– Думаю, завтра, – отозвался Батлер. – Мистер Ноб, поверенный профессора, уже заходил к нам перед похоронами. Он сказал, что поскольку ближайших родственников не осталось, вряд ли возникнут какие-то споры. Поэтому он полон решимости как можно скорее разобраться с этим делом.

– На редкость торопливый человек для крючкотвора, – подала голос миссис Роше, – не терпит промедлений.

Маккензи бросил взгляд вперед – до решетчатых ворот, ведущих на улицу Клампхилл, оставалось метров сто, не больше. И он уже отсюда видел черный навес кэба, – кто-то из них всегда дежурил у кладбища.

– Сегодня все происходит слишком быстро, – пробормотал он, чтобы поддержать разговор. – Я едва успел на похороны.

– Полиция, – с неожиданным презрением проговорил Батлер. – Это они устроили эту спешку. Сказали, что не могут вечно держать у себя в морге мертвого Макгрегора. Мерзавцы! Так прямо и сказали!

– О! – Томас бросил удивленный взгляд на управляющего. – А как же тело сэра Себастьяна попало в полицейский морг?

– Я вызвал полицию, – прямо сказал управляющий. – Сразу же, после того как нашел мистера Макгрегора. А дальше уж всем заправляли они.

– Полицию? – Маккензи замедлил шаги, даже не замечая, что шлепает по луже. – Но зачем?

– Роджер, – тихо позвала миссис Роше и в ее голосе прозвучали нотки тревоги. – Роджер!

Взгляд управляющего отвердел, скулы напряглись, словно Батлер стиснул зубы, пытаясь удержать рвущиеся слова. На его старческом лице появилось уже знакомое Томасу выражение упрямства.

– Я вызвал полицию, – тихо произнес он. – Потому что сэра Себастьяна, несомненно, убили в его собственном кабинете.

– О! – воскликнул пораженный Томас, поворачиваясь к управляющему. – Что вы такое говорите, мистер Батлер! Разве, это был не сердечный приступ?

– Вовсе нет, – отрезал управляющий. – Чтобы не говорили эти полицейские ищейки, это вовсе не несчастный случай.

– Перестань, Роджер, – зашептала экономка. – Хватит уже этих фантазий!

Томас оглянулся по сторонам, пытаясь понять, слышал ли это кто-то еще. Но на кладбище и здесь, у ворот, было пусто. Ему на мгновение вспомнился жаркий шепот испуганного до смерти Хиллмана, и Томас тут же устыдился. Он же не такой безумец, как несчастный Роберт. Инженер Маккензи выше таких глупостей, конечно. Но в кончине самого профессора и в его поспешных похоронах, действительно, есть какая-то странность. А уж участие в деле полиции…

– Миссис Роше, Роджер, – твердо произнес Маккензи. – Позвольте мне проводить вас до самого дома. Боюсь, что не могу бросить вас здесь, так далеко от Паркового Острова.

Миссис Роше испуганно забормотала слова вежливого отказа, но Томас уже призывно вскинул руку, надеясь, что ближайший кэбман заметит его жест и сквозь решетчатые ворота аббатства. Так и вышло – не успел молодой ученый опустить руку, как из пелены дождя выдвинулась темная громада кэба с желтым огоньком фонаря.

– Роджер, я отвезу вас домой, – решительно произнес Маккензи. – А вы мне расскажете все, что знаете.

Батлер медленно повернул к молодому ученому седую голову, вздохнул, и с достоинством кивнул, признавая заключение сделки.

– 4 —

Чай был обжигающе горяч, и Маккензи осторожно вернул хрупкую фарфоровую чашку обратно на блюдце. Не выпуская из пальцев ручку с игривыми завитками, молодой ученый поднял взгляд и с деланным равнодушием принялся разглядывать огромные напольные часы, возвышавшиеся у входа на кухню. Ящик из красного бангалорского дерева был отделан блестящей медью. Завитки, бляшки, странные символы – все это сверкало так, словно было надраено трудолюбивым матросом флота Его Императорского Величества.

Роджер Батлер сидел напротив гостя, перед ним на столе красовалась чашка с черным чаем, распространявшим терпкий аромат. Управляющий сидел ровно, расправив плечи, как на строевом смотре. Его взгляд был устремлен на белоснежную скатерть, а мысли, судя по задумчивому выражению лица, витали где-то далеко. Томас не торопил старика, не пытался завести разговор первым, чтобы не входить за рамки приличия.

Всю дорогу до дома Макгрегоров они молчали. В кэбе было холодно и сыро, да и тряска не располагала к разговорам. Когда же они добрались до кухни, дело взяла в свои руки миссис Роше – без долгих разговоров она усадила мужчин пить горячий чай, а сама так и осталась хлопотать у плиты. И сейчас, в сотый раз смахивая несуществующую пыль с полок, и без особой нужды переставляя с места на место пустые чашки, она бросала тревожные взгляды на управляющего.

– Полагаю, я должен дать некоторые пояснения, сэр, – наконец произнес Батлер, поднимая взгляд выцветших глаз на гостя. – Прошу простить мне некоторое неподобающее волнение, проявленное мной на кладбище.

– Ничего страшного, Роджер, – мягко ответил Томас, – в этот тяжелый день мы все испытываем волнение.

– Мы очень благодарны вам, сэр Томас, за вашу помощь, – продолжал управляющий, не отводя взгляда от гостя. – Но больше всего благодарны за ваше внимание, что вы оказываете этому дому. Увы, как видите, мало кто в сей скорбный день вспомнил о существовании дома Макгрегоров.

– Уверен, что в этом виновата лишь внезапность произошедшего, – заметил Маккензи. – Я и сам узнал о похоронах совершенно случайно.

– Пусть так, – признал Батлер, устремив укоризненный взгляд на часы, словно они были виноваты в стремительном течении времени. – Но все же, ваше внимание очень. Я расскажу вам, все что знаю. Поймите меня правильно, сэр. Я не жалуюсь. Просто уверен, что это должен кто-то знать.

– Конечно, конечно, – подхватил Маккензи, подавшись вперед так, что коснулся заложенной за ворот салфеткой края стола. – Я весь во внимании. Как я понимаю, вы заметили некоторые странности. Что же произошло?

– Вчера, около одиннадцати вечера, – сухим, надтреснутым голосом произнес управляющий. – Мы как всегда собирались подавать ночной чай профессору. Я постучал в дверь его рабочего кабинета, но сэр Себастьян не ответил. Я постучал еще раз, а потом, с удивлением, обнаружил, что дверь заперта изнутри.

Управляющий прикрыл глаза, его плечи поникли, словно он заново переживал события вчерашнего дня. Томас, весь обратившийся в слух, с трудом поборол желание поторопить Батлера. Вместо этого он поднял свою чашку и сделал добрый глоток горячего чая.

– Миссис Роше поднялась к дверям, – медленно продолжил Роджер, не открывая глаз. – И напомнила, что у меня, как у управляющего, хранятся ключи от всех помещений дома. Я спустился за ключами, выбрал нужный и вернулся к запертым дверям. Замок открылся легко. Когда мы вошли в кабинет, то увидели, что профессор сидит в своем кресле, за столом, около окна. Он сидел к нам спиной, сначала я даже не понял…

Глаза управляющего широко открылись, и судорога свела его лицо. Тонкие, старческие губы сжались в бесцветную полоску, на скулах заходили желваки. Медленно выдохнув, Батлер поднял свою чашку и сделал большой глоток. Потом осторожно вернул ее на блюдце, и, словно ничего и не произошло, продолжил:

– Профессор Макгрегор сидел в своем кресле, запрокинув голову и устремив взгляд к потолку. Я знал, что здоровье сэра Себастьяна оставляет желать лучшего, и потому сразу проверил пульс, опасаясь, что его разбил паралич от лопнувшей в голове жилы. Увы. Пульса не было. Сэр Себастьян был мертв.

Управляющий, не в силах справиться с эмоциями, вновь приник к чашке с чаем. Томас, зачарованный сухим рассказом бросил взгляд на экономку. Та стояла у плиты, прижав руки к груди, пачкая сажей белоснежный передник. По ее лицу текли слезы, оставляя мокрые следы на сухих старческих щеках. Заметив взгляд гостя, миссис Роше тут же отвернулась, сделав вид, что протирает пыль с резных дверок кухонного комода. Томас устремил виноватый взгляд на управляющего, но тот, казалось, ничего и не заметил.

– Сэр Себастьян был мертв, – хрипло продолжил он. – Поборов первую вспышку чувств, я подумал о том, что нужно срочно вызвать врача, мистера Снорри, что всегда лечил профессора. Необходимо было сделать все по правилам. Но потом, я вдруг заметил одну странность.

Батлер, словно набираясь храбрости, одним глотком прикончил чашку чая – будто стакан виски – и Томас вновь подался вперед, бесцеремонно залезая локтями на стол.

– Левая рука профессора была вся в крови, – выдохнул управляющий. – Большой порез на запястье и мелкие порезы на пальцах. Рукав его халата насквозь промок от крови, и я запачкал в ней свои руки. И вот тогда… Тогда я решил, что пора вызвать полицию.

Томас откинулся обратно на резную спинку стула, стараясь скрыть разочарование. Порезы! Он ожидал услышать минимум о кривом бангалорском кинжале в груди несчастного профессора, а тут какие-то порезы.

– Подождите, – спохватился Томас. – Так от чего, вы говорите, скончался профессор?

Батлер, уставившийся на опустевшую чашку, словно не слыша вопроса гостя, продолжил рассказ.

– Я перешел через мост и обратился к полисмену, что всегда дежурит на углу Персиковой и Таун. Он свистком подозвал своего напарника с соседнего поста, и отправил его в участок. А сам пошел со мной. На улице мы встретили бродяжку и я отправил его к доктору Снорри с печальным известием, так что нам пришлось задержаться. Кроме того, хожу я медленно, да и волнения этой ночи меня заметно подкосили. Прямо у дома нас обогнала полицейская коляска из участка. Прямо удивительно, как нынче быстро работает полиция. К тому времени как я вошел в дом, в нем были уже трое полицейских и сержант, дежуривший в ту ночь в участке.

– Они сразу же отправились в кабинет, – сухо произнесла миссис Роше. – А мистеру Батлеру пришлось немного посидеть в прихожей.

– Как только я смог, то сразу же поднялся в кабинет, – сердито перебил экономку управляющий, упрямо расправляя плечи. – Полицейские дежурили у дверей, а сержант осматривал сэра Себастьяна. Увидев меня, он принялся расспрашивать обо всем, что происходило в доме. Оказалось, что по дороге к дому он успел послать вестового за инспектором в центральное управление и за врачом. Едва я успел закончить свой рассказ, как появились мистер Снорри и инспектор из Центрального Управления Полиции, что сразу же взял все в свои руки.

– Очень неприятный тип, – сухо произнесла экономка, – распоряжался здесь, как у себя дома.

– Нас просто выставили из кабинета, – с горечью воскликнул Роджер. – Мы остались на кухне и вышли только когда тело сэра Себастьяна уже выносили из дома. Мистер Снорри любезно согласился сказать нам пару слов, тогда как этот грубиян из управления даже не остановился.

– И что же сказал врач? – быстро спросил Томас, уже не скрывая своего любопытства. – От чего же умер профессор?

– Мистер Снорри сказал, что у него остановилось сердце, – сумрачно сообщил Роджер. – Он сказал… Сказал, что профессор порезался осколками пробирки, содержавшей яд. И добавил, что нашел осколки на полу, около кресла, и теперь полиция забирает их для исследования.

– Так, получается, это был несчастный случай? – искренне ужаснулся Томас. – Просто эксперимент, что так неудачно закончился…

– В этом и странность! – воскликнул управляющий. – Сэр Себастьян никогда не работал с опасными веществами дома, и не держал ядов у себя в кабинете!

– Ну, может быть, это был особый эксперимент, – протянул Томас, вспоминая безумца Хиллмана, – что-то такое, что следовало держать в секрете, тайная работа…

– Профессор не работал дома с опасными веществами, – отрезал Батлер. – Для этого у него была прекрасная лаборатория в Университете. И он всегда был очень аккуратен, очень. Сэр Себастьян никогда бы не стал работать с чем-то опасным, после рабочего дня, уставшим и не выспавшимся.

– Да, наверное, так, – вежливо заметил Маккензи, припоминая, сколько бессонных ночей он провел в своем кабинете, смешивая кислоты для протравки медных проводов. – Хотя яд мог содержаться в чем-то другом.

– Нет, – Батлер покачал головой. – Я бы знал. Профессор часто поручал мне покупать ингредиенты для его исследований. Не помню, что бы я покупал яд, способный остановить сердце. И оставить порезы на руках.

– Понимаю, – мягко сказал Томас, подумывая, как бы свернуть на более безопасную тему, – а кто же организовал похороны?

– Мистер Ноб, поверенный в делах профессора, – сказала миссис Роше. – Он пришел рано утром и сразу же сказал, что у него уже есть договоренность с аббатством Клампхилл.

– Так быстро? – удивился Томас. – Просто удивительно.

– Все было оговорено заранее, – признался управляющий. – Здоровье сэра Себастьяна заметно ухудшилось в последнее время. А все его семья похоронена на кладбище при аббатстве. Поэтому он заранее оставил распоряжения поверенному. Он хотел после кончины быть со своими родными.

– Нет, я о другом, – быстро произнес Томас. – Я о том, что полиция так быстро, к утру, заполнила все свои бумаги.

– О, как раз они и порекомендовали мистеру Нобу не тянуть с похоронами, – произнес Батлер. – Сказали что бумажной работы еще на неделю и не стоит ждать пока тело начнет… В общем, они опечатали кабинет профессора и велели нам дожидаться конца следствия.

– Полагаю, оно не затянется, – с горечью в голосе заметила экономка. – Они уже все решили.

– Сэр Томас, – с чувством произнес управляющий, – поверьте, я и миссис Роше знаем профессора Макгрегора уже долгие годы. Мы уверенны, что здесь что-то не так.

– Я понимаю, – вежливо произнес Томас, посматривая на огромные часы. – Надеюсь, что полиция во всем разберется, ведь расследование еще продолжается.

– Мы тоже надеемся на это, сэр, – отозвался управляющий. – Надежда на правду, это все, что у нас осталось.

Маккензи поднял голову и взглянул на пожилую пару, застывшую на этой огромной и пустой кухне, которой больше не суждено обслуживать большую дружную семью. Томас увидел двух стариков, потерявших все, что у них было, и обреченных доживать свой век в неизбывной печали и тоске. Возможно, правда о смерти профессора и оставалась тем единственным спасательным кругом, что поддерживал их на плаву. Им просто нужно было что-то, ради чего еще стоило жить.

– Я очень надеюсь, что полиция по всем разберется, – с нажимом повторил Томас, поднимаясь из-за стола. – Но сейчас время близится к ночи, уже стемнело, и я не могу долее злоупотреблять вашим гостеприимством.

– Конечно, сэр Томас, – спохватился управляющий, поднимаясь на ноги. – Мы просим прощения, что отобрали у вас столько драгоценного времени.

– Ничего страшного, – отмахнулся Томас, запуская пару пальцев в жилетный карман. – Я буду внимательно следить за этим… печальным событием. Вот.

Протянув руку над столом, он протянул управляющему свою визитную карточку, отпечатанную в типографии Бэнкса, с традиционными для них завитками и золотым тиснением.

– Там есть и мой нынешний адрес для корреспонденции, – сообщил Томас. – Пожалуйста, если что-то прояснится, дайте мне знать.

– Разумеется, сэр Томас, – произнес Батлер, с достоинством принимая карточку. – Мы обязательно вас известим.

Маккензи осторожно положил салфетку на стол, вежливо склонил голову, отдавая должное хозяйке кухни, и вышел в холл. Батлер проводил гостя до дверей, привычно подал ему плащ, цилиндр и зонт, открыл двери и вышел во двор.

У калитки, ведущей на улицу, Томас на секунду замешкался, не зная, что такого ободряющего сказать на прощанье старому управляющему.

– Надеюсь, вы найдете, что ищите, – сказал он, наконец, – прощайте, мистер Батлер.

– Храни вас бог, сэр Томас, вы истинный джентльмен, – отозвался управляющий, открывая калитку. – Прошу простить нас, если мы показались слишком навязчивыми.

Томас вежливо коснулся края цилиндра и вышел в темноту, на брусчатую мостовую. Он знал, что здесь, на Парковом Острове, ему не поймать кэба и придется прогуляться пешком до моста. А там, за ним, пройти еще пару кварталов до недавно открывшегося театра Миельди. Уж там то должно быть много кэбов.

Сумерки осени уже окутали город, но газовые фонари еще не зажглись, и это Томаса не слишком радовало, ведь брести по лужам в темноте не самое приятное занятие. Но была и хорошая новость, – дождь, наконец, кончился. Сэр Томас Маккензи кивнул сам себе и двинулся прочь, в темноту, используя длинный зонт вместо обычной трости.

– 5 —

Неторопливая прогулка по ночному Лонбургу обернулась сущим проклятьем. Томас, надеявшийся, что размерянные шаги по мостовой успокоят его воображение, разыгравшееся после беседы с управляющим Макгрегоров, сильно ошибся. Чем больше он думал о смерти профессора, тем сильнее волновался. Рассказ Батлера глубоко запал ему в душу, и хотя вся история была на редкость нелогичной, Томас, вопреки собственным убеждениям, был вынужден признать, что в кабинете Макгрегора произошло нечто странное. И он боялся, что теперь не уснет, потратив всю ночь на обдумывание глупых измышлений Хиллмана и намеков Батлера. Кроме того, Маккензи обнаружил, что его плащ так и не просох, и холодит плечи не хуже мокрого одеяла. Ботинки, вымокшие в лужах на кладбище, давно уже стискивали его бедные ступни ледяными оковами, что не добавляло приятности прогулке по сырому, холодному и темному району Лонбурга.

К тому времени, как Томас добрался до театра Миельди, он успел проголодаться, замерзнуть, и прийти в состояние крайнего раздражения. Дорога заняла больше времени, чем он предполагал, – темнота окутала дома плотным сырым одеялом, а на тротуарах зажглись мутные пятна газовых фонарей.

Предвкушая скорое избавление от мокрых сумерек, Томас свернул на развилке направо, увернувшись от одинокого, спешащего по своим делам прохожего, и направился вглубь квартала, к крохотной площади, где он побывал в прошлом месяце. Там, за двумя высокими домами располагался большой задний двор, походивший на площадь. В этом укромном уголке, на первом этаже жилого здания, располагался ресторан Изотто, что обанкротился еще в начале года. Спустя пару месяцев этот большой зал выкупила труппа бродячих артистов во главе с их управляющим – Миельди – и устроила в бывшем ресторане театр, за считанные дни ставший весьма модным, впрочем, как и любое новое начинание в Лонбурге. Томас, всего раз побывавший здесь с коллегами из Колледжа, прекрасно помнил вереницу кэбов, с трудом умещавшуюся в этом закутке.

Но сегодня ему не повезло – это Томас понял, едва свернул в проулок, ведущий на задний двор. Кэбов здесь не оказалось, да и весь двор был пуст. Вывеска театра на месте, над огромными дверьми, но сами створки плотно закрыты, огней в окнах нет. Похоже, театр закрылся и довольно давно.

Томас, добравшийся до середины двора, процедил сдержанное проклятие в адрес модных клоунов. Чувствовал он себя препаршиво – весь вымок, устал, проголодался, и понятия не имел, как выбраться из этого района.