матричная форма вопросности, которая построена по принципу инвариантного поиска и реализации вопроса в ответе, о чем мы поговорим позже)

В: Конкретное понятие дать не могу. (Приводит альтернативные примеры: масло масляное и т. п.). Вывод: такое предложение не имеет смысла.

А: Как возможно сложение, вычитание? Мы выражаем множество посредством «+», «-» и т. п. знаков, в которых не больше смысла, чем в словосочетании масло масляное, что есть тавтология. Какой смысл, например, в плюсе?

В: Поясняет: вот у нас есть яблоко, лежащее на столе, и я еще принес яблоко. Сколько яблок – 2, правильно?

А: Векторность мысли такова как она есть – это факт, однако важно понимать, что векторность мысли никак не связана объективно с подразумеваемыми состояниями правильности и ложности. У тебя есть яблоко, лежащее на столе, и яблоко, которое ты принес. Итого, «яблоко и яблоко». Это объективно, при этом между ними нет того, что мы назовём «+», но также нет оснований 100 % утверждать, что 2 яблока есть две цифры, так как цифра есть выражение числа, тогда как яблоко есть биологический продукт и т. п. Даже если предположить наличие инвариантной компоненты подмены цифровой и биологической составляющих того, о чем мы говорим, то куда делось то, что мы называем «+»? Он есть реализация, необъяснимая компонента нечто такого, с которым мы связываем сложение, притом в понятии «сложения» не больше абстрактности, чем в самом восприятии «+». Вопрос: какова компонента необходимости сопряжения? Природа наделения свойствами того, чего у тебя нет?

В: Да, но это удобно.

А: Безусловно, но как это возможно в принципе? И что такое удобство?

В: Вот, например, на столе лежат книжки (А: забегая вперед, скажем, что «книжка» и свойство «лежать» сопрягаются и возможны лишь по отношению к тому, что «лежит», при этом состояние лежать не есть опытная составляющая того, как мы выражаем это свойство, то есть лежать – внеопытное состояние, воспринимаемое на веру по причине привычности и данности использования, наряду с категориями сложения, вычитания и т. п.). В: Лежат три книги.

А: В данном случае компонента объяснения, утверждения и аргументации своей позиции исходит из описания совсем иного компонента информационной составляющей, которая, по мнению оппонента «В» и мнению многих, должна вести хотя бы не к акту понимания, но к акту убежденности в том, что это именно так. Скажем: там лежат книги, никакой цифры между ними нет, нет тройки, лежит книга, книга и книга. Логический ход мысли понятен, непонятна структура понятности. Что получится, если цифры заменить как реальными предметами, так и теми, что мы называем виртуальными, как и сами цифры? Например, вместо выражения «На столе лежат три книги», скажем: «На столе лежат стул книги». Вместо фразы «один человек», скажем «стул человек» и т. п. Каково свойство единицы и свойство стула? Как возможна «разница» между данными состояниями, воспринимаемыми нами с точки зрения опытной составляющей и состояния удобства? Ведь нет ничего проще использовать «наглядное» понятие стул, чем ничем не подтвержденное состояние числа или эквивалент его выражения?

«Человек = человек», «1=1». На каком основании «человек =1»? Допустим, на фотографии изображены четыре человека. Если допустить, что «1= человек», то какой из четырех изображенных соответствует числу «1», какой «2», какой «3», какой «4»? Более того, так как комбинаторность состояния «4» выражено различными соотношениями (векторами мысли и их комбинациями), такими как «1+3», «2+2», «5–1» и т. п., то почему мы соотносим «4» как четыре единицы, выраженные как 1, 1, 1, 1? Однако об этом мы поговорим немного позже.

Вопрос: кто из изображённых на фотографии соответствует единице 1, кто 2, кто 3 и кто 4?

В: Ответ: слева направо, справа налево.

А: Хорошо, каким образом последовательность так сказать направления или вектора характеризует зависимость и числовую причинность вектора этого направления? Ведь нет, по крайней мере, в современной науке сопряжения «1 – лево», «2 – право», «3 – верх» и т. п., хотя по законам сопряженности и взаимодействий она должна быть и выражаться в таких эквивалентах, как «лучше», «хуже», «сочетаемость» и «несочетаемость» и т. п. Если допустить, что люди на фотографии расположены сверху вниз, то какая система исчисления «1», «2» или «3» будет работать и как работает соотношение комбинации вверх и вниз с характеристиками числа и их проявлениями? Так, всем известно, что соотношение ориентирования в пространстве есть свойство самого восприятия, то есть как мы соотносим, что есть лево, что есть право, вверх, вниз и т. п.? Как возможна «ориентация» и как она сопрягается с эквивалентами ее поименования? «Ориентация» в пространстве невозможна по причине ее отсутствия. Безотносительно ориентира, выраженного в виде антагониста воспринимаемой сущности, невозможно определить ни скорость, ни направление, ни сторону, ни вектор, ничего относительно того, что есть относительно восприятия положения их фиксации.^[39]

Итак; вопрос: имеем 1, 1, 1, каков ответ и реакция на это числовое соотношение?

В: Три единицы.

А: Почему упомянуто число «три»? Ведь между ними «ничего» не стоит, есть «единица», «единица», «единица», откуда «три единицы»? Как внеопытным путем прибавляется число «3»? При этом необходимо учитывать, что «прибавление» подразумевает «увеличение» или «вверх», где «верх» не связан с «увеличением», а само «увеличение» есть крайне неопределённая понятийная абстракция, выражаемая в разных комбинационных матричных формах, таких, например, как «расширение», «утолщение» и т. п. Следовательно, если нет цифры «три», то как мы их объединяем (+) в число три? Почему мы не расширяем «одну единицу», так сказать, в «толщину»? То есть не применяем матричную форму «увеличение» – «расширение» (априорная интуиция)? Проще говоря, мы ее не увеличиваем во всех проявлениях увеличения как такового. Почему бы нам в знаке «+» как увеличения не применить матричную подразумеваемую в ней форму «утолщения», где тогда бы мы говорили, что 1+1+1 равнялось бы «1, как утолщённому результату сложения форм» «1,1,1»?

Комбинационные состояния в подразумеваемых формах реализуются, это неоспоримо, но как и по какому алгоритму? Мы выбираем для «+» «увеличения» количественно-дробную прибавку, но почему и для чего мы так делаем?

Следующий вопрос: если три единицы равно трем, тогда как 1 является подразумеваемостью состояния 1,1, 1? Как единица «распространяет» (размножает) себя на «клоновые эквиваленты», воспринимаемые одинаково, более того, «группирующиеся» в «нечто» отличное от самих себя как единицы в «отдельности», так и при сопряженности или множественности единиц? Вопрос открыт. Могут ли они выражаться в диапазоне не «объединения» или «сложения», а «разности» (-)? Минус три или не три? В чем разница восприятия? Цифра три есть производное от соотношений различных комбинаций, например: «2+1», «4–1» и т. п. Притом, что три единицы – это не три, так как мы уже увидели выше. «Итоговость» «три» может формироваться не только за счет сложения трех единиц, но и за счет, например, вычитания «4–1», следовательно, «3 единицы» и «три» есть разное состояние, достигаемое и возможно достигаемое потенциально разными способами, например, как «1+1+1» и «4–1» и т. д.

Дело в том, что цифра в нашем ее понимании тождественна сама себе, другой ход действий будет противоречить «научности» и невозможности объяснения того, как это работает, при том что мы четко понимаем, что «разность» достижения результата не может приводить к одному и тому же итогу.

Мы используем нечто называемое знанием, но не знаем его как таковое.

Смысл есть характеристика акта понимания, который в свою очередь не является научной составляющей человеческой деятельности, но есть результат нечто очень похожего на веру или данность. Не говоря уже о том, что ни одна выраженная единица не может быть тождественна другой, так же как ни одна снежинка не тождественна другой.

В: Нет ответа

А: Попробуем сделать проще: что больше 1 или 5?

В: Естественно, 5 больше, чем 1.

А: 1 тонна меньше 5 кг?

В: Нет.

А: Тогда как вы понимаете «больше»?

В: Много факторов и ассоциаций.

А: Если множественность факторов ведет к неопределённости, как тогда возможно объяснить первоначальное утверждение, где 1 меньше 5 и ваше определенное и четкое утверждение (ответ) относительно заданного вопроса?

В: Необходим эквивалент.

А: То есть цифры и алгоритмы ответов зависимы от эквивалентов, например «кг.», «граммов» и т. п., в общем, единиц измерения? При этом единицы измерения, как известно, относительные единицы, что значит они валотильны и несамостоятельны. Некоторые возразят, что они относительны в абсолютной и настолько минимальной погрешности, что говорить о существенности не приходится.

Опять же, мы говорим о «векторности» и «стереотипности» мыслительной составляющей алгоритма восприятия в рамках уже данного. Ведь согласитесь, вряд ли кто-нибудь использует понятие килограмм, осознавая его «как килограмм» и как «степень» его выражения. Степень не характеризуется сама для себя, но выражена в единицах измерения, которые есть суть физические предметы. Возникает вопрос: почему кусок железа есть эквивалент? В свойство «aurum» не входит состояние, которое подразумевается нами. Почему эквивалент груза равняется степени и как степень реализуется вне физических характеристик? Следует заметить, что эквивалент так же, как и цифра пространно неопределённа: что больше кг. или тонна? Тонна, конечно, 5000 кг. больше 1 тонны? Да. Следовательно, для эквивалентов необходимы другие эквиваленты?

Эквиваленты эквивалентны, и все же мы знаем нечто конкретное и понимаемое в этой непонятной тавтологии.

Почему ответ на вопрос: что больше, в 99 % случаев 1 или 5 тонн или кг ассоциируется как «пять – больше», «один – меньше», тогда как объективной причины такой предпосылки к ответу нет? В данном случае хорошо видны акты подразумеваемых состояний и их разность. Скорее всего, испытуемый при соотнесении вопроса, что больше 1 или 5, под 1 подразумевал единичный предмет, например яблоко, тогда как мы подразумевали эквивалент, выраженный в единицах измерения, причем в такой векторности его реализации, которая ставила единицу выше пятерки, что в принципе невозможно было представить испытуемому.

* * *

Если взять все возможные случаи того, что в эквиваленте больше тонны или кг, то соотношение ответов будет 50 на 50 %, например, 1 тонна больше 5 кг, 5000 кг больше 1 тонны и т. п. Соотношения актов восприятия эквивалентов сравнения не поддаются анализу или независимы от состояния адекватности и, как говорится, верифицируемой реальности их восприятия и его итогов.

Возьмем предложение: «Упал метеорит, что привело к образованию кратера». В данном случае причинно-следственная связь выражена как: «кратер-падение-метеорит» (ограниченный силлогизм). Однако без наличия поверхности, или того, на что упал метеорит, невозможно наличие кратера, при том, что в логической цепочке «упал метеорит, что привело к образованию кратера», понятия «поверхности» отсутствует. Следовательно, «кратер» подразумевает нечто, которое мы называем «поверхностью», но в то же время он может подразумевать и не поверхность, а вообще «нечто», ведь поверхность есть лишь факт именного наречения нечто, которое называется поверхностью. Более того, если поменять местами понятия в данном силлогизме, будет ли меняться представление о случившемся? «Метеорит – кратер – падение». Алгоритмичная последовательность характеристик восприятия того, о чем говорится, выводится в инвариантную последовательность. Так же как и при восприятии понятия «камень», мы начинаем искать некий эквивалент, опытный или априорный, «под которым мы понимаем нечто как камень». «Под которым» очень важный аспект, ведь в чистом виде понимание есть нечто «понятное» в своем смысле, без особых «додумок» или подразумеваемых состояний, таких как «под которым мы понимаем».

Мы должны «понимать» или улавливать объект (предмет, понятие) безотносительно его подразумеваемых состояний («в чистом виде» означает нечто, которое предсказано и понято до того, как оно определено как нечто новое, так как новое характеризуется неизвестностью, то есть такой количественной степенью информационных составляющих, при которых нечто воспринимаемое безотносительно прошлого субъективного опыта. Следовательно, понятное коррелирует к познанному, а не к возможно новому), по крайней мере, так можно выразить стремление науки и с ней связанных понятий осмысленности, достоверности, рациональности, прагматизма, верифицируемости и т. п.

Далее, уяснив нечто как нечто «понятное», необходимо заметить, что в справедливости или истинности следующего выражения мы не найдем ничего противоречащего «здравому смыслу». Нечто понимаемое нами как «разность», например, в восприятии окружающей действительности ведет,

во-первых, к акту субъективности и уникальности восприятия, его неповторимости,

во-вторых, к формированию таких вещей, как субъективная точка зрения, критика, спор, доказывание, критическое отношение к позициям других субъектов, а также, безусловно, и к акту «недопонимания» или полного «непонимания» других субъектов. Этот факт не должен поддаваться сомнению с точки зрения научных постулатов. Например, говоря «дом», мы даем тем самым понять, что мы понимаем под данным понятием «нечто», которое вы воспринимаете и понимаете нас без дополнительных «существенных» уточнений по поводу самой сущности дома. При этом, говоря «дом», мы можем под ним понимать (ассоциативно подразумевать), например, серое многоквартирное сооружение эпохи начала XIX века, при том, что процент аналогичного понимания вами понятия «дом» – ничтожно мал в силу все той же «разности». Говоря «камень», мы каким-то образом понимаем, «что это такое», при том же обстоятельстве, что ассоциация данного понятия у вас и у нас будет диаметрально противоположная. Вы возразите, что у дома есть существенные характеристики, которые и воспринимаются вами, нами и всеми безотносительно того, как мы его себе представляем. На возражения такого рода мы ответим в главе «Существенность».

* * *

Как мы уже выяснили, выражая характеристики того или иного явления, в акте его объяснения мы создаем алгоритм расширения незнания относительно данного явления.

Характеристики объясняемого не являются тем, что мы объясняем, то есть являются нечто «отличным» от того, что оно с нашей точки зрения призвано освещать (объяснять).

Нечто «отличное» от нечто исходно объясняемого не может принадлежать объясняющему и объясняемому и быть одновременно и объясняемым и объясняющим в силу «разности» как таковой. Следовательно, констатация есть суть максимальная степень адекватности относительно восприятия явления в системе акта понимания. Что мы хотим этим сказать?

Например, наливая воду из бутылки в стакан, мы говорим, что «вода льется из бутылки», – это ее неотъемлемое свойство и один из ее функционалов. Итак, «вода льется» означает, что она покидает резервуарные емкости бутылки, таким образом постепенно разрывая взаимодействие, которое было выражено единством «бутылка воды». При этом следует отметить, что при состоянии «вода льется», в каждый отдельный момент времени этого действия, какая-то ее часть в этот же момент времени по-прежнему сохраняется «в бутылке» в состоянии покоя, а так как «литься» означает в подразумеваемом состоянии его восприятия «покидать», «выливаться», «изменяться», «двигаться» и т. п., то, следовательно, состояние «воды», сохраняющейся (оставшейся) в бутылке в состоянии покоя, не может характеризоваться состоянием «литься». Она «не льется», она «покоится», хотя вода и бутылка остаются в их восприятии теми же самыми, выраженными во взаимодействии «вода льется из бутылки».^[40]

В таком случае, можно сказать, что вылилась лишь часть воды, однако, в таком случае состояние «вылилось» не принадлежит ни «части» ни «целому» состоянию «воды» как таковой, так как «часть воды» есть суть единица неформальная, неточная и т. п.

Вопрос: может ли целое быть разбито на два антагонистических состояния и объединять их в себе в одно и тоже время? Ответ да, однако факт фиксации явления в акте восприятия устроен таким образом, что воспринимать одномоментно белое и черное, покой и движение, статику и динамику, холод и жар и т. п., мы не в состоянии.

Вопрос: как же тогда объяснить факт соотношения двух понятий, выраженных в сочетании «вода льется»? Как объяснить тот факт, что два таких антагонистических состояния по отношению к одному объекту и акту их выражения «вода льется из бутылки», воспринимается в акте их понимания и объяснения?

Дело в том, что в нашем восприятии «вода» как таковая выражается в нескольких формах своих состояний, в данном случае она либо «льется», либо «не льется». И «литься» и «не литься