День был теплым, но не слишком. Если бы я был один, мне было бы даже приятно шагать по дороге. По одну ее сторону в лесу перекликались птицы, по другую – сквозь редкие деревья виднелась река. Вниз по течению двигались баржи, вверх медленно поднимались весельные корабли. Мы разговаривали мало, и через некоторое время Джош и Пайпер начали повторять «Жертву Кроссфайер». Когда девушка запнулась на какой-то строчке, я не подсказал ей.

Мысли мои блуждали без руля и ветрил. Все было настолько легче, когда мне не приходилось беспокоиться о следующей трапезе и чистоте рубашки. Я считал, что ловко обращаюсь с людьми и искусен в своем ремесле. Но у меня был Чейд, с которым можно было строить планы, и было время подготовить то, что я скажу и сделаю. Я справлялся с делами не так хорошо, когда приходилось довольствоваться собственным умом и тем, что я мог нести на своей спине. Лишенный всего, на что я когда-то бездумно полагался, я начал сомневаться не только в своем мужестве. Теперь я спрашивал себя, на что я вообще гожусь. Убийца, человек короля, воин, мужчина… Я пытался вспомнить порывистого юнца, который работал веслом на «Руриске», военном корабле Верити, и не задумываясь бросался в битву, размахивая топором. Трудно поверить, что это был я.

В полдень Хани разделила остатки дорожного хлеба. Его было не много. Женщины шли впереди, тихо разговаривая друг с другом, жевали сухой хлеб и запивали его водой. Я рискнул предложить Джошу разбить лагерь пораньше, чтобы у меня было время поохотиться или поймать рыбу.

– Тогда мы не доберемся до следующего города к завтрашнему полудню.

– Если мы сделаем это к завтрашнему вечеру, от меня не убудет, – тихо заверил я его.

Старый арфист повернул голову – возможно, для того, чтобы лучше расслышать меня, но его затянутые пеленой глаза, казалось, смотрели прямо мне в душу. Было трудно вынести мольбу, которую я видел в них, но я не ответил на нее.

Когда день наконец начал клониться к вечеру, я стал искать подходящее для лагеря место. Ночной Волк шел впереди, и вдруг я ощутил, что шерсть у него на загривке поднялась дыбом.

Там люди. От них пахнет падалью и их собственными отбросами. Я чую их запах, я вижу их, но не чувствую по-другому.

Он всегда испытывал в присутствии «перекованных» беспокойство, и теперь оно передалось мне. Я нервничал, зная, что они когда-то были людьми и в них была искра Дара, которая есть в каждом живом существе. Мне было очень странно видеть, как они двигаются и говорят, когда я не чувствую их живыми. Для Ночного Волка это было все равно как если бы камни разговаривали и ели.

Сколько? Старые или молодые?

Больше, чем нас, и больше, чем ты. Волчий взгляд на вещи. Они охотятся за поворотом от вас.

– Давайте остановимся здесь, – предложил я внезапно.

Слишком поздно. Они учуяли вас, они идут.

Нет времени убежать или придумать правдоподобную ложь.

– Впереди «перекованные». Больше чем двое. Они следили за дорогой и теперь идут к нам. Готовьтесь, – сказал я им.

– Откуда ты знаешь? – с вызовом спросила Хани.

– Бежим, – крикнула Пайпер.

Ей было все равно, откуда я узнал. Ее расширенные глаза сказали мне, как сильно она боялась.

– Нет. Они догонят нас, и мы уже устанем, когда это произойдет. И даже если мы убежим сейчас, нам все равно придется пройти мимо них завтра.

Я отбросил тюк подальше. Ничего из того, что в нем было, не стоило моей жизни. Если мы победим, я смогу поднять его снова. Если нет, мне он уже не понадобится. Но Хани, Пайпер и Джош были музыкантами. Среди их поклажи были инструменты. Ни один из них не пошевелился, чтобы освободиться от своей ноши. Я не стал тратить силы на уговоры. Почти инстинктивно Пайпер и Хани встали за спиной старика, крепко сжимая дорожные посохи. Мой посох был у меня в руках, и я держал его наготове. На мгновение я почти перестал соображать. Мои руки, казалось, знали, что им делать.

– Коб, позаботься о Хани и Пайпер. Не беспокойся обо мне, береги их! – коротко бросил мне Джош.

Его слова дошли до меня, и внезапно меня наполнил ужас. Мои ноги словно налились свинцом, я не мог думать ни о чем, кроме того, какую боль принесет мне поражение. Меня затошнило, дрожь охватила меня. Больше всего на свете я хотел просто повернуться и бежать, не думая о менестрелях. «Подождите, подождите, – захотелось мне крикнуть. – Я не готов, я не знаю, буду я драться, побегу или просто потеряю сознание там, где стою». Но время не знает жалости.

Они идут через кустарник, сказал мне Ночной Волк. Двое идут быстро, один тащится сзади. Думаю, он достанется мне.

Будь осторожен, предупредил я его.

Я услышал, как «перекованные» пробираются через кустарник, и почувствовал запах немытых тел. Мгновение спустя Пайпер закричала, увидев их, и тогда они выскочили на нас из-за деревьев. Если моей стратегией было остановиться и сражаться, то они просто бежали и атаковали. Они оба были больше меня и, по-видимому, не испытывали никаких сомнений. Их одежда была грязной, но по большей части целой. Не думаю, что они долго были «перекованными». У обоих были дубинки. У меня не осталось времени, чтобы заметить что-то еще.

«Перековка» не делает людей глупыми или медлительными. Чувства других для них больше не существуют, поэтому «перекованные» не представляют, на какие поступки эти чувства могут толкнуть их врагов. Из-за этого и нам их действия порой кажутся нелогичными. «Перекованные» не становятся менее сообразительными или менее искусными в обращении с оружием. Однако они стараются удовлетворить все свои желания немедленно, совершенно как звери. Лошадь, украденную сегодня, завтра они могут съесть, если голод окажется сильнее желания ехать верхом. Кроме того, они не поддерживают и не прикрывают друг друга во время боя. В группах «перекованных» нет никакого взаимодействия. Они могут обратиться друг против друга, поспорив из-за добычи. Они способны двигаться вместе и нападать вместе, но не более того. И в то же время они остаются по-звериному хитрыми и безжалостно ловкими, стремясь получить желаемое.

Я знал все это. Поэтому не был удивлен, когда оба «перекованных» пробежали мимо меня, чтобы сперва атаковать более слабых. Удивительнее всего было трусливое облегчение, которое испытал я при этом. Оно парализовало меня, как один из моих снов, и я позволил «перекованным» ринуться к девушкам. Хани и Пайпер дрались лишь как рассерженные и испуганные менестрели с палками. У них не было ни мастерства, ни сноровки, ни даже опыта сражения вместе – а значит, они все время случайно задевали друг друга и Джоша. Они были обучены музыке, а не искусству боя. Джош стоял в середине, вцепившись в свой посох. Он не мог драться, чтобы не попасть по Хани или Пайпер. Ярость исказила его лицо. Я мог бы убежать тогда, схватить свой узел и броситься вдоль по дороге, не оглядываясь. «Перекованные» не стали бы преследовать меня, удовольствовавшись более легкой добычей. Но я этого не сделал. Какие-то обрывки мужества и гордости все еще сохранялись во мне. Я вступил в бой с меньшим из нападавших, хотя он более искусно обращался со своей дубиной. Оставив Хани и Пайпер отбиваться от здоровяка, я вынудил второго биться со мной.

Мой первый удар попал «перекованному» по ногам. Я хотел искалечить его или хотя бы сбить с ног. Он взревел от боли, поворачиваясь ко мне, но не замедлил движения. Я давно подметил в «перекованных» еще одну особенность. Они, очевидно, не так остро ощущают боль. Когда меня избивали, я совершенно лишался мужества при мысли о том, как изувечат мое тело. Странно было обнаружить такую привязанность к собственной плоти. Я не просто хотел избежать физического страдания, тут было нечто большее. Регал знал это. Он знал, что каждый удар, нанесенный мне его стражниками, разжигает во мне страх. Этот страх сковывал меня не меньше, чем сами удары. «Перекованные», по-видимому, ничего подобного не чувствуют. Может быть, теряя способность к сопереживанию, они теряют и любовь к собственному телу.

Мой противник развернулся и нанес мне удар. Я содрогнулся, вцепившись в свой посох, но сумел отразить его. Мое тело застыло в ожидании большей боли. «Перекованный» ударил меня снова, и снова я отбил удар. Поскольку я уже вступил с ним в бой, у меня не было возможности повернуться и убежать. Этот человек умел обращаться с дубиной: вероятно, когда-то он был воином, обученным владению топором. Я узнал эти движения и удачно отбивался. Я боялся его слишком сильно, чтобы атаковать самому, боялся пропустить удар, если хоть на секунду перестану защищаться. Я отступал с такой готовностью, что он обернулся, возможно собираясь оставить меня и снова броситься к женщинам. Я нанес жалкий ответный удар. «Перекованный» едва вздрогнул и опять пустил в ход свою дубину, не давая мне возможности использовать преимущества моего более длинного посоха. В отличие от меня его не отвлекали крики защищающихся менестрелей. В зарослях я слышал приглушенные проклятия и слабое рычание. Ночной Волк подстерег третьего человека и бросился на него, пытаясь перегрызть ему сухожилия. Он потерпел неудачу, а теперь кружился вокруг «перекованного», стараясь держаться подальше от его меча.

Я не знаю, как мне пройти мимо его клинка, брат. Но думаю, что задержу его здесь. Он не посмеет повернуться ко мне спиной, чтобы напасть на тебя.

Будь осторожен!

У меня не было времени сказать ничего больше, потому что человек с дубинкой поглощал все мое внимание. Удары градом сыпались на меня, и я вскоре понял, что теперь мой противник вкладывает в них больше сил. Он уже не боялся, что ему придется защищаться самому. Он хотел только пробить мою защиту. Каждый удар, который мне удавалось отразить посохом, сильно встряхивал меня. Это будило старую боль, напоминая о давно заживших ранах. Моя выносливость в битве была не та, что раньше. Охота и ходьба не укрепляют тело и не наращивают мускулы, как это делает работа веслом. Поток сомнений подтачивал мою сосредоточенность. Я подозревал, что противник сильнее меня, и так боялся боли, которую он мог причинить мне, что не мог думать о том, как избежать ее. Желание остаться целым не то же самое, что желание победить. Я пытался увеличить расстояние между нами, чтобы использовать длину моего посоха, но он тоже следил за этим.

Я бросил взгляд на менестрелей. Джош твердо стоял на дороге с посохом наготове, но нападавшие оставили его. Хани, хромая, пятилась от преследователя. Она пыталась отбиваться, в то время как Пайпер следовала за ними, безуспешно колотя тонким посохом по плечам «перекованного». Он только немного горбился и пытался добить раненую Хани. Это пробудило что-то во мне.

– Пайпер, бей его по ногам! – крикнул я ей и вернулся к своему противнику, дубинка которого опустилась на мое плечо.

Я нанес ему несколько быстрых ответных ударов, слишком слабых, чтобы остановить его, и отскочил назад.

Меч порезал мне плечо и скользнул по груди. Я вскрикнул от неожиданности и чуть не выронил посох, когда понял, что это не моя рана. Я почувствовал и услышал удивленный визг боли Ночного Волка. А потом удар сапога по голове.

Оглушен, загнан в угол. Помоги мне!

В памяти всплыли воспоминания, похороненные в дальних уголках сердца. За годы до избиения в темнице Регала я почувствовал удар ножа и удар сапогом. Но не по моему телу. Терьер, с которым я был связан, Кузнечик, сражался в темноте с тем, кто в мое отсутствие напал на Баррича. Сражался и умер от ран, прежде чем я сумел прийти к нему на помощь. Внезапно я обнаружил, что есть угрозы более страшные, чем моя собственная смерть.

Страх за себя распался перед ужасом потерять Ночного Волка. Я сделал то, что должен был сделать. Шагнув вперед, я принял удар по плечу, чтобы уменьшить дистанцию. На мгновение моя рука потеряла чувствительность. Перехватив посох, я резко выбросил его конец вверх, попав в челюсть нападавшего. Он не ожидал такой внезапной смены тактики. Его подбородок дернулся, обнажив горло, и я резко воткнул посох во впадину у основания шеи. Я почувствовал, как поддались мелкие кости. Он выдохнул фонтан крови, я отступил назад, поднял посох и ударил «перекованного» по черепу противоположным концом. Он упал, а я повернулся и побежал в лес.

Рычание и хрип привели меня к Ночному Волку. Он забился в заросли ежевики, его левая передняя лапа была прижата к груди. Кровь была на его левом плече и, как красные драгоценные камни, блестела по всему левому боку. Острые шипы, в которых он искал укрытия, теперь окружали его и не давали бежать. Он вжался в них как мог глубоко, чтобы избежать удара меча, и я чувствовал множество мелких ран на его ногах. Шипы, вонзившиеся в Ночного Волка, держали на расстоянии нападавшего, и плети ежевики принимали на себя большую часть ударов меча, когда человек пытался пробиться сквозь них к волку.

При виде меня Ночной Волк собрал все свое мужество и внезапно развернулся, чтобы встретить «перекованного» свирепым взрывом ярости. Тот отвел назад меч для удара, который должен был сразить волка. На конце моего посоха не было острия, но я вонзил его в спину человека с такой силой, что палка вошла в легкие. Он взревел и попытался повернуться, но я продолжал держать посох. Я бросил на него весь свой вес, вынуждая «перекованного» отходить в гущу ежевики. Его вытянутые руки не нашли никакой опоры, кроме острых шипов. Я пришпилил его к растущим побегам ежевики, и Ночной Волк, приободрившись, прыгнул ему на спину. Челюсти волка сомкнулись сзади на толстой шее человека и рвали ее до тех пор, пока кровь не залила нас обоих. Придушенные крики «перекованного» постепенно стихали.

Я совершенно забыл о менестрелях. Громкий крик боли напомнил мне о них. Наклонившись, я схватил меч, который выронил «перекованный», и побежал назад к дороге, оставив Ночного Волка зализывать рану на плече. Когда я вылетел из леса, ужасное зрелище предстало моим глазам. «Перекованный» рвал одежду сопротивлявшейся Хани. Пайпер стояла на коленях в дорожной пыли, вцепившись в плечо, и кричала. Растрепанный и запыленный Джош поднимался на ноги и ощупью двигался на зов Пайпер. В одно мгновение я подскочил к ним. Я пнул ногой человека, чтобы заставить его отпустить Хани, а потом вонзил в него меч. Он бешено сопротивлялся, пытаясь дотянуться до меня, но я навалился на меч всем весом, вонзая его в грудь врага. Сопротивляясь, «перекованный» только расширял рану. Он проклинал меня бессловесными воплями, потом изо рта его потекла кровь. Он схватил меня за правую ногу, пытаясь бросить на землю. Я сильнее надавил на клинок. Мне хотелось вытащить меч и убить его быстро, но он был так силен, что я боялся отпустить его. В конце концов его прикончила Хани, воткнув конец своего посоха ему в лицо.