Дом… Бунтарь знал, что и в Контрабэллуме, и в Одиуме это слово означало нечто большее, чем обычное строение, где можно укрываться от дождя и холода. И выглядели эти дома в большинстве своем отнюдь не так, как квадратные серые постройки, в которых жили и несли службу превенторы. Скрижаль охотно демонстрировала бойцам «Ундецимы» картинки с видами не только Контрабэллума, но и прочих городов планеты, куда гражданам подземного города-республики был заказан путь.

Из всех превенторов Бунтарь один возмущался такой мерой предосторожности. Мыслитель – единственный человек, который до изоляции Первого соглашался разговаривать с ним на любые темы, – однажды выслушал недовольство товарища и заявил следующее: раз уж больше никто на Периферии не испытывает желания разгуливать по Одиуму, значит, тяга Бунтаря к свободе – противоестественное для превенторов исключение. Возможно, не изжитое до конца дурное наследие прежней жизни. Странно, почему Бунтарь вообще поддержал в свое время Претора и последовал за ним в закрытый подземный город? Ведь все граждане Контрабэллума были заранее предупреждены, что назад для них дороги не будет.

«Не отбери каждого из нас на службу лично Претор, – сказал тогда Мыслитель, – то я бы решил, что тебя подослали к нам из Одиума, чтобы ты искушал нас вернуться обратно».

Нет, Бунтарь очутился на Периферии, как и прочие превенторы: вышел из недр Контрабэллума пять лет назад с короткой дубинкой-страйкером в руке и Скрижалью на поясе. Закрывшиеся за спиной Бунтаря стальные ворота карантинного шлюза являлись той преградой, в которую упирались все его воспоминания о прошлом. Что происходило с Первым до этого момента, он, как и прочие превенторы, не помнил. Зато превосходно знал, зачем они появились на Периферии, кому служат и как следует поступать, если у тебя возникают какие-нибудь вопросы.

Вопросов поначалу имелось очень много. Ответы же на них были заключены в Скрижали – компактном, чуть больше ладони, устройстве, на дисплее которого отображалась затребованная превентором информация. Надо было лишь нажать одну-единственную красную кнопку и точно сформулировать вопрос, произнеся его четким голосом. Долго ждать ответа не приходилось. Он отображался текстом на дисплее максимум в течение минуты – доходчивый и предельно емкий.

Поначалу жизнь казалась Бунтарю простой и необременительной. Сегодня, по прошествии пяти лет, было даже удивительно, почему раньше Первый в упор не замечал большинство терзающих его ныне проблем. Вон остальные превенторы до сих пор совершенно равнодушны к тому, что происходит за пределами Периферии. А если изредка и задумываются над этим, то только после того, как Бунтарь озадачит их своими вопросами.

Задумываются и сразу кидаются за советом к Скрижали. А та успокаивает превенторов, уверяя, что много думать – это нехорошо, поскольку их задача – не думать, а охранять периметр и следить за округой. За «Ундециму» думает Претор – вождь и благодетель Контрабэллума; самый мудрый человек на планете, который вот уже много лет озабочен спасением человеческой цивилизации… Даже рассудительного Мыслителя устраивало такое положение дел, не говоря уже о Лидере и остальных. Но только не Бунтаря, казалось бы, одного роду-племени с остальными обитателями гарнизона, но почему-то вечно недовольного добровольно избранной для себя судьбой.

Само собой, Скрижаль отвечала Первому и на те вопросы, какие остальные превенторы никогда не задавали этой коробочке с красной кнопкой. Однако Бунтаря такие ответы не удовлетворяли.

«Кто я?» – не однажды пытался спрашивать он Скрижаль.

И всегда получал одинаковый ответ:

«Доброволец, выбранный из числа лучших граждан Контрабэллума для охраны его форпоста от посягательств извне. Мы не воюем с Одиумом, однако не все его обитатели относятся к нам с терпимостью. Поэтому вы и ваши товарищи вызвались оберегать Периферию до тех пор, пока вас не отзовут обратно».

«Но почему я совершенно не помню ни Контрабэллум, ни свое прошлое?»

«Вы слишком долго прожили в подземном городе, – отвечала Скрижаль. – Перед вашим выходом на поверхность планеты вас при помощи гипноза заставили полностью забыть собственное прошлое, чтобы вы не были шокированы и сумели адаптироваться к резкой перемене обстановки и длительному сроку службы. Вам обязательно восстановят память, как только ваша вахта закончится».

«Когда это случится?».

«Информация засекречена».

«Что заставило меня стать гражданином Контрабэллума?».

«Вас не устраивали порядки Одиума, и вы, подобно прочим добровольцам, решили поддержать Претора и примкнуть к его многочисленным единомышленникам, озабоченным грядущим крахом современной цивилизации и пытающимся сохранить все самое лучшее, чего она успела достичь. Чтобы потом на ее руинах создать новую, более прогрессивную и мирную».

«Я хочу встретиться с Претором».

«Это невозможно. Никто из граждан Контрабэллума, кроме превенторов, не имеет права покидать город. Вам также запрещено возвращаться в город до истечения срока службы и контактировать в карантинном шлюзе с поставщиками продовольствия».

«А если я захочу уйти со службы?»

«Тем самым вы нарушите договор и присягу, которую дали гражданам Контрабэллума, поклявшись безоговорочно исполнять возложенный на себя долг превентора до тех пор, пока вас не отзовут с поста»…

Вопрос об уходе со службы был задан Бунтарем безо всякой задней мысли. Ни в какую отставку он, естественно, уходить не собирался. И не только потому, что принял присягу и подписал договор, из которых, увы, не помнил ни строчки. Бунтарь выражал недовольство условиями службы, но сама Периферия ему нравилась. После того как он насмотрелся на забредающих сюда обитателей Одиума, у Первого пропало всякое желание покидать гарнизон, даже из чистого любопытства. Но еще сильнее Бунтарю не хотелось возвращаться назад, в Контрабэллум, где не было леса, гор, солнца и голубого неба. А были лишь каменные стены и высокий бетонный свод над головой, чьи изображения демонстрировала Скрижаль. Не поэтому ли Бунтарь записался в превенторы, чтобы надолго покинуть унылый подземный город?

Иной причины своего нахождения здесь Первый не видел. Вряд ли он подписал тот кабальный договор, движимый лишь беззаветной преданностью Контрабэллуму и Претору. Вот для Лидера и остальных превенторов такая благородная цель вполне могла бы стать побудительной причиной для службы на Периферии. Никто из собратьев Бунтаря сроду не признавался Скрижали в сомнениях касательно истинности выбранного жизненного пути. И наверняка не признался бы, проторчи они на Периферии еще пять лет. При вступлении в «Ундециму» Первый руководствовался иными побуждениями, это бесспорно. Иначе он непременно испытывал бы сейчас к родному городу такие же, как у всех, любовь и патриотизм.

Внешний мир, который Претор именовал Одиумом, катился в пропасть, погрязнув во всех мыслимых и немыслимых бедах. В стране, на территории которой находился город-государство Контрабэллум, только что отгремела Новая Гражданская война, что велась за независимость Пятьдесят Первого штата. И в этом не было ничего необычного: половина планеты была сейчас охвачена всевозможными войнами. Но и в более-менее спокойных уголках Земли людям жилось не лучше. Эпидемии, экологические катастрофы, низкая рождаемость и высокая смертность вели человечество к неминуемой гибели. Претор уверял: крах современной цивилизации может наступить буквально со дня на день («Уж не он ли ознаменует окончание нашей вахты?» – постоянно гадал Бунтарь).

И когда это произойдет, когда отгремят все войны и на планете перестанет свирепствовать смерть, тогда-то чистые духом и помыслами граждане Контрабэллума выйдут из подземелий. Выйдут и возродят исчезнувшее Человечество, чтобы повести его другим путем – созидательным и мирным. И сейчас здесь, на безлюдном севере, закладывался фундамент нового мира, а одиннадцать превенторов принимали в этом самое непосредственное участие…

Бунтарь в сердцах разбил о камень свою Скрижаль, когда однажды осознал, что как бы он ни формулировал волнующие его вопросы, ничего толкового от Скрижали ему все равно не добиться.

«Информация засекречена» – Первый давно сбился со счета, сколько раз он видел эту надпись на дисплее Скрижали. После публичного надругательства Бунтаря над святыней Претор и приказал Лидеру содержать неблагонадежного превентора в изоляции от остальных. Бунтарь догадывался, что приказ об этом исходил именно от Претора – вряд ли Лидер осмелился применить столь жесткое наказание, не посоветовавшись со Скрижалью. И тот факт, что мудрый вождь приказал изолировать Бунтаря, а не отправить его назад, в Контрабэллум, лишний раз подтверждал, что в подземном городе такие смутьяны тоже не нужны…

Изолятор, ставший для Бунтаря домом, располагался на краю Периферии, почти у самого озера, но между берегом и зданием находилась ограда, ров и проволочный периметр. Само по себе здание было довольно просторным и даже относительно комфортным. Из-за устройства второго этажа оно походило на большой квадратный башмак, в пятке которого проделана дверь, а на мыске оборудована маленькая – пять на пять метров – терраса, полностью обнесенная решетками.

Лидер нарочно отобрал для изоляции Первого это строение, поскольку не хотел добавлять превенторам хлопот с ежедневными прогулками заключенного. Поселившись здесь, Бунтарь мог хоть сутки напролет торчать на зарешеченной террасе, дыша свежим воздухом и любуясь природой. Чем узник и занимался в свободное время, вот уже три года не становясь ни для кого обузой.

Дверь в изолятор запиралась снаружи, но эта предосторожность была вызвана скорее требованиями режима, нежели реальной необходимостью. Лидер это тоже знал и потому не предпринимал в отношении заключенного других мер пресечения вроде караула или дополнительного ограждения вокруг изолятора.

Бунтарь не покидал дом без приказа. С тех пор как Первому запретили ходить по Периферии и баламутить собратьев провокационными расспросами, он предпочитал уединение, скрашивая его прослушиванием музыки, диски с которой также доставлялись из Контрабэллума, или физическими тренировками на воздухе, для чего на террасе у Бунтаря имелось необходимое оборудование. Но чаще всего Первый сочетал оба этих занятия. После них он чувствовал себя на удивление бодро, хотя раньше и не особо любил тренироваться в свободное время.

Читал узник редко, хотя Претор регулярно присылал на Периферию наиболее «правильные», с его точки зрения, книги. Подбирались они, судя по всему, по одному критерию: в них непременно рассказывалось обо всех царящих в Одиуме ужасах наподобие войн или экологических бедствий. Их красочное описание должно было отваживать превенторов от искушения покинуть пост и вернуться в тот мир, с которым все они когда-то добровольно и осознанно распрощались.

Бунтарь знал, что в Одиуме есть тысячи способов проведения досуга хорошо и с пользой, но на Периферии превенторам было доступно лишь несколько. И сегодня узник собирался заняться самым приятным из них, поскольку к нему в гости должна была заглянуть его лучшая подруга Невидимка. Бунтарь спешил домой в предвкушении ее скорого визита и полагал, что если в ближайшие четверть часа на Периферии не произойдет ничего непредвиденного, то его сладостные надежды имеют реальный шанс сбыться…

Однако непредвиденное все-таки случилось – редчайшее, надо признать, для Периферии досадное совпадение. Не успел еще Первый дойти до изолятора, как наблюдатель на башне нажал кнопку тревоги, и над гарнизоном раздался вой сирены, гораздо более громкий, чем тот, что будоражил превенторов при открытии карантинного шлюза.

Бунтарь встрепенулся и посмотрел вдаль – туда, где через лес шла давно заросшая просека. Незваные гости из Одиума обычно появлялись со стороны леса, после чего, утолив любопытство, той же дорогой удалялись обратно. Во время их визитов превенторы выходили на стену и контролировали, чтобы пришельцы не перелезли через проволочное заграждение. Но те еще никогда не осмеливались на такое геройство – преодолеть тройной периметр из колючей проволоки без необходимого инструмента было бы очень сложно.

Самые серьезные эксцессы за минувшие пять лет возникали несколько раз у гарнизонных ворот. Сначала туристы из Одиума – с их слов, активисты какого-то движения в защиту природы – требовали, чтобы их впустили на Периферию, а затем, получив отказ, пытались прорваться туда силой. Превенторы без особого труда выталкивали настырных визитеров за периметр даже без применения страйкеров. Изгнанные пришельцы подолгу возмущались, швырялись камнями, обещали кому-то пожаловаться, стращали бойцов «Ундецимы» увольнением со службы, но дальше этих угроз дело никогда не заходило. Оскорбленные активисты удалялись, а когда появлялись снова – периодически это случалось примерно раз в полгода, – их опять ожидало фиаско.

Бунтарь пристально всмотрелся в лесные дебри, но, как выяснилось, сегодня нарушители спокойствия двигались не по земле. Небольшой геликоптер, похожий издали на хвостатого головастика с лапками, двигался над лесом параллельно просеке, с ритмичным шумом рассекая винтом воздух. Летательный аппарат приблизился довольно быстро: не прошло и минуты, как он появился из-за горизонта, и вот уже шумный гость кружит над Периферией, водя из стороны в сторону L-образным хвостом, на коротком конце которого тоже вращался маленький закрытый винт-фенестрон.

Лидер, который только начал пересчитывать выгруженные из контейнера коробки, теперь спешил к башне, придерживая на бегу фуражку. Лицо Седьмого было крайне растерянным – Бунтарь еще никогда не видел командира в таком смятении. Остальные превенторы высыпали на середину Периферии со страйкерами в руках и удивленно пялились на приближающийся геликоптер. Никто из «Ундецимы» за эти годы не видел так близко летающие машины Одиума, изображения коих также хранились в Скрижалях. Если геликоптеры и самолеты и пролетали над Периферией, то всегда на большой высоте, двигаясь по небосклону маленькими, едва отличимыми от птиц точками. Таких дерзких полетов, как этот, пилоты Одиума здесь еще не предпринимали.

Раньше пришельцы всегда предпочитали передвигаться пешком, и если сегодня они изменили своей многолетней привычке, значит, на это, несомненно, была причина. Но больше всего превенторов сейчас волновало другое: они понятия не имели, как противодействовать вторжению с небес, если таковое вдруг произойдет. И хотя, судя по размерам летательного аппарата, в нем могло разместиться не более двух человек, неизвестно, чем они вооружены. Самое страшное оружие, каким изредка пользовались пришельцы-активисты, состояло из подобранных ими в округе камней и палок. «Небесные» же гости могли привезти с собой все, что угодно. И хорошо, если страйкеры превенторов окажутся пригодными для обороны от пока неизвестной, но уже реальной угрозы.

Геликоптер являлся самым маленьким из подобных ему летательных аппаратов, о каких знал Бунтарь. Если ему не изменяла память, Скрижаль называла этих механических стрекоз-переростков «Скайраннерами». Превентор глядел на геликоптер и невольно думал, что картина, которую видят сидящие в нем пришельцы, более впечатляющая, чем та, что открывалась взору превенторов с наблюдательной башни. Разве только пилота и его пассажира нервировал неутихающий шум винтов, но в таком головокружительном полете это было лишь мелким неудобством.

«Скайраннер» снизился до уровня башенной смотровой площадки и завис, подняв с земли тучи пыли. Превенторы, очутившиеся аккурат под геликоптером, закрыли лица рукавами и спешно ретировались на безопасное расстояние. Сорванные с нескольких превенторских голов фуражки покатились по земле в разные стороны. Лидер взобрался на башню и теперь следил за гостями вместе с наблюдателем; в данный момент вахту там несла Быстроногая. Седьмой пока не отдавал никаких приказов, да их все равно никто бы сейчас не расслышал – винты «Скайраннера» заглушали своим свистом все звуки.

Бунтарь находился далеко от точки, над которой завис геликоптер, и поэтому поднятая пыль не мешала Первому рассмотреть гостей. Сквозь стекла кабины были видны двое пришельцев. Один, в шлеме и черных очках, пилотировал аппарат; второй – без шлема, но в больших наушниках – приоткрыл боковой иллюминатор и рассматривал Периферию в бинокль. Пилот начал медленно вращать «Скайраннер» в воздухе, описывая его изогнутым хвостом окружности. Бунтарь смекнул, что при помощи такого маневра пилот помогает наблюдателю лучше изучить окрестную территорию. А превенторы в свою очередь получили возможность разглядеть малознакомый летательный аппарат со всех сторон. И сразу же обнаружили на его корпусе кое-что любопытное.

Через весь бок блестящей на солнце кабины проходила отчетливо различимая надпись: «Звездный Монолит». Вряд ли из-за пылевой завесы всем превенторам удалось прочесть эту надпись, но большинство собратьев Бунтаря ее явно рассмотрело. И вряд ли кто-либо из них мог сказать, что означает это название.

Прочертив в воздухе еще пару кругов, «Скайраннер» заложил лихой вираж, после чего развернулся и последовал в обратном направлении, держа курс так же вдоль просеки. Минута – и геликоптер уменьшился до размеров точки, а потом вовсе исчез в синеве утреннего неба. Ритмичный шум винтов затих чуть раньше, постепенно уступив место привычному стрекоту кузнечиков и щебетанию птиц.

Отобрав у Быстроногой бинокль, Лидер не отрываясь проследил с башни за гостями, пока те не пропали из поля зрения, затем спустился вниз и начал обеспокоенно озираться. Превенторы в ожидании приказа внимательно следили за командиром. Озадаченно чешущий макушку Седьмой мог приказать сейчас все, что угодно: и дать отбой, и готовиться к отражению атаки – слишком уж поведение пришельцев напоминало предбоевую разведку. Но вместо приказа Лидер снял фуражку, отряхнул ее от пыли и в задумчивости побрел в штаб.

Командир вел себя более чем странно. Бунтарь все ждал, когда он бросится за советом к своей Скрижали, однако Седьмой даже не снял ее с пояса. Пронаблюдав за остальными превенторами, Первый отметил, что и они не прикасаются к Скрижалям. Это тоже было весьма неестественно. На Периферии произошло из ряда вон выходящее событие, а бойцы «Ундецимы» даже не пытались выяснить, что на сей счет ответит им Претор. Сказать по правде, в эту минуту Бунтарь впервые пожалел о своей разбитой Скрижали, поскольку сам был бы не прочь получить из Контрабэллума хотя бы маломальскую инструкцию.

Лидер вернулся в штаб, а угрюмые превенторы столпились у наблюдательной башни, обсуждая престранное событие. Но Первый не стал подходить к товарищам, хотя ему тоже страсть как не терпелось послушать их разговор. Бунтарь не забыл о том, что незадолго до этого получил от Седьмого приказ, поэтому он обязан прибыть в изолятор, какие бы неожиданности ни начали сейчас твориться на Периферии. И уже у себя дома дожидаться дальнейших распоряжений. Бунтарь понадеялся на то, что Невидимка обязательно объяснит ему, почему это вдруг бойцы «Ундецимы» поголовно охладели к Скрижалям, без которых они раньше боялись даже выйти в сортир…

Интересная она, эта Невидимка. Вроде бы и не красавица рядом со своими более привлекательными подругами – Шептуньей, Смуглянкой и Быстроногой, – но было в ней нечто такое, чего нет в остальных здешних женщинах. Простое, чуть скуластое лицо, тонкие губы, курносый нос, обычная короткая стрижка – прическа, которую Смуглянка вот уже пять делает своим подругам… Крепкая, худощавая фигура Невидимки выглядела достаточно скромно в сравнении, скажем, с фигурой общепризнанной «лидерши» Периферии по части красоты – Быстроногой. И все равно, из всех женщин Бунтарь всегда выделял для себя почему-то именно Одиннадцатую – Невидимку. Может быть, потому, что она тоже относилась к Первому не так, как остальные?

Среди превенторов Одиннадцатая считалась недотрогой. И все потому, что кроме Бунтаря она ни на кого из мужчин не обращала внимания. Даже на Лидера, что было весьма болезненным ударом по его самолюбию. Невидимка подчеркнуто холодно относилась к ухаживаниям мужской половины «Ундецимы», соглашалась делить постель только с бывшим возмутителем спокойствия, остающимся и по сей день потенциальной угрозой местному порядку.