Неделей ранее Иван Трегубов прогуливался в сквере у последнего оставшегося пруда Патриаршей Слободы. Американские приключения уже стирались из головы, которая была заполнена более актуальными проблемами. Во-первых, его младшая сестра с мужем и ребенком переезжали в Петербург. Вокруг этого события появлялись то реальные, то надуманные воображением сестры проблемы. Во-вторых, пока Иван отсутствовал, разрешилось только совсем небольшое количество дел, которые он вёл как судебный следователь. Нужно было заново во всё вникать. Иван вздохнул и прислонился к дереву, в задумчивости грызя очищенные орешки из купленного ранее бумажного кулька. Из созерцания мелкой ряби на поверхности пруда его вывело вежливое покашливание за спиной. «Только не это», – обреченно подумал Трегубов и обернулся. Но это был именно он, жандармский ротмистр Смирнов.
– Здравствуйте, Иван Иванович! Как самочувствие? А это, что там у Вас, орешки?
– Здравствуйте, угощайтесь, пожалуйста, – Трегубов протянул кулёк офицеру в синем мундире.
Смирнов было потянулся, но потом резко отдернул руку и сказал:
– Спасибо, люблю, но нельзя. Чешусь потом, знаете ли.
– Вы, конечно, здесь не случайно? – сказал Трегубов.
– Вы чрезвычайно проницательны, – в голосе ротмистра послышались нотки иронии.
– Так чего же Вы хотите? – поморщился от этого тона Иван.
– Пойдёмте, присядем вон там и поговорим. Люблю это время года в Москве.
Они прошли вперёд и присели на скамейку. Трегубов повернулся к жандарму, как бы говоря ему этим, что он весь во внимании.
– Я хотел Вас поблагодарить от имени Николая Ивановича. Генерал очень расположен к Вам из-за Вашей принципиальной позиции.
– Послушайте, Вы же пришли не за этим, давайте по сути!
– Ну что Вы, – изобразил обиду Смирнов, – я же со всей искренностью. Николай Иванович считает Вас человеком больших достоинств.
– Который искал разгадку, которая была под носом.
– Главное, что Вы её нашли, – тон ротмистра стал назидательным, – и поступили достойно. Кстати, не хотели бы Вы перейти к нам?
– Что? В жандармское управление? – растерялся Трегубов.
– Да, а что Вас удивляет?
– Я же не офицер, – возразил Иван.
– Это не обязательно, – ротмистр перестал любоваться прудом и повернулся вполоборота к Трегубову. Его взгляд стал доверительным и ласковым.
– Вы что же меня вербуете?
– Да, – бесстыже заявил жандарм. – Не вижу в этом ничего предосудительного.
– Ну уж нет, сударь, увольте, – ответил Иван, – мне нравится моя служба.
– Я так и думал, – спокойно откинулся на спинку лавочки Смирнов.
– Разрешите откланяться? – Трегубов встал на ноги.
– Однако, – жандарм оставался сидеть, – есть ещё одно.
– Что ещё? – устало спросил Иван, снова садясь рядом с ротмистром.
– Вы должны заняться одним делом.
– У меня и так их очень много, – возразил следователь.
– Вам придётся их отложить.
– Я не могу опять их откладывать, – возмутился Иван.
– Это в Ваших интересах, – продолжал настаивать жандарм.
– Почему же это?
– Александр Николаевич Стрельцов приезжает в Москву. А он, как мы знаем, персона очень мстительная. Вам лучше исчезнуть на время, чтобы не привлекать его внимание, раз уж не хотите перейти к нам. Занявшись этим делом, Вы получите нашу защиту.
– Мне не нужна защита, я его не боюсь! – возразил Трегубов.
– Напрасно Вы так, Иван Иванович, напрасно, – жандарм осуждающе покачал головой. – Это безрассудно с Вашей стороны.
– Но у меня действительно огромное количество дел, я не могу снова уехать в Америку!
– Этого и не понадобиться. Владимирская губерния гораздо ближе.
– Владимирская губерния?
– Да. Там произошел очень странный и неприятный эпизод. Николай Иванович, генерал Петров, хотел бы, чтобы этим эпизодом занялись именно Вы.
– Но я же говорю…
– Послушайте, Иван Иванович, мне кажется мы с Вами по-разному понимаем фразу «генерал хотел бы».
– Вы не оставляете мне выбора?
– Выбор есть всегда, – сказал жандарм, – правильный и неправильный. Прошу Вас сделать правильный. Николай Иванович действительно хочет Вам помочь, а для этого Вам нужно уехать из Москвы. Ненадолго. Может быть, недели или двух будет достаточно.
– Я считаю, что мне ничего не грозит, но раз так настоятельно просит сам Николай Иванович, – съязвил Трегубов, – то я готов с благодарностью принять его предложение и принять участие в… Что это за эпизод, о котором Вы говорили?
– Теперь я слышу в Вас голос разума, Иван Иванович. Спасибо за то, что согласились нам помочь. Речь идёт о жертвоприношении.
– О чём? – удивился Трегубов.
– О жертвоприношении, человеческом. Обычно мы такими делами не занимаемся, но патриархат просил лично генерала…
– Ага, – мрачно продолжил Иван, – поэтому делом займётся Трегубов, а Вы продолжите не заниматься такими делами.
– Совершенно верно, Вы ухватили суть. Однако, дело и правда будет непростым. Пока это не дошло до газет, и мы постараемся, чтобы так и оставалось. Нечего баламутить народ.
– Так что там произошло? Что за жертва?
– Жертва – деревенский священник Пётр Ильич Капитонов, или отец Пётр. Его зарезали, принеся в жертву языческим богам.
– Каким богам?!
– Тем самым, языческим.
– Боже мой, – только и сказал Иван.
– Именно, – ротмистр огляделся вокруг и встал, – приходите завтра утром к нам.
– Но мои дела…
– Вашему начальству уже сообщили, что мы Вас на время забираем.
Проснувшись, Иван некоторое время не мог понять, где он, пока не услышал крик петуха. Он вытер пот со лба и вспомнил, что находится в деревне, в доме «ведьмы» Евдокии Васильевны. Трегубов сидел на остывшей за ночь печи и вспоминал свой сон, который был настолько детальным, что казался даже более настоящим, чем реальность. «Это, наверное, от эмоций, – подумал Иван, – слишком близко он воспринял произошедшее с отцом Петром, разыгралось воображение».
Иван слез с печи и оделся. В избе было прохладно, а в комнату просачивался ароматный запах свежей выпечки.
– Ага, проснулись? Во дворе все готово, можно умыться, – сказала Евдокия Васильевна, когда Трегубов появился в горнице.
Она хлопотала, накрывая на стол: свежий только что выпеченный хлеб, картофельная каша и яйца. Иван прошел во двор и умылся ледяной колодезной водой, а затем вернулся позавтракать. Он чувствовал себя очень голодным и прямо накинулся на еду. Евдокия Васильевна спросила его про руки:
– Больше не чешутся?
– Нет, спасибо. Прямо колдовство какое-то, – удовлетворенно ответил Иван.
– С чего это, колдовство то, – возмутилась женщина, – знахарство это, а не колдовство. Скажете тоже!
– Извините, – ответил Трегубов, – это само на язык напросилось, после вчерашнего рассказа Всеволода Петрович э… о происшествии в лесу.
Иван решил промолчать о том, что это урядник назвал Прохорову ведьмой. Однако та успокоилась после слов Ивана и села напротив. Её бесцветные глаза с красными веками уставились на завтракающего гостя.
– С такими вещами не шутят, – серьезно сказала она.
– С какими? – не понял Трегубов
– С колдовством. Кругом много всего, что может причинить вред и что лучше не упоминать всуе.
– А что Вы думаете о случившемся? – спросил Иван. – Кто мог такое сделать?
– Злых людей много, откуда же мне знать.
– Но почему именно так и именно там? Это же Перун, идол?
– Может, и он, – ответила женщина. – Если просить о дожде в засуху, то его. Он управляет дождём, а дождь нужен, чтобы урожай был хорошим.
– И что же, для этого нужна человеческая жертва? – поинтересовался Иван.
– Откуда мне знать такое? Но, говорят, что когда-то давно так и было. Сейчас всё по-другому, можно сходить в церковь и помолиться.
– А если молитвы не помогают? – спросил Трегубов.
Евдокия Васильевна ничего не ответила, она встала и начала молча убирать посуду со стола. Иван некоторое время наблюдал за ней, а затем спросил:
– По-Вашему в деревне есть язычники или отчаянные люди, которые из-за голода могли решиться на такое?
– Про язычников ничего не скажу, не знаю, а из-за голода на убийство кто угодно может пойти. Только по мне, проще украсть еду, чем ждать дождь от Перуна.
– Это, если стараться только для себя, а не для всей деревни, – возразил Трегубов. – А что за омут такой в лесу?
– Кто Вам про него рассказал? – Прохорова посмотрела на своего гостя.
– Урядник Выдрин, – признался Трегубов.
– Болтает он слишком много.
– А всё же, он говорит, что Вы лучше расскажете про него.
– Тут и рассказывать нечего, – ответила Евдокия Васильевна, не поворачиваясь к Ивану и продолжая заниматься своими делами, – водяной в нём.
– В каком смысле водяной? Какой такой?
– Вы что не знаете, что такое водяной? – хозяйка дома повернулась к Трегубову.
– Знаю, это персонаж из сказок.
Евдокия Васильевна прекратила свои хлопоты по дому, снова села напротив Ивана и уставилась на него своими старческими глазами.
– Это для городских сказки, – твердо сказала она, – а для местных быль.
– И что же, Вы видели его? – с иронией спросил Трегубов.
– Тот кто увидит его, никогда уже ничего не расскажет. Он то бревном в реке, то пнём на болоте прикинется. Но ежели открылся Вам, то заберёт с собой на дно. И спасения от него нет тогда.
Иван смотрел на Евдокию Васильевну и пытался понять: шутит она или нет. Ему казалось, что нет. Но как можно в наше время верить в водяных, домовых или кикимор? Хотя похоже Выдрин тоже верит. Ушёл от ответа, чтобы не выглядеть странным. Мол ведьма расскажет.
– Но если его никто не видел, то как можно узнать, что он существует? – задал резонный вопрос Трегубов.
– По делам его, – ответила Прохорова.
– И каковы же дела его?
– Каковы? Обычные, как у водяного. Девочек забирает незамужних, в русалок превращает.
«Так, – подумал про себя Иван, – засиделся он что-то за завтраком, хватит сказки слушать, пора делом заняться».
– А скажите, пожалуйста, Евдокия Васильевна, – сменил он тему, – где я могу найти братьев Куракиных?
– Напротив лесопилки высокий забор видели?
– Может быть, но сейчас не вспомню.
– Найдёте, между лавкой Константина Ивановича и домом Игнатия Прокопьевича, сапожника.
– Спасибо за завтрак и за ответ, – сказал Трегубов, вставая из-за стола.
– На здоровье. Вот Куракины, верно и есть, как там сказали, эти самые, язычники.
– Почему? – удивился Иван.
– Не здешние, недавно приехали, в церковь не ходят, а денег много.
– Ясно, – ответил Иван.
Он вышел во двор, обдумывая логику своей хозяйки, у которой богатство зависело от частоты посещения деревенского батюшки. Иван проверил коня, размещенного в сарае, в виду отсутствия конюшни. Убедившись, что у жеребца есть и вода, и еда, Трегубов вышел на улицу. Мимо пробежали два мальчика лет семи или восьми, с любопытством посмотрев на незнакомого мужчину. Иван повернулся и пошёл в сторону холма с усадьбой, поскольку дом у Куракиных был в начале деревни.
Трегубов шёл, осматривая дома и дворы, когда увидел высокий и сплошной забор, за которым ничего не было видно, он полностью скрывал постройки и пространство. Похоже, что это и есть дом братьев, а вот и лесопилка с богато выглядевшем домом напротив. А вот эта небольшая избушка с покосившимся крыльцом верно и есть дом сапожника. Трегубов замедлил шаг, разглядывая двор, когда на кривое крыльцо из дома вышел среднего роста и среднего возраста жилистый мужичок в черном жилете с обвисшими усами.
– Чего уставился?! – резко спросил он Ивана.
Трегубов оторопел от неожиданности. Очевидно, что местный сапожник не был примером манер и любезности.
– Здравствуйте. Прохожу мимо, – ответил Трегубов. – Меня зовут Иван Иванович, я следователь из Москвы. А Вас…
Иван не успел закончить фразу, поскольку мужичок уже исчез в доме, громко хлопнув дверью. Трегубов постоял пару секунд, хмыкнул под нос и пошёл дальше. Ворота, ведущие во двор дома Куракиных, были закрыты. Когда Иван подошёл к ним, во дворе залаяла собака. Он постучал кулаком, через некоторое время из-за ворот раздался женский голос, который сначала успокоил пса:
– Тихо, тихо, я сказала. Кто там?
– Доброго дня. Меня зовут Иван Иванович, я – следователь из Москвы, хотел бы поговорить с господами Куракиными о смерти отца Петра.
– Нет их сейчас, вечером приходите, – ответил голос, ворота остались закрыты.
Трегубов разочарованно развернулся и посмотрел на большой двухэтажный дом напротив, весь двор которого был усеян опилками. Где-то в глубине раздавались характерные звуки пилы по дереву. Иван перевел взгляд на церквушку, приютившуюся между склоном холма и лесопилкой. Рядом с церквушкой стоял неказистый домик из досок, больше похожий на сарай. Трегубов вчера его даже не заметил. «Это, наверное, дом жертвы. Может, что-то есть там или в церкви. То, что наведет его на виновников преступления», – подумал Иван. Хотя спешить было некуда, ему ясно дали понять, что не ждут быстрого возвращения в Москву. Очевидно, генерал Петров не хотел открытой ссоры со Стрельцовым, поэтому Ивана и убрали с глаз долой.
Трегубов обошёл огромную лужу, оставшуюся после ночного дождя, и увидел, что дверь дома следующего за забором Куракиных открыта, как и калитка двора. «Лавочник, – Иван вспомнил слова хозяйки. – Ну что же, хоть с кем-то можно будет пообщаться».
Когда Иван зашёл в лавку и дипломатично постучал, дородный мужчина в рубахе с засученными рукавами расфасовывал соль из мешка по бумажными сверткам. На стук Трегубова повернулось круглое лицо, обрамленное седой бородой. Серые глаза ещё не старого мужчины смотрели на Ивана с удивлением. Затем удивление медленно сменилось пониманием.
– Следователь из Москвы? – спросил он, осторожно отставив мешок в сторону.
– Он, самый, Иван Иванович, – представился Трегубов.
– Доброго дня, – засуетился мужик, – проходите, не стойте в дверях. Что изволите?
– Я не за покупками пришёл. Извините, не знаю, как Вас зовут.
– Константин Иванович Колесов, к Вашим услугам. Понимаю Вас, пришли расспросить об отце Петре, – вздохнул лавочник.
– Именно так. Хотел бы спросить Вашего мнения: какой он был человек, и кто мог такое сотворить с ним? Вы, наверное, со всеми в деревне общаетесь?
– Да, всех знаю и в «Малом Лесном», и в «Большом Лесном». Какая смерть ужасная, – покачал головой Константин Иванович. – Такой человек был, по-настоящему божий. Добрейший. Школу хотел открыть для детишек, и тут на тебе.
– Вам не кажется странным, что с добрейшим человеком так поступили? Может у него были враги?
– Врагов не знаю, а злыдням то всё едино, хорош человек или плох.
– Но он же деревенский батюшка, – заметил Трегубов, – а не просто крестьянин. Вы знаете, как с ним обошлись?
– Конечно, конечно, наслышан. Изверги.
– У Вас есть предположение – кто так мог сделать?
– Никаких. Абсолютно честен с Вами. Не понимаю, кто мог такую мерзость совершить. Может, не наши это?
– А кто был нездешний в последнее время? – заинтересовался Трегубов.
– Не припомню таких, – ответил Колесов.
– Скажите, – Ивану вдруг пришла в голову мысль, – а мог кто-то из леса прийти, а потом уйти туда?
Лавочник ненадолго задумался, а потом уверено ответил:
– Сильно сомневаюсь в таком. Лес непроходимый, много бурелома, за рекой болото, а там опять лес. Нет.
– А что Вы думаете, почему именно так с ним поступили, очень жестоко? Это всё похоже на жертвоприношение. Может, у Вас здесь есть язычники или инородцы какие. – Люди, которые русскую веру ненавидят. Кто-то, кто Вам кажется странным? – спросил Иван.
– Про идолопоклонников ничего не ведомо мне, а кроме людоеда никого странного не знаю.
– Какого ещё людоеда? – устало спросил Трегубов, которому мало было язычников, а тут ещё водяной и людоед.
– Слуга Колодова это.
– Колодов – это кто? – спросил Иван.
– Молодой барин, сын старого барина, Николай Васильевич.
– Это его усадьба на холме?
– Конечно, чья же ещё? Раньше обе деревни и ещё десяток вокруг их были, как и крестьяне, как и отец мой, и дед. Не отменил бы Александр второй, царствие ему небесное, крепостничество, и я, и семеро моих деток тоже бы его были.
– Ясно. Значит, в усадьбе молодой барин живёт, а про людоеда что?
– Слуга у него, говорю же, людоед.
– Почему людоед? -0 уточнил Иван.
– Писатель Александр Сергеевич из Владимира так сказал.
– Что именно сказал писатель?
– Да, так и сказал, мол, людоед, слуга барина вашего.
– И всё? – поинтересовался Трегубов.
– И всё, – развёл руками Константин Иванович. – Теперь бабы детишек от него стерегут.
– И как, успешно?
– Пока да, – серьёзно ответил Колесов.
Трегубов в задумчивости вышел из лавки. Дело действительно было непростым, прав был Смирнов. Придётся ему вспомнить полицейские годы, навыки и допросить как можно больше людей, чтобы потом из собранной информации выудить те частицы, которые позволят дать ответ. Позволят найти тех, кто совершил это чудовищное преступление.
– Извините, пожалуйста, – послышался за спиной приятный чуть низкий женский голос.
Иван повернулся и увидел перед собой стройную высокою женщину, примерно с него ростом. Её большие голубые глаза в обрамлении пепельных вьющихся волос под изящной шляпкой заинтересованно смотрели на Трегубова. Иван, бросив один быстрый взгляд, понял, что женщина одета по последней моде и совершенно не сочеталась с этой деревней. На вид ей было около тридцати пяти лет.
– Извините меня, – повторила она. – Я предполагаю, Вы тот самый следователь из Москвы, о котором все говорят?
О проекте
О подписке