– Да не, тебе кажется… – сказал Андрей, а затем, после небольшой паузы, добавил: – Ну просто смотри какая хуйня. Вот у неё начинается этот её шизоприступ. Ну начало. Недели две она будет меня заёбывать, хуйню нести, вести себя как ебанутая, а потом по итогу всё равно уедет в дурку на отдых свой традиционный. Зачем мучить и себя, и её, ждать эти две недели, пока у неё всё там разовьётся до той меры, когда можно вызывать санитаров, если уже всё сразу известно, что чем кончится, и можно сразу же отправить её туда лечиться поскорее? Ни ей не придётся с ума сходить дома, ни мне за ней ухаживать. Понимаешь?
– Да, понимаю, – в его словах действительно был смысл. Но он был какой-то извращённый.
– Ну а то, что я, может, палку где-то когда-то перегибаю, злюсь там… Ну меня тоже понимать надо. Я же тоже от этого страдаю. И естественно, что иногда это доводит меня. Легко судить, когда сам в такой ситуации не был, – тон его оправданий действительно манил встать на его место и принять его взгляд, но я воспротивился этому соблазну, понимая, что всё-таки это ненормально.
– Да я не осуждаю, нет… Понятно, что это тяжело. Куда там в такой ситуации не раздражаться…
– Вот и я о чём.
– Что-то мне душно, можно я окно открою?
– Да, без проблем, – не отрываясь от дороги, он правой рукой нажал на кнопку между нами, и стекло с моей стороны немного опустилось, заставив отступать запотевшую область.
Некоторое время мы проехали в тишине. Я вдыхал свежий воздух и смотрел на улицы, на дома, на фонари и на снег. Мы уже были близко к Удмуртской.
– Ты бы разрушил чью-нибудь жизнь, если бы мог? – Андрей прервал тишину, которая была в моих мыслях, заставив меня вернуться в его реальность с лёгким запахом перегара в салоне и дурацкой музыкой из радио.
– В каком смысле? – я был застан врасплох внезапностью этого вопроса, а сам он казался совсем несвойственным человеку, который им задавался. Я удивился, ведь вопрос звучал как что-то глубокое и философское, а сам Андрей так не звучал ни разу за всё время нашего знакомства.
– Ну типа не совсем разрушил, но вмешался бы? Не так, как мы вмешиваемся в обычной жизни, а именно конкретно так вмешаться… Ну ты же знаешь эту хуйню, вот эту фразу мужика там какого-то известную, ты же, вроде, умный парень…
– Какую фразу? – я был польщён этим комплиментом, но не понимал, о какой фразе он говорит.
– Ну я по телику слышал. Да и по радио. Ну и вообще очень известная она. Типа что когда ты смотришь в пропасть, то пропасть смотрит в ответ или что-то типа такого.
– Ну да, я слышал такое, много где, известная. Только там не про пропасть было, вроде, а про… Бездну, – я понял, о чём он, и это меня удивило ещё больше. Может быть я слишком предвзят, но он действительно не похож на любителя философии.
– Ну и вот. Я иногда думал над этим типа. Ну знаешь, такие размышления, которые на фоне иногда думаются… И вот типа… Когда ты начинаешь вмешиваться в чужую жизнь, то это, типа, означает, что ты начал смотреть в пропасть эту, бездну. И типа вот эта бездна должна смотреть в тебя обратно. И типа получается, что чужая жизнь начинает вмешиваться в твою… – Андрей выглядел необычайно задумчиво, напряжённо пытаясь сформулировать свою мысль, и я даже начал переживать, что он забудет о том, что мы едем в машине по дороге.
– Так, ага, – я кивнул ему, хоть и видел мало связи в его словах. – А почему чужая жизнь – это бездна?
– Да не, не чужая жизнь это бездна, а вмешательство в неё это бездна.
– И… Почему?
– Ну это типа плохо, когда кто-то вмешивается в чужую жизнь, да ведь? И вот, поэтому и бездна. Бездна же это тоже же плохо?
– Ну да, звучит как не очень положительное что-то.
– И вот. И к чему я. Типа вот я издеваюсь над своей женой, да? Ну я не издеваюсь, но так кажется, да? И это потому, что я просто привык к этой жизни, и уже не вижу это как что-то плохое. И может быть да, может иногда мне даже нравится её доводить. Но ведь она меня тоже раздражает этим? И типа может показаться, что я вмешиваюсь в её жизнь и разрушаю. Но ведь она в мою тоже вмешивается и разрушает? И с хуя ли я виноват? Может, она первая начала вмешиваться в мою, то есть посмотрела в бездну, и этим самым вынудила меня вмешаться в её, то есть бездна посмотрела в неё. Понимаешь, бля? – выдавил он, и было понятно, что это стоило ему каких-то усилий.
– Ну, да, понимаю, – я действительно начал более-менее понимать, о чём он. Но всё-таки что-то было не так в его словах.
Мы повернули на Удмуртскую улицу.
– Во-от. А мало кто понимает. А ещё меньше народу понимает, что иногда бездна начинает, блять, вмешиваться в твою жизнь, хотя ты никогда, нахуй, не вмешивался в чужие. Начинает смотреть в тебя, блять. Но это не значит, что ты должен тоже начинать смотреть в неё и начинать вмешиваться в чужие жизни из-за того, что они вмешиваются в твою. Это, нахуй, нихуя не значит, что ты должен бороться с этой бездной ёбаной, блять. Но это и не значит, что ты не должен.
– Хм… – единственное, что я мог ответить. В этих словах определённо был смысл. Почему был? Есть. И есть мысль, которую он хочет донести. Но почему-то я не могу с ней так просто согласиться… Возможно, расскажи он это всё немного в другой форме…
Андрей рыгнул и продолжил:
– Ладно, похуй, извини, что загрузил. Просто пиво ёбнуло, походу, дало в голову, сам понимаешь.
– Да, без проблем. Не загрузил, но пищу для размышлений дал.
– Во-о! Это правильно. Думай, прежде чем что-то делать или приходить к каким-то выводам.
И больше сказать друг другу нам было нечего. Мы проехали перекрёсток с улицей 10 лет Октября, проехали перекрёсток с улицей Майская, продолжая двигаться в тишине, пока в один момент Андрей не сказал:
– Мы ща остановимся на минутку, ты не против?
– Нет, не против, давай, – спокойно ответил я, сдерживая только что родившийся гнев. Именно это я и имел в виду, когда объяснял причины своей неуверенности и напряжённости! «Ме-ме, давай остановимся здесь, давай остановимся там, давай заедем сюда, ме-ме, это ненадолго, ме-ме, давай заедем к одному чуваку, ме-ме…» С-с-сука… Почему, блять, нельзя, нахуй, просто доехать до туда, до куда мне надо, блять?! Или хотя бы предупредить, что хочешь куда-то попутно заехать, сука?! Откуда мне, блять нахуй, знать, что у тебя в голове, сука? Мало ты ещё хочешь заехать в десять разных мест по пути, блять, и мы доедем только на следующий день, блять, если вообще доедем? «Будь благодарен, что тебя вообще везут бесплатно!» – скажут мне… Кто-нибудь. «Да пошли вы нахуй! – отвечу я. – Сами вызвались подвозить – так везите, ёбаный в рот, блять!». Хотя тут и можно найти компромисс: просто сказать, блять, сука, что по пути заедем туда-то туда-то. И мне вообще уже не особо хочется ехать куда-то.
Пока я думал об этом, Андрей припарковался у обочины и заглушил машину. На противоположной стороне дороги, у склона холма, идущему к Немецким домам, стояла, кажется, семёрка, то ли фиолетового, то ли тёмно-синего, то ли тёмно-бордового цвета. В ней сидело несколько человек, ещё пара стояла за ней. Судя по тому, что большинство людей, – а точнее все, кроме водителя, – были женщинами, или, по крайней мере, имели длинные волосы, которые одна из двух стоящих снаружи держала другой, пока та блевала в темноту внизу склона… Не нужно быть особо умным, чтобы догадаться, что это проститутки.
– Во прикол! Я ща… – радостно сказал он, вышел из машины и перебежал дорогу в их направлении.
Водительское стекло опустилось, и Андрей о чём-то поговорил с водителем, после чего развернулся, добежал обратно до своей машины и залез в салон.
– Слушай… – колеблясь, обратился он ко мне. – Ты… Э-э-э… Не хочешь погулять малёха?
– Да не особо, знаешь ли… Всё-таки зима, ночь, снег, вся хуйня, – спокойно ответил я, кипя внутри.
– Бля. А может ты просто посидишь, пока я сзади с дамой… Поразвлекаюсь?
– Это стрёмная какая-то хуйня, блять. Может ну его нахуй? Быстрее доедем, да и ты здоровее будешь и при деньгах, – я не собирался заниматься этой еботнёй, как и не собирался ждать, пока он наебётся, блять, как сынок какой-то.
– Блять. Ладно… – он постучал пальцами по рулю, смотря вдаль. – Ладно… Ща тогда, подожди ещё малёха…
Он снова выскочил из машины и добежал до проституточной, опять о чём-то поговорил с водителем, пожал ему руку и побежал обратно. Более радостный, чем он был, когда покидал меня после разговора, он залез внутрь и завёл машину.
– Всё заебись, они долго ещё стоять будут, – улыбался он.
– Тебе чё, так невтерпёж? – я был в злом недоумении.
– Да не особо… Просто я подумал, что было бы прикольно, если бы мне отсосала та, которая блевала. Без гандона имею в виду. Типа у неё же во рту сок желудочный ещё будет, и я подумал, типа, вдруг он прикольно щипать будет хуй, хе-хе…
– Бля, странные у тебя фантазии, какие-то. Это мерзко, блять, в конце концов…
– Да я понимаю. Просто прикольно же проверить? Ты бы поржал с меня, если бы согласился и мне слишком бы щипало.
– Да хуй знает…
– Ну да похуй, потом заеду к ним, мы же недолго ещё ехать будем. Но там уже не так прикольно будет, да и проверить не получится, наверное.
– Да и не надо это проверять. Тебе повезло, блять, что я с тобой. Сберёг от потери денег и здоровья.
– Ну а хуле ты хотел? У меня жена в дурке, блять. Надо же мне как-то потребности свои удовлетворять?
– Ну да, ну да… – вздохнул я и мы поехали дальше.
Некоторое время мы проехали молча. Андрей смотрел на дорогу. Я смотрел в окно, наблюдая, как снежная пудра ложится на влажный чёрный асфальт. Как зловещая бесфонарная темнота дворов и подворотен не пускала в свои сонные и пахнущие пролитым алкоголем владения свет с улиц. Как вырывается гул из подземного перехода у университета, взлетая вверх и направляясь к собору на противоположной улице, чей освещённый купол сиял на фоне тёмного неба. Но моё сознание не было спокойным.
– Всё нормально? – спросил я у Андрея.
– В смысле? – не отрывая взгляд от дороги, он ответил мне.
– Ну, типа, ты не обижаешься? – как можно более невинно я старался задать вопрос.
– На что? Что с шлюхами не вышло?
– Ну, вроде того.
– Да хуйня, вообще забей.
– Ну ладно, хорошо, – чуть-чуть тревога отпустила меня.
– Или ты думаешь, что вечер мне испортил, типа не разрешил ебаться? – уже с улыбкой спрашивал он.
– Ну да, закрадывались такие мысли.
– Да не, вообще не думай даже об этом. Я же сказал – потом вернусь к ним. Так что да, не парься.
– Хорошо.
Небольшой холмик упал с моих плеч и мне даже стало чуть радостнее. Я чуть приспустил окно и начал вдыхать свежий ночной воздух, не загрязнённый никем и ничем, кроме тех и того, кто и что не спит ночью. Их мало, поэтому воздух был чист, прозрачен, освежающ и плотен. Снежинки падали мне на лицо, делая его мокрым, а ресницы слипающимися. Мой разум, мои мысли, мой ум, моё сознание, сам я как будто бы омывались лёгкой, прохладной и успокаивающей капелью, и лёгкая влага будто бы уносила все мои тревоги, страхи и переживания, оставляя в гармонии с миром и мокрыми ресницами… Если бы только эта в рот ёбаная музыка из радио заткнулась нахуй и больше никогда бы не звучала.
Из магнитолы, сияющей синими светодиодными полосками и маленьким цифровым чёрно-белым экранчиком, по атмосфере салона, пропитанное запахом пива, перегара, пердежа и грязных носков, раздавалась весёлое пение о том, что герой песни скучает по своей крошке, не получает от неё письма, что он вернётся и она узнает… Узнает что? А ничего, сука! Узнает то, что он далеко от неё и по ней скучает!
Эта песня вызывала во мне тошнотворную головную боль в виде комка ненависти и тоски где-то в районе затылка. А её цикличность и нелогичность, что он вернётся, но при этом она узнает, что он далеко, заставляла меня напрягать от ненависти мышцы на спине и краснеть от злости. А ещё, когда он вернётся, то она узнает, что он по ней скучает. А до момента его возвращения он не говорил ей, что скучает? То, что она не шлёт ему письма, не значит, что он не шлёт ей. Да и она наверняка не самая тупая КРОШКА, вполне понимает, что если кто-то далеко от тебя, и этот кто-то тебя любит, то он по тебе скучает. Зачем ему тогда говорить ей об этом при возвращении? Чтобы, типа, надавить на чувство вины? Типа, подходит он к ней и говорит: «Привет. Знаешь, я по тебе скучаю. Я далеко от тебя…»? Ага, охуенно. Мне кажется, что герой этой песни всё-таки более достойный и добрый человек, который так делать не будет. Не будет давить на чувство вины, даже если ему сделали больно. Он – благородный солдат, который простит или уйдёт молча и с достоинством, нежели будет мстить, играя на чувствах простой глупышки, которую любил. А говорить, что ты далеко от того, к кому ты только что буквально вернулся, это… Это либо долбоебизм, либо пиздец какая метафора и глубокосмысленное выражение. Которое, опять же, простому благородному солдату использовать ни к чему.
В этот момент мы повернули на улицу Ленина.
Музыка продолжала играть. «Бля-я-я-ядь…» – протяжно раздавалось в моей голове, потому что мыслить и думать было крайне сложно, потому что все связи обрывались с каким-нибудь случайно услышанным словом из песни. Ненавижу блять. Но дело здесь не только в этой конкретной музыке. Самое важное…
– Ты чё такой напряжённый? – спросил Андрей, глядя на меня.
– Да ничё, забей.
– Срать хочешь? – он захохотал после этого вопроса.
– Да нет, просто песня заебала.
– Да, понимаю, она везде щас. Ну а что, плохая что ли?
– Да не то чтобы плохая… Просто бля… Тут даже не в ней дело… – я пытался как-то увильнуть от нормального ответа, потому что не хотел повторять все мысли, которые имел до этого.
– А в чём?
– Блять. Самое важное в том, что вся русская музыка, практически вся, это ёбаная хуйня.
– Ну да, есть попса всякая ёбаная, есть пидоры всякие… – задумчиво произнёс он.
– Да не в этом дело, – я на секунду замешкался, потому что он назвал попсу ёбаной, а сейчас-то что играет блять? – Дело в том, что это музыка, которая сводит с ума.
– Согласен. Послушай-ка Киркорова несколько часов подряд – точно с ума сойдёшь, – рассмеялся Андрей.
– Не, я имею в виду серьёзно сводящая с ума.
– Почему это?
– Ну бля, ты сам никогда не задумывался, какая она странная?
– Что странного-то, ёбаный в рот? – уже с раздражением отвечал он.
– Да в том, блять, что поётся ёбаная тоска депрессивная, нахуй, а мотив у неё ВЕСЁЛЫЙ! Музыка, блядь, праздничная нахуй, а текст, блядь, похоронный нахуй! Понимаешь?! – я повысил тон, ибо я действительно считал это проблемой, причём достаточно очевидной, чтобы увидеть её, если хоть чуть-чуть подумать о том, какую информацию ты воспринимаешь и потребляешь, даже не осознавая этого и не видя её в информационном шуме.
Андрей ненадолго призадумался, а затем сказал:
– Ну бля, такая и жизнь у нас: всё плохо – мы стараемся веселиться; всё хорошо – мы грустим.
– Так это ли не долбоебизм ёбаный? Даже если так, то это неправильно, и нахуй этот ёбаный бред поддерживать и укреплять его сильнее с помощью музыки?
Андрей вздохнул.
– И вдруг эта музыка как раз и причина, по которой люди делают так? Да даже то, что ты сказал, что плохо и мы веселимся, а хорошо и мы грустим, даже это не звучит так по-ебанутому, как эта музыка. Ты либо пой грустную хуйню с подобающей грустной музыкой, либо весёлую хуйню с подобающей весёлой музыкой! Потому что это противоречие получается, которое с ума сводит потихоньку, – эмоционально и гневно излагал я.
– Ну я понял, что хуйня типа получается, противоречие. Ну не всем нравится, да. А с ума-то это как сводит?
– А вот как. Я, блять, человек не глупый, ты сам сказал, – он кивнул. – И я узнавать новое люблю. И вот недавно я узнал, что есть такая хуйня, которая называется двойное послание. Слыхал?
– Нет, не слыхал.
– Прикол двойного послания заключается в том, что это такая хуйня, когда поступающая к тебе информация содержит в себе противоречие. Например, пиздишь ты жену свою, но при этом говоришь, что переживаешь о ней и заботишься. Или, блять, говоришь своему ребёнку, типа, пиздуй гулять, а когда он идёт гулять, то ты начинаешь орать на него, мол, хули ты куда собрался, уроки сделал и вообще кто разрешил. Понимаешь?
– Ну типа… Ну в общем, вроде, понятно, что ты хочешь сказать. Ты говоришь одно, а делаешь другое.
– Ну… Ну что-то вроде. Ну типа парадокс получается неразрешимый. Как ты можешь заботиться и переживать о жене, если ты пиздишь её? Или как ребёнок может пойти гулять, если ты ему разрешил, но потом ругаешь за то, что он куда-то собрался. Типа как он может из этой ситуации выйти? То есть такая ситуация тупиковая, где тебе говорят вроде одно, но при этом как бы и противоположное. Или начальник тебе говорит, типа, выскажи своё мнение по поводу какой-то проблемы, но как ты начинаешь говорить, то он такой тебе: «Заткнись нахуй, кто тебе вообще слово давал?!».
– Ага, ну яснее становится, да.
– Ну вот ещё пример. Мать говорит ребёнку, что любит его, но при этом по ней видно, по лицу там, по позе, по голосу, что она ненавидит его. Ну, например, после того, как он напроказничал как-то. Или говорит, типа, «Умей постоять за себя!», а когда он в драке защищает свою честь, то она ругает его за это. Или типа садишься ты за стол в гостях у бабки, и она говорит тебе, типа, кушай-угощайся. Ты жрёшь, а она начинает тебя ругать, мол, хули ты жрёшь так много? Ты перестаёшь, а она такая: «А что, тебе не понравилось? Не вкусно?». Ну и вообще любая ситуация, в которой тебе диктуют какую-то противоречивую хуйню, когда одна часть полностью противоречит другой. Ну точнее одна часть информации противоречит другой части, хотя они обе части одной хуйни.
– Ну я вроде понял, хотя вот в конце ты что-то не очень понятно сказал.
– Когда тебе говорят, например, «Я тебя люблю», но когда ты хочешь обнять того, кто это сказал, то он или она отстраняется от тебя. Когда тебе сперва говорят: «Почему у тебя нет друзей?», а когда ты заводишь их, то тебе потом говорят: «Ты слишком много проводишь времени с друзьями!». То есть, по сути, когда тебе говорят: «Стой», но при этом показывают и намекают, что ты должен идти. Или когда тебе говорят: «Молодец!», но при этом видно, что для них ты не молодец. «Будь самостоятельным! Думай своей головой!» – тебе скажут, а потом: «Не перечь мне! Делай так, как я сказал!». Когда над дверью написано «Вход», а не самой двери «Не входить».
– Ну да, понял.
О проекте
О подписке