– Слушай, ты заебал уже всех обзванивать со своим Анатолием блять! – на конструктивный диалог рассчитывать больше не приходилось.

– Так могу или нет?

– Ща я тебе услышу, блять… – сказал он и повесил трубку.

На втором этаже справа от меня открылось окно, из которого высунулся здоровый мужик и заорал:

– Пошёл нахуй отсюда, блять! А то сейчас спущусь, сука, и тебе все руки переломаю!

– Да давай, спускайся, ебать! – я решил построить из себя смельчака.

– Щас, сука, спущусь… Щас спущусь… – пробормотал он и свернулся обратно в своём окне, скрывшись в темноте квартиры за ним.

В это время открылось окно на первом этаже, откуда страшная бабка с синяками на лице начала так же орать на меня:

– Вали отсюда, опездол ебаный блять! Вали нахуй, а то сейчас милицию вызовем!

Я промолчал, потому что моё внимание отвлекло открывающееся окно на третьем этаже, вроде как из двадцать пятой квартиры, откуда высунулась раздражённая женщина с взъерошенными волосами и кинула в меня мешок мусора. Он зацепился за бетонную крышу подъезда и порвался, повис на каком-то выступе, и из него посыпались вонючие остатки овощей, фруктов, шкурки от сосисок и картофельные очистки, какие-то мелкие тряпки, чайные пакетики и вообще всякая гадость, а также попутно из него полилась какая-то настолько смердящая мутная жидкость, что меня чуть не вырвало. Благо, на меня не попало.

– Да ты охуела, мразота ебаная блядь?! – крикнул я ей.

– Уёбок! – крикнула она мне ответ.

На втором этаже слева открылось окно, откуда высунулся ещё один мужик средних лет, который спокойно сказал:

– Слушай, пиздуй отсюда по-хорошему, а то сейчас менты приедут, и я им скажу, что ты по домофону моей дочери всякую хуйню педофильскую предлагал.

«М-да-а, – подумал я про себя. – Ну и уебаны здесь живут».

– Ладно! Сосите хуй! – крикнул я им и решил по-быстрому свалить. Отойдя от дома на приличное расстояние, я оглянулся, и во мне промелькнула мысль: «Может быть, я ошибся подъездом?». Но мне было лень обзванивать ещё один подъезд, да и милиция была наверняка на подходе, если была вызвана, поэтому, вспомнив, что недалеко здесь живёт один мой хороший друг, я направился к нему. Может быть, он сможет мне помочь?

***

Пройдя несколько дворов в направлении нужного дома, я вдруг заметил, что ничуть не наслаждаюсь свободой. Конечно, она не была отобрана у меня надолго, чтобы прямо истосковаться по ней, но три месяца просиживания в палате со всякими ебанутыми тоже заставят заскучать по улице, по которой можно свободно пройтись в одиночестве. Чем я сейчас и занимаюсь. Поэтому я перевёл свои мысли наружу извне и обратил внимание на то, что окружало меня. Серые панельные пятиэтажки, прокрашенные ещё чем-то более серым между плитами-панелями. Многоглазые, наблюдающие за мной этой сотней оранжевых очей, в которых было видно их душу, их мысли в виде людей, снующих туда-сюда, занятых своими делами. Эти ребята здесь надолго. Они не собираются никуда уходить. Это можно понять по ним. По людям, которые бегают внутри них. Полуголые, по-домашнему растрёпанные, уставшие после дня. Они точно не покинут свой очаг. А значит, и очаг не покинет своего места. Эти дома переживают поколения. Их стены исписаны чувствами населяющих их людей. Из щелей между их плит сочится та горечь, тёмная грусть и даже отчаяние, что испытывают этих люди. Поэтому эти щели заделывают серым бетоном. Серое на сером, чтобы спрятать серое. Серый – ничего не имею против этого цвета. Жаль, что он так прочно ассоциируется с грустью. Мне иногда жалко сам этот цвет. Не так много радостных вещей связано с ним, как с любым другим. Люди обычно не связываю своё счастье, свою любовь, свою радость с серым цветом. Ох, серый цвет, я бы обнял тебя, если бы мог, чтобы тебе не было так грустно. Ты не виноват в своей судьбе. Люди сделали тебя таким.

Я почувствовал, как к глазам подступают слёзы. И понял, что следует остановиться. Мысленно, не физически. Да и физически тоже, потому что я почти дошёл до дома друга. Эти мысли… Они возникают из ниоткуда. Они не связаны с чем-то конкретным. И объектом этих мыслей может стать что угодно. Это я понял за многие года испытывания странных чувств в странных ситуациях по отношению к тому, к чему эти чувства обычно человек испытывать не должен. Надо отвлечься от всего этого.

Я подошёл к домофону. Затем я отошёл от домофона, чтобы посмотреть на номер дома. «67». Он совпадал с тем, что я помню. Уже хорошо. Я подошёл к домофону. Взглянул на номера квартир в этом подъезде. Нужный номер тоже вписывался. «89». Я набрал его на домофоне.

– Да? Кто там? – раздался слегка раздражённый голос моего друга Коли. М-да, похоже, люди не любят, когда им ночью звонят в домофон. Могли бы выключить его в таком случае.

– Нос.

– Чего ты так поздно пришёл сюда?

– Как зачем? Повидать старого друга! Давно же не виделись! – с задором ответил я.

– Да. Давно не виделись. И что ты хочешь?

– Так увидиться!

– Ладно, сейчас спущусь, – как всегда в своём по-доброму недовольном тоне сказал он.

Прошло несколько минут, – наверное, – прежде чем он вышел. Я в это время наблюдал за дымящейся мусоркой у подъезда. Наверняка кто-то не потушил сигарету и выбросил бычок. Навряд ли у этого явления могут быть другие причины.

– Ну, здарова, Носяра! – из задверной подъездной темноты на свет уличного фонаря вышла крупная фигура Коли.

Он был крепкого телосложения, выше меня ростом, и это всегда настораживало меня, когда мы с ним видимся после долгой разлуки. Но потом я вспоминаю, что это доброй души и глаз человек, давно знакомый мне, и настороженность пропадает. Мне даже стало не по себе вытаскивать его в эту холодную ночь на тревожную улицу.

– Здарова, здарова. Как жизнь? – спокойно поприветствовал его я.

– Да нормально, терпимо. Сам-то как?

– Да вот, только из дурки вышел…

– А что так поздно отпустили? Ночь на дворе же.

– Ну, скажем… Я сам так договорился. Да и Марк и Саша сказали, что сегодня ночью устраивают что-то. Если бы я вышел днём, то чем бы я был занят до ночи? А так вышел и сразу к ним, ни промедлений, ни опозданий. Охраннику пообещал пару пачек сигарет занести за это, когда буду мимо проходить в другой раз.

– А тут что тогда делаешь?

– Да тут такая ситуация вышла… Непредвиденные расходы. Чтобы их возместить хотел навестить Толяна. Но что-то не обнаружил его дома. Хотя я даже не уверен, что это его дом. Напомни-ка, какой у него дом и квартира?

– Дом тринадцать, квартира двадцать восемь.

– Тогда, вроде, по адресу зашёл. Только квартиру не мог вспомнить, пришлось почти весь подъезд обзвонить.

– Ты что, в каждую квартиру звонил?! – с потрясением воскликнул Коля.

– Ну да. Я же не знал, что у него двадцать восьмая.

– И ты решил посреди ночи просто позвонить во все квартиры, пытаясь попасть в его?

– Да.

– Поверить не могу… И что жильцы?

– Гондоны они, а не жильцы. Ну, жильцы тоже. Но больше гондоны.

– В смысле?

– Да орать начали, прогонять.

– Ещё бы…

– В итоге Толяна не было дома.

– Ну да, он вроде переехать куда-то хотел. Может, наконец, и переехал.

– Вы общаетесь? Знаешь, куда он мог переехать?

– Да не, с ним больше Стас общается.

– Ну, тогда со Стасом и поговорю на встрече. Только как до неё добраться… У тебя мелочи на проезд не будет?

– Нет, извини, мелочи нет.

Мы постояли в тишине пару минут, рассматривая темноту между сосен и елей во дворе. Я безэмоционально думал, как мне добраться до квартиры Марка. И как бы засадил девушке Коли. Не то чтобы я прямо уж хотел ей засадить. Просто думал, что было бы, если бы ситуация вынуждала ей засадить… Пожамкал бы её мясистые бёдра. Потёр бы пирожок. Интересно, чем он пахнет? Надеюсь, не рыбой. Рыбные пирожки не всегда к месту. Скорее всего она следит за собой и пахнет чем-то кисломолочным…

– А что за непредвиденные расходы? – резко прервал мои размышления Коля.

– Одно педрило мерзкое за остановкой предложило мне отсосать за мелочь на билет.

– Педрило мерзкое? Тут? У нас? Лупарь что ли?! Только не говори мне, что ты согласился! – на лице Коли было изумление от совершённой мною глупости, – по его мнению.

– Ну… Подрочи насухо с моё в ванной, в компании сумасшедших, которые иногда ебут друг друга, и тогда поймёшь, почему я согласился.

– Да он же больной весь! Небось подхватил ещё чего! Ну ты даёшь… И что, ты все деньги ему отдал?!

– Да, отдал. Но потом хотел забрать. Но в итоге оставил.

– И о чём же ты думал, когда соглашался? Как бы поехал?

– Зайцем.

– За… Зайцем? Слушай, я тебя не понимаю. Что мешает тебе поехать зайцем сейчас?

– Ну, в общем-то, ничего. Но просто лучше ехать с деньгами. На всякий случай.

Он посмотрел на меня как на дурака. Я посмотрел на него как не дурак.

– Знаешь… Ты очень противоречивый человек, – продолжил диалог Коля. – Противоречивая личность. Ты излагаешь чистые мысли о грязных вещах. И грязные мысли о чистых вещах… Иногда ты говоришь очень проницательные слова, приводишь умные мысли к месту, делаешь правильные дела. И кажешься одним человеком. Но вот ты говоришь абсолютно дурацкие вещи и вытворяешь всякую хренотень. И ты уже другой человек, противоположный первому. Взять хотя бы эту ситуацию. У тебя есть деньги, но ты хочешь поехать зайцем. При этом ехать зайцем без денег ты не хочешь. При этом ты отдаёшь эти деньги Лупарю, чтобы он тебе отсосал. Хотя эти деньги, судя по всему, твой единственный реальный шанс поехать, куда тебе там надо. К Марку. Что это за бред? Зачем ты отдал ему деньги, если не можешь без них поехать? Почему ты не можешь без них поехать, если изначально хотел ехать, не заплатив? И зачем ты обзванивал все квартиры в доме Толяна, если мог спросить у меня номер его квартиры?

Закончив говорить и жестикулировать руками, Коля смотрел на меня вопрошающе. В его глазах было непонимание и раздражение, вызванное им. Я же не понимал, почему это всё его волнует.

– Ну… Сразу скажу по последнему вопросу – это дело техники, дело подхода к решению задачи и достижению цели. Так что вот. А что же касается остального… Всё за тем же, за чем кто-либо делает что-либо. Ради того же, ради чего всё делается. Ради чего люди утром поднимают голову с подушки. За тем, за чем все живут. Ради денег и секса.

Он молча стоял в недоумении от такой, по всей видимости, примитивной, но сильной мысли.

– Ради денег и секса? – медленно, отделяя каждое слово, произнёс он.

– Ради денег и секса. В мире всё только ради этого и делается. Деньги ради секса. Секс ради денег. Взаимосвязано, не исключает друг друга, фундаментально.

– Поверить не могу, что ты действительно так считаешь, – разочарованно сказал Коля.

– Дружище, я так не считаю. Просто так действительно работает мир. Ради чего я отдал деньга на автобус кому там… Лупарю? Ради секса. Деньги ради секса. Ради чего он хотел мне отсосать? Ради денег. Секс ради денег. Я хотел поехать на автобусе зайцем зачем? Ради денег. Я хотел найти Толяна зачем? Ради денег, – я рассказал ему это всё без лишних эмоций, ставя перед фактом.

– Ты и ко мне пришёл, получается, ради денег?

– Ну не секса же… Хотя, в какой-то мере…

– О чём ты?

– Да ни о чём, расслабься. Получается, что ради денег. Чтобы узнать номер квартиры Толяна, чтобы забрать у него мои бабки. Ну и заодно тебя проведать. Проведать… Тоже, наверное, каким-то образом ради денег или секса. Ну, ты не обижайся. Так работает мир. Я мог руководствоваться другими намерениями, просто в итоге-то всё равно в любом случае получится это.

– Ну да, денег же на проезд ты у меня попросил. Получается, что ради денег. Хотя бы не секса.

– Ну…

– Что «ну»?!

– Пока мы стояли и пялились в темноту, я думал о том, как мог бы попялить твою деваху. Не то чтобы я хотел. Но если бы мне пришлось… Так что в какой-то мере ради секса тоже, – сказал я и посмотрел в междеревьевую тьму.

– Почему тебе всегда нужно быть таким уёбком?! – спросил он раздражённо, сдерживаясь, чтобы не крикнуть на меня.

– Братан, уёбок не я, а мир. Я просто продукт окружающей среды, – развёл руками я.

– Что это ещё значит? – уже спокойнее спросил Коля.

– А то и значит. Я такой, каким меня сделала окружающая среда: уёбок-мир и уёбки-люди. И никакой больше.

Он молча смотрел на меня и явно ждал чего-то ещё. Я сделал глубокий вдох-выдох и продолжил:

– Уёбок-мир задаёт условия: всё ради денег и секса. Уёбки-люди следуют этим условиям. Некоторые люди уёбки больше, чем остальные. Поэтому они забирают больше денег и секса, отбирая всё это у остальных. А уёбки поменьше вроде нас вынуждены довольствоваться крохами, оставленными большими уёбками. И ничего не поделаешь! Это всё большое уебанство! И нужно стараться стать уёбком больше, чтобы получить больше денег и секса! Иначе те уёбки, которые уже большие, просто не дадут тебе всего этого! Политики, которых ты никогда не видел и, возможно, даже не знаешь об их существовании, влияют на твою жизнь! Ты просто представь это, блять: ты живёшь в какой-нибудь пизде-глуши на севере Сибири, а уёбок, которого, возможно, ты никогда не увидишь, которого знаешь только по агитационным бумажкам-брошюрам предвыборным, который сидит где-то там, куда ты, возможно, никогда даже не подумаешь пойти, влияет на твою жизнь прямо сейчас, чтобы забрать твои деньги и секс, оставив немножко для тебя, чтобы ты подумал, что так и надо, потому что так было всегда. Это кошмар! Как это возможно?! И уёбок-мир даже не собирается меняться! Вернее, он меняется. Чтобы ещё больше охуеть и забрать возможность следовать условиям у ещё большего количества людей.

– Ты…, – было начал перебивать меня Коля, но я не дал ему продолжить:

– Один мой знакомый как-то раз сказал мне кое-что, что немного, так сказать, раскрыло мои глаза. Мир новый. Но люди старые. Понимаешь? Мир меняется. Но люди не успевают меняться вместе с ним. То, чем раньше можно было заработать деньги и секс, сейчас больше не нужно. Открыты новые горизонты вместо тех способов. Но люди просто не готовы к этому. Я поясню, смотри. Вот раньше, давным-давно, были, например, воины-наёмники. Их мог нанять любой желающий. Раньше были, например, философы-параситы. Богатые люди брали их к себе, кормили и давали кров просто, чтобы иметь при дворе умных людей. Раньше были, например, шуты. Правители любили их. И кровь этих наёмников, параситов и шутов передавалась от поколения к поколению. И сейчас уйма людей, потомки этих наёмников, параситов и шутов, в чьих венах течёт их кровь… Им суждено быть ими по крови, пусть даже они не осознают это. Их нрав, их подход к жизни, всё их существование сводится к этому. Но уёбок-мир и уёбки-люди… Наёмники теперь вне закона, их нельзя нанимать. Тунеядство критикуется обществом, философы вынуждены идти на заводы. А правителям больше не нужны шуты. Зато есть пространство для уёбков, чья история не шла наравне с историей человечества по значимости и длине. Все эти новые профессии, работы… Редкий воин вынесет бремя мерчендайзера. Редкий моряк выдержит офис на суше. Редкий…

– Вот про это я и говорил, – перебил меня Коля. – Противоречивая личность. Ты можешь задвигать с таким энтузиазмом и с такой силой вещи, которые являются таким бредом… Это тебе твой друг рассказал?

– Не друг. Знакомый. Его трудно назвать другом. Весьма… Антисоциальная личность. Но да. Он. И я склонен этому верить. Мир пытается нас поиметь. Потому что так он работает, – переведя дух, ответил я. Такие речи вызывают у меня сильные эмоции.

– Я считаю, что мы с тобой друзья. И вот что я хочу тебе сказать. Ты акцентируешь внимание только на плохом. Тебе надо пересмотреть свои взгляды на жизнь.

– Что, типа начать получать удовольствие от того, что меня ебёт мир?

– Ты не так понял.

– Дружище, я последние три месяца провёл в психбольнице, где вокруг меня были люди, обречённые на говённую жизнь, часто не по своей воле. Сейчас я вышел и мне захотелось ощутить что-то приятное. Но гнилой пидорас измазал мой хуй в крови и я даже не кончил, а только зря потратил единственные деньги. А ебаный мудак, который должен мне денег, куда-то съебал и я их не имею. И сейчас мне надо хуярить на другой конец города, а я не знаю, как. И хуярить мне туда нужно потому, что дома до меня никому не дела, и я не ощущаю, что хочу домой. Я не уверен в том, что вообще такое дом и что он есть у меня… Так что скажи мне: какие взгляды мне нужно пересмотреть, чтобы перестать видеть всё это?

Очень странно, но я не чувствовал ничего, пока перечислял всё это. Хотя следовало бы хотя бы погрустить, наверное.

– Это очень сложно объяснить, – положил мне на плечо руку Коля. – Я понимаю тебя и твою печаль, но… Со временем ты поймёшь, что я имею в виду. Ты создаёшь мир, а не он тебя. Просто думай иногда об этом, о том.

Ещё где-то минуты три мы молча постояли под бледно-жёлтым светом придомового фонаря. Я дышал лёгким морозным воздухом. Лёгким потому, что им было легко дышать. Что очевидно. Пытался перевести дух, потому что почувствовал, как с чего-то вдруг подросло давление крови, а ещё по краям лица начали бегать мурашки, пощипывая и покалывая их. «Парастезия», кажется, врачи называли такое. Я это запомнил.

– Ладно, время уже позднее. Мне пора спать, а тебе ещё как-то добираться до Марка. Удачи с этим. Надеюсь, доберёшься без проблем, – сказал Коля и зевнул.

– Да. Пора бы уже идти, а не стоять и морозить тебя тут. Прости за поздний визит.

Мы по-дружески обнялись, и он развернулся, собираясь открыть дверь подъезда.

– И это. Прости за слова о девахе твоей, – окликнул его я.

– Да ладно, фигня, – через плечо сказал Коля. – Давай до встречи.

И он скрылся в нутре дома.

«Конечно, я не настолько глуп, чтобы верить в то, что сказал про секс и деньги. Но я достаточно умён, чтобы это знать», – подумал я, стоя неподвижно у закрывшейся двери и обрабатывая случившийся разговор. Но время было идти.