Глава 1
Рождение в могиле

В Калсиде держат рабов. В этой стране они выполняют тяжелую работу. Это шахтеры, рабочие на мехах, гребцы на галерах, мусорщики, пахари и проститутки. Как ни странно, рабы также нянчат и учат детей, готовят обеды и великолепно строят корабли. Своей высокой цивилизацией – от великих библиотек Джепа до легендарных фонтанов и купален Синджона – Калсида обязана рабам.

Торговцы Удачного являются главным источником рабов. В свое время невольниками становились захваченные на войне пленные, и до сих пор в Калсиде официально утверждают, что это так. Однако в последние годы войны уже не могут обеспечить нужное количество образованных рабов. Поэтому торговцам живым товаром приходится изыскивать другие способы их приобретения, в связи с чем часто говорят о дерзком пиратстве в заливе Купцов. Впрочем, рабовладельцы в Калсиде не очень интересуются тем, откуда рабы поступают, лишь бы они были здоровы.

В Шести Герцогствах рабство так и не прижилось. Человек, совершивший преступление, обязан служить тому, кому нанес ущерб, но не до конца жизни, а определенный срок. И в глазах людей он является не рабом, а лишь человеком, выплачивающим долг. Если преступление слишком ужасно, чтобы его можно было искупить трудом, виновный расплачивается жизнью. По законам Шести Герцогств невозможно обратить человека в рабство либо же привести с собой рабов из другой страны и, поселившись здесь, оставить их в неволе. По этой причине многие рабы из Калсиды, обретя тем или иным путем свободу, часто ищут прибежища в Шести Герцогствах.

Они приносят с собой традиции и фольклор своей далекой родины. Одна такая история, которую я запомнил, рассказывает о девушке, наделенной Даром, что на языке Калсиды называется «веччи». Она хотела оставить дом своих родителей, чтобы последовать за возлюбленным и стать его женой. Но родители сочли, что он недостоин ее руки, и отказались дать разрешение на брак. Они не позволили ей уйти, а девушка была слишком послушной дочерью, чтобы перечить воле родителей. И в то же время она была слишком пылко влюблена, чтобы жить без своего избранника. Она слегла и вскоре умерла от горя. Родители похоронили ее, рыдая и упрекая себя за то, что не позволили ей последовать велению своего сердца. Но втайне от них девушка была связана Даром с медведицей. И когда девушка умерла, медведица удержала ее дух, чтобы он не покинул этот мир. Через три ночи после того, как девушку похоронили, медведица раскопала могилу и вернула дух девушки в ее тело. Девушка восстала из гроба другим человеком, не имеющим никакого долга перед родителями. Она оставила разбитый гроб и ушла искать возлюбленного. У этой истории грустный конец, потому что, пробыв несколько дней после смерти медведицей, девушка так и не смогла снова стать человеком и ее избранник отказался от нее.

Но у Баррича не было другого способа освободить меня из тюрьмы принца Регала. Зная о моей связи через Дар с Ночным Волком, он заставил меня принять яд.

Комната была слишком жаркой. И слишком маленькой. Я тяжело и часто дышал, но это не приносило облегчения. Встав из-за стола, я подошел к ведру с водой в углу, снял крышку и напился. Сердце Стаи поднял глаза и оскалился:

– Пользуйся чашкой, Фитц.

Я не сводил с него глаз. Вода бежала по моему подбородку.

– Вытри лицо.

Сердце Стаи посмотрел на собственные руки. На них был жир. Он втирал этот жир в какие-то ленты. Я принюхался и облизал губы:

– Есть хочу.

– Сядь и закончи работу. Тогда мы поедим.

Я попытался понять, чего он хочет от меня. Он показал рукой на стол, и я вспомнил. Много кожаных лент на моем конце стола. Я вернулся и сел на твердый стул.

– Я хочу есть сейчас, – объяснил я.

Сердце Стаи посмотрел на меня, и это был не взгляд, а оскал, хоть он и не показал зубов. Сердце Стаи умеет скалиться глазами. Я вздохнул. Жир у него на руках пах очень хорошо. Я сглотнул, потом посмотрел на кожаные ленты и кусочки металла, лежавшие на столе передо мной. Я не знал, что с ними делать. Сердце Стаи положил свои ленты и вытер руки тряпкой. Он подошел и остановился рядом со мной, так что я должен был повернуться, чтобы видеть его.

– Вот, – сказал он, коснувшись кожи передо мной. – Ты чинил это здесь.

Он стоял надо мной, пока я не взял кожу. Я нагнулся и понюхал ее, а он ударил меня по плечу.

– Не делай этого!

Мои губы приподнялись, но я не оскалился. Если на него скалиться, он делается очень-очень сердитым. Некоторое время я держал ленты. Потом получилось так, как будто мои руки вспомнили что-то, чего уже не помнил мой разум. Я смотрел, как мои пальцы работают с кожей. Когда дело было сделано, я поднял сбрую и сильно потянул, чтобы показать, что она выдержит, даже если лошадь откинет голову.

– Но здесь нет лошади, – вспомнил я. – Лошадей больше нет.

Брат!

Я иду.

Я встал со стула и пошел к двери.

– Вернись и сядь, – велел Сердце Стаи.

Ночной Волк ждет, сказал я ему.

Потом я подумал, что он не может меня слышать. То есть он смог бы, если бы попробовал, но он не хотел пробовать. Я знал, что, если я снова заговорю с ним так, он толкнет меня. Он не разрешает мне общаться таким образом с Ночным Волком. Он даже толкает Ночного Волка, если тот слишком много разговаривает со мной. Это кажется очень странным.

– Ночной Волк ждет, – сказал я вслух.

– Я знаю.

– Сейчас хорошее время для охоты.

– И еще лучшее время, чтобы оставаться здесь. У меня есть для тебя еда.

– Мы с Ночным Волком можем найти свежее мясо.

Я проглотил слюну, подумав об этом. Разорванный кролик, еще теплое, дымящееся зимней ночью мясо – вот чего я хотел.

– Ночному Волку придется охотиться одному этой ночью, – сказал Сердце Стаи.

Он подошел к окну и чуть-чуть приоткрыл ставни. Холодный воздух ворвался внутрь. Я чуял Ночного Волка, а еще дальше – снежную кошку. Ночной Волк заскулил.

– Уходи! – приказал ему Сердце Стаи. – Уходи сейчас же, иди охотиться. У меня здесь не хватит еды для тебя.

Ночной Волк скрылся в тень, подальше от света, который падал из окна. Но он не отошел далеко. Он ждал меня, но я знал, что он не станет ждать долго. Как и я, он был голоден.

Сердце Стаи подошел к огню, от которого в комнате было слишком жарко. Там стоял котел, и Сердце Стаи отодвинул его от огня и снял крышку. Оттуда вырвался пар, а вместе с ним запахи. Зерно и корни, и немного мяса, совсем вываренного. Но я был так голоден, что принюхался и начал скулить. Сердце Стаи снова оскалился, поэтому я вернулся на твердый стул, сел и стал ждать.

Ожидание заняло очень много времени. Сначала он убрал со стола всю кожу и повесил ее на крюк. Потом унес горшок с жиром и принес горячий котелок. Затем поставил две миски и две чашки и наполнил чашки водой. Он положил на стол нож и две ложки. После этого достал из буфета хлеб и маленький горшок с джемом. Он поставил передо мной миску с рагу, но я знал, что прикасаться к еде нельзя. Я не должен есть, пока он не отрежет кусок хлеба и не даст мне. Держать хлеб можно, но откусить от него нельзя, пока Сердце Стаи тоже не усядется за стол со своим хлебом и рагу.

– Возьми ложку, – напомнил он мне.

Потом он медленно опустился на стул, прямо напротив меня.

Я держал ложку и хлеб и ждал, ждал, ждал, не отводя от него глаз, но не мог удержаться, чтобы не шевелить ртом. Это рассердило его. Я тут же закрыл рот. Наконец он сказал:

– Теперь поедим.

Но ожидание на этом не закончилось. Мне было позволено откусить один раз. Это надо было разжевать и проглотить, прежде чем я возьму еще, а иначе Сердце Стаи ударил бы меня, и я мог подцепить ровно столько рагу, сколько помещалось в ложке. Я поднял чашку и попил из нее. Он улыбнулся мне:

– Хорошо, Фитц. Хороший мальчик.

Я улыбнулся в ответ, но потом откусил слишком большой кусок хлеба, и Сердце Стаи нахмурился. Я старался жевать медленно, но был очень голоден, а еда стояла прямо передо мной, и я не понимал, почему он не может позволить мне просто быстро проглотить ее. Я ел очень долго. Он нарочно сделал рагу очень горячим, чтобы я обжег рот, если возьму слишком много. Некоторое время я думал об этом. Потом сказал:

– Ты нарочно сделал еду слишком горячей. Чтобы я обжегся, если буду есть ее быстро.

Он снова медленно улыбнулся и кивнул мне. Я все равно закончил есть раньше его. Я должен был сидеть на твердом стуле, пока он не доест.

– Что ж, Фитц… – произнес он наконец. – Неплохой денек выдался, а, мальчик?

Я смотрел на него.

– Скажи что-нибудь в ответ, – велел он.

– Что? – спросил я.

– Что угодно.

– Что угодно.

Он сердито посмотрел на меня, и мне захотелось оскалиться, потому что я сделал то, что он велел. Через некоторое время он встал, достал бутылку, потом налил что-то в свою чашку и протянул ее мне.

– Хочешь немного?

Я отпрянул. Даже запах этого напитка жег мои ноздри.

– Ты так и не ответил, – напомнил он.

– Нет. Это плохая вода.

– Нет. Это плохой бренди. Черносмородиновый бренди, очень дешевый. Я терпеть его не мог, а ты любил.

Я фыркнул:

– Мы никогда не любили его.

Он поставил бутылку и чашку на стол, встал, пошел к окну и снова открыл его.

– Иди охотиться, я сказал!

Я почувствовал, как Ночной Волк подпрыгнул и убежал. Ночной Волк боится Сердца Стаи, так же как и я. Один раз я напал на Сердце Стаи. Я долго болел, но потом поправился и хотел пойти на охоту, а он не пускал меня. Он стоял перед дверью, и я прыгнул на него. Удар его кулака сбил меня с ног. Он не сильнее меня, но злее и умнее. И знает много способов, как заставить подчиниться себе, и большинство из них болезненные. Я лежал на спине, а мое горло было открыто его зубам долгое, долгое время. Каждый раз, когда я шевелился, он бил меня. Ночной Волк рычал снаружи, но не слишком близко к двери и не пытался проникнуть внутрь. Когда я заскулил, прося пощады, Сердце Стаи ударил меня снова.

– Молчи! – приказал он.

Когда я замолчал, он сказал мне:

– Ты младше. Я старше и знаю больше. Я дерусь лучше тебя и охочусь лучше тебя. Я во всем выше тебя. Ты будешь делать все, что я захочу, все, что я тебе прикажу. Ты понял?

Да, сказал я ему. Да, да. Это стая. Я понял, я понял.

Но он снова ударил меня и держал на полу, показывая зубы, пока я не сказал ему вслух:

– Да. Я понял.

Когда Сердце Стаи вернулся к столу, он налил бренди в мою чашку и поставил ее перед моим носом. Я фыркнул.

– Попробуй это, – убеждал он меня, – хоть чуть-чуть. Раньше тебе нравилось. Ты пил это в городе, когда был моложе и не должен был ходить в таверны без меня. А потом жевал мяту и думал, я не узнаю, что ты делал.

Я покачал головой:

– Я бы не сделал того, чего ты мне не велел. Я понимал.

Он издал звук, как будто подавился, и чихнул.

– О, раньше ты очень часто делал то, чего я тебе не велел. Очень часто.

Я снова покачал головой:

– Не помню.

– Пока нет. Но вспомнишь. – Он снова указал на бренди. – Попробуй. Самую малость. Это может тебе понравиться.

И поскольку он велел мне, я попробовал. Бренди обжег мой рот и нос, и я долго не мог избавиться от его вкуса. Я вылил то, что оставалось в чашке.

– Что ж. То-то Пейшенс была бы довольна! – только и сказал Сердце Стаи.

А потом он заставил меня взять тряпку и убрать то, что я разлил, вымыть тарелки и вытереть их досуха.

Иногда я дрожал и летел вниз. Причины этому не было. Сердце Стаи пытался удержать меня. Иногда эта дрожь заставляла меня заснуть, а когда я просыпался, у меня все болело, и грудь и спина. Иногда я прикусывал язык. Мне это не нравилось, и это пугало Ночного Волка.

А иногда с Ночным Волком и со мной бывал кто-то еще. Он вторгался в наши мысли. Очень, очень маленький, но он был с нами, и мне это не нравилось. Я никогда не хотел быть ни с кем, кроме Ночного Волка. Он знал это и старался стать таким крошечным, что большую часть времени я его не замечал.

Позже пришел человек.

– Идет человек, – сказал я Сердцу Стаи.

Огонь почти погас, и мы сидели в полумраке. За окном тоже было темно, и лучшее время для охоты уже миновало. Скоро Сердце Стаи велит нам спать.

Он не ответил мне, быстро и бесшумно встал и взял большой нож, который всегда лежал на столе. Сделав мне знак отойти в угол с его дороги, он подошел к двери и стал ждать. Я слышал, как снаружи человек идет по снегу. Потом я почуял его.

– Это Седой, – сказал я. – Чейд.

Тогда он очень быстро открыл дверь, и Седой вошел. Я чихнул от его запахов. Порошок из сухих листьев, вот чем он всегда пах, и разными дымами. Седой был худым и старым, но Сердце Стаи всегда вел себя с ним так, как будто Чейд был вожаком. Сердце Стаи подкинул в огонь дров, и в комнате сразу стало светлее и жарче. Седой откинул капюшон и некоторое время смотрел на меня своими светлыми глазами, как будто чего-то ждал. Потом он заговорил с Сердцем Стаи:

– Как он? Лучше?

Сердце Стаи пошевелил плечами:

– Когда он унюхал вас, то назвал ваше имя. Целую неделю не было припадков, а три дня назад он занимался починкой сбруи. И хорошо поработал.

– Не пытается больше жевать кожу?

– Нет. По крайней мере, когда я слежу за ним. Кроме того, это работа, которую он знает очень хорошо, и она может пробудить в нем какие-нибудь воспоминания. – Сердце Стаи коротко хохотнул. – На худой конец, починкой сбруи можно неплохо заработать.

Седой подошел к огню и протянул к нему руки, которые были все в пятнах. Сердце Стаи достал бутылку, и они налили бренди в чашки. Он заставил меня держать чашку с бренди, но не приказывал пробовать его. Они говорили долго-долго о вещах, которые не имели никакого отношения к еде, сну или охоте. Седой слышал что-то о некой женщине. Это может объединить герцогства, утверждал он. Сердце Стаи сказал:

– Не буду говорить об этом в присутствии Фитца. Я обещал.

Седой спросил его, неужели он думает, что я понимаю. А Сердце Стаи ответил, что это не важно, он дал слово. Я хотел спать, но они заставили меня сидеть с ними. Когда старик собрался уходить, Сердце Стаи сказал:

– Для вас очень опасно приходить сюда. И такой долгий путь! Вы сможете добраться до дома?

Седой улыбнулся:

– У меня есть свои пути, Баррич.

Я тоже улыбнулся, вспомнив, что он всегда гордился своими тайнами.

В один прекрасный день Сердце Стаи ушел и оставил меня одного. Он не стал привязывать меня, а только сказал:

– Здесь немного овса. Если захочешь есть, пока меня не будет, тебе придется вспомнить, как его приготовить. Если ты выйдешь, даже если ты только откроешь дверь или окно, я узнаю об этом. И убью тебя. Ты понял?

– Да.

Похоже, он очень сердится на меня, но я не мог вспомнить, чтобы я делал что-то такое, чего он не велел. Он открыл ящик и достал из него вещи. По большей части это были металлические кружки. Монеты. Одну вещицу я помнил. Она была блестящая и изогнутая, как месяц. И она пахла кровью, когда досталась мне. Я сражался за нее с другим, но не помню, что хотел ее получить. Тем не менее я сражался и победил. Теперь она мне не нужна. Он поднял ее, чтобы посмотреть, потом положил в кошелек. Мне было все равно, когда он ее унес.

Я очень-очень проголодался, пока его не было. Когда он вернулся, мой нос почуял незнакомый запах. Запах женщины. Несильный и смешанный с запахами луга. Но это был приятный запах, и от него чего-то хотелось – чего-то, что не было едой, водой или охотой. Я подошел к Сердцу Стаи и принюхался, но он этого не заметил. Он сварил кашу, и мы поели. А потом он сидел у огня и был очень, очень грустный. Я достал бутылку с бренди и принес ее ему вместе с чашкой. Он взял их у меня, но не улыбнулся.

– Может быть, завтра я научу тебя прислуживать, – сказал он, – может быть, хоть этому ты научишься.

После этого он выпил весь бренди из бутылки и открыл вторую, а я сидел и смотрел на него. Когда он лег спать, я взял его плащ с остатками запаха, положил его на пол и лег, и нюхал, пока не заснул.

Мне привиделся сон, но в нем не было смысла. Снилась женщина, которая пахла как плащ Баррича, и я не хотел, чтобы она уходила. Это была моя женщина, но, когда она ушла, я за ней не побежал. Больше я ничего не смог вспомнить. Но я пытался, и от этого было так же плохо, как когда хочется есть или пить.

Он держал меня в комнате долгое, долгое время, и все, чего я хотел, – это выйти. Но потом пошел дождь, очень сильный, такой сильный, что почти весь снег растаял. Внезапно мне показалось, что я не хочу выходить.

– Баррич, – сказал я, и он быстро посмотрел на меня.

Я подумал, что сейчас он меня укусит, так стремительно он повернулся. Я постарался не съежиться, потому что он иногда сердился, когда я сжимался в комок.

– Что, Фитц? – спросил он, и его голос был ласковым.

– Я хочу есть. Сейчас.

Он дал мне мяса, вареного, зато большой кусок. Я ел его с жадностью, а Сердце Стаи смотрел на меня, но не прикрикнул и не стукнул меня за это.

Под бородой мое лицо чесалось. В конце концов я пошел, встал перед Барричем и начал скрести лицо перед ним.

– Мне это не нравится, – сказал я ему.

Он выглядел удивленным, но дал мне горячую воду, мыло и острый нож, потом протянул круглое стекло с человеком внутри. Я смотрел туда очень долго и задрожал. Его глаза были как у Баррича, только еще темнее. Не волчьи глаза. Его шкура была тоже как у Баррича, но на подбородке торчали неровные и грубые волосы. Я потрогал свою бороду и увидел свои пальцы на лице этого человека. Это было странно.

– Брейся, но будь осторожен, – предупредил Баррич.

Я не мог вспомнить, как это делается. Запах мыла, горячая вода на моем лице. Но острое-острое лезвие оставляло маленькие порезы, которые жгли кожу и кровоточили. Я посмотрел на человека в круглом стекле и вдруг подумал: «Фитц. Почти как Фитц».

– У меня идет кровь, – сообщил я Барричу.

Он засмеялся:

– У тебя всегда шла кровь после бритья. Вечно ты куда-то спешишь.

Он отобрал у меня нож.

– Сиди тихо, – сказал он мне. – Ты пропустил некоторые места.

Я сидел очень тихо, и он не порезал меня. Было трудно сидеть неподвижно, когда он подошел ко мне так близко. Закончив, он приподнял мой подбородок и пристально посмотрел на меня.

– Фитц, – сказал он и улыбнулся, но потом улыбка погасла, потому что я просто смотрел на него.

Он дал мне щетку.

– Тут нет лошади, чтобы чистить, – удивился я.

Сердце Стаи вдруг стал почти довольным.

– Причешись, – сказал он и взъерошил мои волосы.

Он заставил меня приглаживать их, пока они не легли ровно. В некоторых местах к моей голове было больно прикоснуться. Баррич нахмурился, когда увидел, что я вздрагиваю. Он забрал щетку и велел стоять смирно, пока смотрел и ощупывал мою голову.

– Ублюдок! – выругался он и, когда я сжался, добавил: – Не ты.

Он молча покачал головой и потрепал меня по плечу:

– Боль уйдет со временем.