3

Едва я успел отойти от двери, как она открылась, из квартиры полился тёплый желтоватый свет уюта ламп, осветивший чёрный звонок с красной кнопкой, похожий на негритянскую титьку, и тёплый запах дома ощутился моим носом, что было мне немного противно, ибо это запах дыхания других людей, их одежды, их тел, запах мебели, запах дверей и обоев, запах чужого дома, чужой жизни, запах чужой еды. Но так как я был достаточно голодный, то запах еды всё покрывал и заставил мой живот немного забурчать.

– Привет! Так и думала, что это ты! Мы уж думали, что ты не придёшь! – радостно поприветствовала меня Саша, слегка нырнув в темноту, в которой был я, чтобы открыть мне пошире внешнюю дверь.

Она – не та, кого я ожидал увидеть первой. Оттого я ощутил себя неловко. Мой настрой был по большей части негативный, а она заслуживает настрой позитивный, ибо она, хоть я и ощущаю свою странность в её глазах, всегда благосклонна ко мне, доброжелательна и даже как-то по-матерински заботлива, несмотря на то что мы с ней примерно одного возраста. Я не какой-то дурачок, которому нужно особое внимание и отношение в силу его особенностей. И все это знают и понимают. И оттого её отношение ко мне ещё больше необычно и, наверное, даже приятно. И поэтому я не ожидал встретить её, ибо из-за её отношения ко мне, мне не хотелось быть негативным даже в своих интонациях, обращённых к ней. Потому что она позитивна, и заслуживает позитива же. Так что я не был готов встретить её первой, и поэтому немного растерялся, стараясь сделать себя слегка положительнее.

– Да, привет… Рад видеть тебя, классно выглядишь, – это не то, что я обычно говорю при приветствии, но это то, что мне удалось выдавить из растерянности в тот момент.

– Спасибо, – улыбнулась она. – Давай, проходи.

Она отошла от прохода, придерживая свой расписанный цветами светлый халатик, давая мне пространство для манёвра. Несмотря на поздний час, она действительно, к слову, выглядела классно. «Как и всегда», – очевидно подметил я про себя. Я не знаю, носят ли женщины косметику по расписанию с восьми утра до девяти вечера, или как получится, и не знаю, носит ли она косметику вообще, а также я не уверен, что косметику «носят», но тем не менее, она выглядела свежо, кончики её красивых чёрных волос теперь слегка ласкали её плечи, до которых едва дотягивались, – в последний раз, когда я видел её, волосы её были длиннее, – а ресницы делали глаза очень притягательными, от которых могли отвлечь только милые губки на её аккуратном, утончённом лице, делая всю эту кажущуюся хрупкой миниатюрную девушку весьма располагающей к себе. Я совру, если скажу, что не считаю её привлекательной. Поэтому я так не скажу, потому что врать я не люблю.

Пройдя через порог, я наступил на весьма узкий коврик, который, может быть, и не очень узкий, но вся обувь, стоящая на нём, значительно его сужала. Уперевшись рукой на стену, я поднял и согнул одну ногу, дабы тающий снег с моего ботинка не упал за пределы коврика, и другой рукой расстегнул его молнию, после чего снял и поставил туда, где раньше стояла поднятая нога. Освобождённую от ботинка ногу я поставил на пол за пределами коврика, немного развернулся и расстегнул другой ботинок. Снял шапку, засунул её в карман куртки. Также поступил и с шарфиком, засунув его в другой. Расстегнув молнию куртки, я аккуратно снял её и повесил на один из крючков на стенке, на менее занятый. Со стороны, наверное, все эти мои действия смотрелись странно. Ибо скованный неловкостью от пристального взгляда Саши, сопровождаемого её молчаливой улыбкой, я пытался действовать нормально, но мои движения были резкими, невротичными и неестественными, что, я думаю, действительно странное зрелище. Но не для неё, потому что она, наверное, даже не может подумать так обо мне.

– Почему ты так долго добирался? – спросила она, когда я закончил вешать куртку и начал поправлять волосы на голове.

– Да это, знаешь, долгая история. Поздно выписали, плюс задержался немного, дорога не близкая, всё-таки, – я уже более-менее собрался и не был растерян мысленно.

– А как ты доехал? Троллейбусы и автобусы же не ходят уже. На такси? – кажется, ей действительно было это интересно.

– Ну…

Я не успел высказать свою мысль, потому что из зала вышел Марк и подошёл к нам:

– Здорова, Носяра! – воодушевлённо поздоровался он со мной и с размаху пожал мне руку. Затем поправил свои длинные волосы, подошёл к Саше и обнял её за бок, встав рядом с ней.

– Ну, как оно? – последовал от него вопрос.

– Да нормально, вроде… – немного растеряно, – снова, – сказал я, разглядывая друга, с которым давно не виделся.

Хотя давность ничего не изменила: он не отстриг свои длинные тёмные волосы, не отрастил какую-нибудь дурацкую бородку, – хотя планировал, – не лишился ноги или руки или уха или глаза, его длинноватый нос не был искривлён в какой-нибудь драке, он не сменил свою слегка кичливую улыбку на улыбку попроще, да и даже домашнюю одежду, кажется, не сменил: всё те же какие-то абсолютно нейтральные штаны, которые увидишь и тут же забудешь, как они уйдут из поля зрения, и всё та же футболка с группой Queen. Футболка-то понятно – он ей очень дорожил. Но штаны… Не то чтобы мне было дело до того, кто, как и в какие будущие тряпки себя заворачивает, – я сам не модник и за модой не гонюсь, – но я надеюсь, что он их хотя бы стирал. Хотя, наверняка, Саша стирала его вещи.

– Ну проходи тогда, – улыбчиво позвал он меня, и они вместе с Сашей ушли в зал по правую руку от входа.

Напротив зала была комната их родителей. Дальше, по в меру богато обставленному коридору, который был подвержен евроремонту, – как и вся квартира, – следовала развилка, которая встречает раздельным санузлом, по левую руку от которого комната Марка, а по правую – кухня. До всего этого, прямо справа от меня была комната для гостей и кладовая, где я, скорее всего, буду спать. Не в кладовой, а в комнате для гостей. «Да, мне бы работать риэлтором», – усмехнулся я.

Пройдя по коридору до зала, встав в проходе, я сказал, что пойду помою руки, и в этот же момент заприметил, что людей нет. Нет, они как бы есть, но их меньше, чем я ожидал: Марк и Саша, к которым я скоро присоединюсь, и… Света. «Вроде её Света зовут, да», – вспоминал я. В последний раз, когда я видел девушку в таком платье, её звали Света. Ну и всё. Я думал, что будет больше. Мне кивнули, и я отправился в ванную комнату.

В ванной комнате светил белый свет, а не светло-жёлтый, как во всей остальной квартире. Я принялся мыть руки, попутно осматривая её. Ничего необычного, но как же удобно, когда туалет не в одной комнате с ванной. Как меня раздражало, когда я в детстве купался в ванной, а кому-нибудь приспичивало поссать, и приходилось вылезать из воды и открывать дверь, а потом залазить обратно и слушать все эти звуки отвернувшись… По мне прошла волна жужжащего нервного раздражения и я дёрнул плечом, чтобы его снять. Как всегда, получилось. Тепло воды согревало меня после долгой зимней прогулки, и от этого тепла кожа на моём лице будто бы начала стягиваться. Очень странное ощущение. После этого я переключил внимание на различные тюбики с кремами и бутылки шампуней, стоящие там и тут, на забавные мочалки, и, пока переводил взгляд на полотенца, что висели над стиральной машиной, успел заметить в ней полную камеру белья. У меня пронеслись мысли о женских трусах, которые могут быть найдены в ней, в частности Саши и матери Марка, которая, к слову, весьма симпатичная женщина. Но мой интерес к женским трусам всегда обрывался омерзением от мысли, что я их нюхаю. Вернее, от мысли о запахе, который я вынюхаю. Потому что за запахом приятным женским идёт запах мерзотный грязный ужасный. Фу бля. И если их нюхать, то надо нюхать правильно: издалека, медленно приближаясь, чтобы не почуять резко отталкивающий запах, от которого травмируется психика, но уловить приятный женский запах. Но теперь, даже когда я думаю о приятном женском запахе, он вдруг стал неприятным. Фу бля. Видимо потому, что я сейчас не хочу ничего, связанного с еблей. В пизду. Хотя нахуй короче. Кстати, о хуях…

Я вспомнил, что после событий на остановке у меня остался грязным член, который сейчас, как нельзя кстати, можно сполоснуть без особых проблем и вопросов. Я расстегнул штаны, опустил их и трусы вниз до колен, немного приподнялся на цыпочки и сунул член под струю тёплой воды. Кровавые следы, несмотря на их лёгкость в цвете, отмывались не особо охотно. Поэтому одну руку я намылил, после чего принялся намыливать пенис. Оттирание заняло некоторое время, не совсем приятное, несмотря на характер движений, и хорошо, что на двери есть щеколда, и что санузел раздельный, и что никому не понадобилось срочно зайти сюда. В конце концов, мне удалось отмыть его, чему я был относительно рад, испытывая противоречивые чувства.

Сполоснув после всего этого ещё раз руки, я вытер их, думая о том, что здесь забыла Света. Я виделся с ней пару раз до этого, она, вроде, одногруппница Саши в универе, но… Она как-то запоздало пошла на учёбу, что ли. Ей около тридцати или даже чуть больше. Конечно, это может быть её второе или третье образование, но за такими вещами, обычно, ходят на заочное отделение, а не на очное. Да и с чего бы ей тусоваться с такими, по её меркам, малолетками? Видимо есть с чего.

Вернувшись в зал, я застал Марка, бацающего что-то на гитаре, и девушек, которые его слушали. Только я сел на диван напротив них, как Марк перестал и играть и спросил меня:

– Слушай, а как ты вошёл? Ты же по домофону нам не звонил? – вопрос его действительно волновал.

– Нет, не звонил.

– А кому ты звонил?

– Никому. Домофон у вас не работает – заходи кто хочешь.

– Бля… – выдохнул он. – Ладно, скажу бате, пусть разберётся. А то не зря же он деньги тратил. Ща любой бомжара сможет зайти.

– А где они, кстати? – спросил я Марка про его родителей. Они редко позволяют ему устраивать дома тусовки, хотя то, что сейчас происходит, тусовкой назвать никому в голову не придёт.

– Кто? Бомжи? – этой шутки стоило ожидать от него.

– Нет, твои родители.

– Они улетели в отпуск куда-то в тёплые страны, – в его словах чувствовалось некое равнодушие к их отсутствию.

– А тебя почему не взяли? – задал я вполне логичный вопрос.

– Да я сам не захотел.

– А чё так?

– Да что там с ними делать? В море купаться? Накупался уже за столько лет. Чего я там не видел?

– Ну… – я сам на море никогда не был, интереса к нему особо не испытывал, и, в принципе, если там и можно увидеть что-то интересное, то наверняка это зрелище на один раз и возвращаться за ним снова смысла нет. Поэтому, наверное, я его понимал. Но раз уж начал беседу, то надо вести её до конца. – Ну, сейчас же зима, а там тепло, а все любят тепло и не любят холод.

– Ну, я холод тоже не очень люблю, но зима мне нравится. Это очень романтичное время. И холод, в принципе, терпим, пока не слишком холодно.

– Я с тобой согласен. Холод лучше жары, потому что от холода можно просто теплее одеться, а от жары спастись гораздо труднее. И зима… Да, это очень магическое время.

– Я сказал романтическое.

– А я сказал магическое. И именно это я и имел в виду.

После этого появилась небольшая пауза, в которой Марк рассматривал свою гитару и двигал пальцами по струнам, Саша улыбалась мне и смотрела на меня, а Света смотрела куда-то в стену, задумавшись о чём-то. Наверное, задумавшись о чём-то.

Я ощутил чувство, которое появляется, когда встречаешься с кем-то, кого давно не видел, и в вашей жизни многое произошло, и вы, вроде как, готовы об этом рассказать, но молчите. Мне кажется, что это потому, что просто глаза разбегаются между всеми темами, которые хочется обсудить, и трудно выбрать ту, с которой начать, и в итоге ничего не выбирается и ничего не начинается, и вы просто молча сидите, как будто в вашей жизни ничего не происходило интересного. Хорошо, что эту стрёмную паузу разбила Саша:

– Ой! Ты, наверное, кушать хочешь? – задорно спросила она меня. Я не ощущал особого голода пока она не спросила меня об этом.

– Да, знаешь, я бы чего-нибудь скушал.

– Ну пойдём тогда на кухню, посмотрим, что у нас есть, – распорядилась она и мы с ней последовали на кухню.

Из окна кухни открывался неплохой вид на соседние дома. Вообще, я думаю, у нас в городе трудно найти плохой вид из окна. Нет, вернее, при желании в любом виде можно найти изъяны, типа не видно великого ижевского моря, или великих гор, на которых расположены района города, или заповедных заросших пустырей с древней растительностью и доисторическими животными, но бля… Если не иметь желания видеть только плохое, то многие виды из многих квартир многих домов в городе очень даже неплохи. За исключением совсем какого-то угнетающего говна в духе каких-нибудь полузакрытых дворов с чужими окнами напротив своих. Вот это действительно ебануться можно от такого вида. Уверен, многие уже и ебанулись.

Когда мы вошли, Саша зажгла на кухне свет, и вид из окна внезапно пропал и вместо него я теперь видел лишь отражение нас в заоконной темноте. Удивительное явление света, порождающего своим присутствием тьму, но не тень.

Саша открыла дверцу холодильника, обдавшего её мягким светом из своего нутра, и начала перечислять: «Ну… У нас осталась ещё нарезка, немного салата с крабовыми палочками, рыба копчёная ещё немного есть, бутербродики ещё остались. С рыбой, с овощами, с колбаской и сыром. Ну и рагу есть овощное. Но оно позавчерашнее, так что не знаю…».

Подумав и посовещавшись с животом, который посылал мне чувства голода, я решил, что предпочту что-то более плотное, чем нарезка или салат. Пусть рагу позавчерашнее, но хранилось-то оно в холодильнике. Ничего с ним не стало, оно съедобное. Так что…

– Можно рагу?

– Уверен? – спросила она, приподняв одну бровь.

– Ну да. А что с ним будет? Позавчерашнее не так уж и плохо. Вот если б оно было недельное…

– Ну смотри сам. А бутербродики?

– Ну, наверное, давай… – о бутербродиках я не подумал, поэтому не знал, хочу ли я их.

– Знаешь, я лучше всё достану, а там уж сам смотри, ладно?

– Хорошо, спасибо.

И я сел за стол и начал ждать разогрева еды в микроволновке. Пока микроволновка делала свою работу, Саша вытасиквала из холодильника остальные съедобные вещи. На столе передо мной за минуту-другую появилось несколько блюд и тарелок с едой, очевидно, оставшейся после какого-то застолья. Саша присела напротив меня.

– С какого праздника остатки? – спросил я, стараясь сказать это так, чтобы это не звучало как предъява в духе «Сами жрали нормальную еду, а мне огрызки оставили», потому что я не имел такого в виду.

– Да нет, не праздника. Просто у нас днём была вечеринка. Хотя… Раз она была днём, то это же не вечеринка? – Саша всерьёз задавалась этим вопросом. – Это, получается, дневинка! – и засмеялась во весь голос. Простота шутки заставила улыбнуться и меня. И заодно вспомнить, что я примерно так же искажал недавно слово «вечеринка». Но мы же друзья – поэтому нормально иметь что-то общее в мысялх.

– Да? Понял, – я старался показаться не обиженным фактом, что основное действие прошло без меня, ведь я действительно не был обижен этим.

– Ты не обиделся, что мы без тебя тусили? – волнение её было искренним.

– Да нет, конечно нет, – с улыбкой успокоил её я.

– Просто мы думали, что ты придёшь раньше, вот и собрались пораньше, да и удобнее так было многим… – она была немного растеряна.

– Да нет проблем, я понимаю. Задержали немного с выпиской меня, бумажные проблемы и всё такое. А кто был?

– Ну… Ну там пара одногруппников с универа моих и Светы… У Марка друг какой-то приходил, то ли Никита, то ли Николай его звали, я не запомнила… А, Миша ещё заходил, куда без него-то? – Саша улыбнулась и в этой улыбке была хитрость, проявившаяся небольшим смешком. – Оставил он нам немного всякого…

– Круто, – выдохнул я. – Ну ничего, потом увижусь с Мишей ещё, думаю.

– А… Это… – она так резко потеряла свою улыбчивость, что мне даже стало не по себе.

– Что? – удивлённо спросил я.

– А твой друг… Ну, который ещё посылку в больницу для тебя приходил забирать от нас… Он же не придёт сегодня?

– А, он… Нет, не придёт. Ну, я его не звал, во всяком случае. А вы? Звали?

– Нет, ты что! Не звали конечно же. Он какой-то… Стрёмный он какой-то – капец вообще. Не хочу я его видеть, да и никто не хочет, – во всём её виде ощущалось нервное напряжение от мыслей о том, что мой друг может прийти к ним в гости ещё раз.

– Да, понимаю. Он, конечно, очень своеобразный человек.

– Это мягко сказано, – махнула она рукой и наконец расслабилась.

Микроволновка пропищала о готовности, Саша встала из-за стала, подошла к ней, достала и принесла мне разогретое рагу из овощей. Вполне хорошее, разноцветное и приятно пахнущее, без мяса и уютное своей консистенцией, как я и люблю.

– Держи, – передала она мне большую блестящую ложку.

– А можно вилку?

– Да, можно, – не без удивления сказала она, после чего достала из одного из ящиков вилку и передала её мне, оставив ложку. – Но вилкой неудобно же?

– Да нормально. Главное, что вилкой вкуснее, – улыбнулся я ей.

– В каком плане? – она сделала удивлённое лицо.

– Ну… В любом. В общем. Просто есть вилкой получается вкуснее. Может, это мне так только, но это вот так вот работает. Может, просто потому что еды берётся меньше, и она лучше ощущается от этого. Может, просто сам факт кушанья вилкой как-то приятнее мною воспринимается подсознательно и от того и еда приятнее кажется, но вот так. Ну и всё, что можно есть вилкой, я ем вилкой.

Я поместил вилку с кусочками картошки и чего-то ещё в рот, забрал содержимое вилки зубами, стараясь не касаться губами самой вилки, – я немного брезглив и чужие столовые приборы стараюсь не облизывать и не касаться губами, – и ощутил вкусовую бурю, которую было необходимо осознать, обязательно с закрытыми глазами и желательно без посторонних шумов, ибо это было особое явление, особый момент, особое впечатление – достойная домашняя еда со специями после долгого поедания больничной еды, слишком пресной даже для какого-нибудь церковного поста. Даю слово: любой монах-аскет-затворник, увидев человека с этой едой, ужаснётся и сжалится над ним и отдаст свой хлеб и воду, и даже они будут вкуснее. Суп с камнями будет вкуснее. Но. Отдаю должное кухаркам и поварихам: это не они определяют рецепты и не от них зависит это всё, они просто делают свою работу согласно нормам сверху, и работу свою они делают исправно и не было дня, когда бы не было у нас еды.

– Вкусно? – Спросила Саша.

– Угу, – промычал я в ответ.

Она улыбнулась. Затем вздохнула и продолжила:

– Так всё же есть можно вилкой.

– Нет, не всё. Ну, в смысле всё, но суп, например, вилкой есть неудобно, потому что он жидкий и большая часть просто выливается с вилки. Долго будешь есть так.

– Ну, может за счёт того, что вилкой приятнее, и супа берётся меньше и он будет лучше ощущаться от этого, может и стоит попробовать? – она засмеялась.

– Ну нет, суп – это не то немного.

– А вот рагу. Оно ведь тоже немного жидкое. Ну, есть ведь жидкость в нём? Она тоже выливается с вилки. И раз ты ешь вилкой, то есть берёшь меньше еды, чем ложкой, то тоже будешь есть долго. То есть рагу тоже неудобно есть? – продолжала Саша.

– Суп и рагу – вещи разные. На то они и называются «суп» и «рагу». Потому что если бы были одним и тем же, то и назывались одинаково. Поэтому это не так. Плюс в рагу есть твёрдые кусочки.