Геннадий Валерьич, сколько мы, бывало, за одну ночь в клубах бабла просаживали! Ужас!..

– А сколько ты уже Командору отстегнул, если не секрет? Он ведь тоже тебя не за бесплатно братом называет, – ехидно полюбопытствовал я, нехотя втягиваясь в разговор. Редко, очень редко мне доводится вот так, по-простецки, поболтать в Зоне со сталкерами. А особенно с теми, кто приходит меня убить.

Жорик уставился на меня с таким обиженным выражением лица, будто я не задал ему откровенный вопрос, а отвесил пощечину.

– Нет, ну вы скажете тоже! – набычившись, проворчал он. – Это ж две очень большие разницы: на выпивку, травку и девчонок деньги спускать или помогать моим братьям делать большое, нужное дело! Я ведь давно не маленький, могу отличить, что хорошо, а что – плохо!

– И все-таки, – настаивал я, – сколько ты, брат Георгий, уже потратил на поиски Узла, установление нового мирового порядка и прочую благотворительность?

– Мне для братьев ничего не жалко! – ответствовал рыцарь, чье самолюбие было явно задето моей дотошностью. – Я – реалист и осознаю, что даже на благие дела порой нужны немалые средства. Все деньги, какие у меня были, я передал Ордену! Зачем они мне в Зоне, сами посудите? Братья снабдят меня всем, что необходимо, и всегда придут на помощь в трудную минуту. Мы – одна семья! Великая семья! И если бы отец не заблокировал мои счета, я помогал бы Ордену деньгами и поныне. Но поскольку это больше невозможно, значит, я обязан проявить себя в другом священном деле. Например, в поиске Избранного. Таков мой рыцарский долг!

– Все ясно. Именно так я и думал, – хмыкнул я, довольный тем, что раскусил простофилю еще до того, как он сам мне во всем признался. – И как, Жорик, ты теперь оправдаешься перед Хантером в том, что не убил меня? Ведь братья на тебя рассчитывали, а ты их подвел.

– Да запросто, – пожал плечами сталкер. – Меня послали убить Избранного, но поскольку вы – точно не он, значит, тот, кто подсунул Командору эту информацию, допустил ошибку. Скажу всю правду: так, мол, и так, мы пользовались ложной информацией – Алмазный Мангуст вовсе не Избранный, а обычный человек… Ну, то есть не совсем обычный, но явно не тот, кто нам нужен. Скажу еще, что вас зовут Геннадий Хомяков и что за Барьером у вас есть семья, и вообще…

– И о моей семье, Жорик, и обо мне Командору давным-давно все известно, – перебил я собеседника. – И если бы Хантер мог до нее добраться, он, не мешкая, сделал бы это, не сомневайся. Он охотится за мной не потому, что считает меня Избранным. Все дело в этом. – Я щелкнул пальцем сначала по своему алмазному глазу, а потом по камню, вплавленному мне в шею рядом с гортанью. – Орден, «барьерная» мафия, сталкеры-одиночки, которые по локациям промышляют, – все хотят мои сокровища к рукам прибрать. Да и у тебя, гляжу, глаза загорелись – тоже небось был бы не прочь таким камушком разжиться?

– Да нет, я с камнями как-то не очень… Их ведь надо еще в деньги обращать, а это столько проблем! А то еще возьмут и не заплатят – самого прикончат, а товар просто так отберут, – попытался вяло оправдаться рыцарь и отвел глаза, дабы они не выдали, что он, мягко говоря, лукавит. – Но почему вы Орден и мафию под одну гребенку стрижете? Неужели всерьез боитесь, что Командор захватит вашу семью в заложники, как поступили бы бандиты?

– Боюсь, Жорик. Еще как боюсь, – признался я. – Поэтому в свое время и сделал все возможное, чтобы такого не случилось. Если бы Орден и мафия могли, они давно схватили бы мою жену и дочь. Семь превосходных бриллиантов, каждый – величиной с абрикос… Против такого искушения даже будущие спасители мира, такие, как твой Савва Хантер, не устоят! И пойдут на любые меры, чтобы заполучить эти камушки. Я это предвидел еще до того, как в Зону подался, и сделал все возможное, чтобы данная проблема меня не беспокоила. Думаешь, стал бы я просто так разгуливать по Зоне с этой фотографией в кармане и рассказывать тебе о Лизе и Анечке?

– Нет, наверное.

– То-то и оно. Теперь они под надежной защитой, и я за них полностью спокоен.

– Это хорошо… Это просто здорово, – кивнул узловик, а затем решительно помотал головой. – И все равно вы не правы. Точно вам говорю, Геннадий Валерьич: вы заблуждаетесь! Мы с братьями, конечно, не святые и запросто можем ошибиться, приняв вас за Избранного, но чтобы пытать вашу семью из-за каких-то алмазов!.. Нет, исключено. Мы ж, в конце концов, не звери какие-то? У нас вон и кодекс чести имеется!

– Ты хороший человек, Жорик, – заметил я совершенно искренне, – и сегодня твоя святая простота, возможно, спасла тебе жизнь. Однако, поскольку ты все еще продолжаешь верить в честность и благородство своих старших братьев по Ордену, значит, либо ты очень недолго прожил в Зоне, либо слишком наивен, либо то и другое вместе. Согласен, без Ордена здесь царила бы и вовсе махровая анархия. Но и тот порядок, какой он насаждает, лишь с большой натяжкой можно назвать справедливым. Приговоры, которые выносят ваши суды, напрямую зависят от того, насколько проступок того или иного сталкера затронул интересы Священного Узла. Что, сам понимаешь, далеко от канонов подлинной справедливости. Слишком уж однобоким получается ваше правосудие, брат Георгий. Я на каждом шагу вижу, как исповедуемая Саввой доктрина расходится с делами, какие вы в действительности творите. И мне будет жаль, если день, когда ты сам осознаешь это, станет последним днем в твоей жизни. Беги из Зоны, Жорик. Беги, пока не поздно, и стань опять нормальным человеком. Ведь тебе, в отличие от меня, сделать это намного проще и безболезненней…

В небе над нами что-то мелькнуло. Какой-то объект – слишком мелкий и чересчур стремительный для биомеха вроде гарпии. Да и летел он не параллельно земле, а по крутой траектории ввысь. Узловик его и вовсе не заметил, поскольку смотрел в другую сторону.

Впрочем, даже пялься сейчас Жорик в небо, вряд ли он засек бы взмывший в зенит предмет, похожий на сигару. Я и то обнаружил его лишь посредством своего алмазного ока. Оно воспринимало мир в особой проекции и накладывало