Я нахмурился при этих словах. Когда страной правил Шрюд, его солдаты или сборщики налогов не забирали ничего без некоторого возмещения. Но тут я вспомнил о манерах.

– Могу ли я предложить вам выпить немного, арфист Джош? И вашим друзьям?

– Что я слышу? – спросил старик, улыбаясь и поднимая брови. – Ты страдаешь, отдавая монетку за то, чтобы наполнить собственный живот, но готов сорить деньгами, наполняя наши кружки?

– Позор лорду, который слушает песни менестрелей и не дает им промочить горло, – ответил я с улыбкой.

Женщины обменялись взглядами за спиной у Джоша, и Хани с легкой насмешкой спросила меня:

– А когда ты последний раз был лордом, молодой человек?

– Это всего лишь поговорка, – сказал я, на мгновение смутившись. – Но я не пожалел бы пары медяков за песни, которые слышал. Особенно если вдобавок у вас найдется парочка новостей. Я иду к речной дороге. Вы, случайно, не оттуда?

– Нет, мы как раз туда, – весело ответила вторая певица.

Ей было около четырнадцати лет, и у нее были потрясающие голубые глаза.

Я увидел, как старшая знаком велит девушке помолчать. Она представилась:

– Как вы слышали, добрый господин, это арфист Джош, я Хани, а это моя кузина Пайпер…

Два промаха в таком коротком разговоре. Во-первых, я разговаривал с ними так, словно я все еще живу в Баккипе, а они заезжие менестрели, во-вторых, я не придумал заранее никакого имени. Я порылся в памяти, подыскивая подходящее, и после затянувшейся паузы выпалил:

– Коб, – а потом с содроганием подумал, почему это я выбрал имя человека, которого я когда-то знал и убил.

– Что ж… Коб. – Хани, как и я, помолчала, прежде чем произнести это имя. – Может быть, у нас и найдутся для тебя новости, и мы будем рады, если ты угостишь нас, был ты когда-то лордом или нет. Так кто должен тебя искать на дороге?

– Простите? – спросил я тихо и поднял кружку, чтобы подозвать мальчишку с кухни.

– Это сбежавший подмастерье, отец, – сказала Хани с величайшей уверенностью. – У него с собой футляр писца, но волосы слишком длинные, а на пальцах нет ни капли чернил. – Она рассмеялась, увидев досаду на моем лице, о причине которой даже не подозревала. – Да ладно… Я менестрель. Когда мы не поем, то замечаем все вокруг, чтобы найти подходящий сюжет для песни. Ты же не думаешь, что все мы слепые.

– Я не сбежавший подмастерье, – сказал я тихо, но у меня не было готовой легенды, которая бы могла последовать за этим заявлением.

Как бы стукнул меня по пальцам Чейд из-за такого промаха!

– Нам все равно, кто ты, парень, – успокоил меня Джош. – В любом случае, мы не слышали никаких криков разгневанных писцов, ищущих потерянного помощника. В эти дни многие были бы счастливы, если бы от них убежали молодые подмастерья. Голодным ртом меньше в эти тяжелые времена.

– А у подмастерья писца вряд ли будут такие шрамы на лице и сломанный нос, если ему повезло с хозяином, – заметила Пайпер с симпатией. – Так что нечего тебя винить, если ты удрал.

Пришел наконец кухонный мальчик, и менестрели сжалились над моим тощим кошельком, заказав для себя только по кружке пива. Сперва Джош, а потом и женщины пересели за мой стол. Мальчик-слуга, вероятно, переменил свое мнение обо мне, увидев, что я хорошо отношусь к менестрелям, потому что наполнил и мою кружку, не взяв с меня денег. Тем не менее мне пришлось разменять еще одну серебряную монету, чтобы заплатить за угощение. Я попытался отнестись к этому философски и решил обязательно дать медяк слуге, когда буду уходить.

– Итак, – начал я, когда мальчик ушел, – какие новости с реки?

– А разве ты сам не отсюда? – едко спросила Хани.

– Нет, моя госпожа. По правде говоря, я навещал друзей-пастухов, – сымпровизировал я.

Манера Хани начинала утомлять меня.

– Моя госпожа, – тихонько передразнила она меня, обращаясь к Пайпер и сделав большие глаза.

Пайпер захихикала. Джош не обратил на них внимания.

– В эти дни идти вниз по реке почти то же самое, что и вверх. Становится только хуже, – сказал он мне. – Времена тяжелые, а для фермеров они скоро будут еще тяжелее. Все зерно, которое они собрали для еды, ушло на уплату налогов, так что детей кормят тем, что собирались посадить на будущий год. В поля пойдут только остатки, а никакой человек не сможет вырастить больше, посадив меньше. Со стадами и пастухами то же самое. И никаких надежд, что к следующему урожаю налоги уменьшатся. Даже девушки-гусятницы, которые собственных лет не могут сосчитать, знают, что, если от меньшего отнять большее, на столе останется только голод. Хуже всего тем, кто живет у моря. Если человек уходит ловить рыбу, он не может знать, что найдет на месте своего дома, когда вернется. Фермер засевает поле, зная, что зерна все равно не хватит для семьи и для налогов и совсем ничего не останется, если ему нанесут визит красные корабли. Есть одна неглупая песенка про фермера, который говорит сборщику налогов, что его работу уже сделали пираты.

– Правда, только глупые менестрели поют ее, – жестко напомнила ему Хани.

– Значит, красные корабли продолжают терзать берега Бакка, – тихо сказал я.

Джош коротко и горько рассмеялся:

– Бакка, Бернса, Риппона и Шокса… Вряд ли пиратов волнует, где кончается одно герцогство и начинается другое. Если у берегов плещется море, они придут к ним.

– А наши корабли?

– Те, которые пираты отняли у нас, в полном порядке. Те, которые остались защищать нас, – что ж, они причиняют пиратам столько же хлопот, сколько комары коровам.

– Разве теперь никто не защищает Бакк? – Я услышал отчаяние в собственном голосе.

– Госпожа Оленьего замка. Есть люди, которые говорят, что она только кричит и бранится, но другие знают – она ни от кого не требует большего, чем делает сама. – Арфист Джош говорил так, как будто знал это из первых рук.

Я был заинтригован, но не хотел показаться излишне невежественным.

– Например?

– Все, что в ее силах. Она больше не носит драгоценностей. Она продала их все и вложила деньги в оплату патрульных кораблей. Она продала свои родовые земли, чтобы нанять солдат на сторожевые башни. Говорят, что она продала ожерелье, которое ей подарил принц Чивэл, – рубины его бабушки. Продала самому королю Регалу, чтобы купить зерно и строительный лес для поселков Бакка, которые нужно восстанавливать.

– Пейшенс, – прошептал я.

Я видел однажды эти рубины, давно, когда мы только познакомились. Она считала их слишком ценными даже для того, чтобы надевать, но показала их мне и сказала, что когда-нибудь их будет носить моя невеста. Давным-давно. Я отвернулся, чтобы не выдать себя.

– Где ты проспал весь прошлый год… Коб, что ничего этого не знаешь? – саркастически спросила Хани.

– Я уезжал, – ответил я тихо, снова повернулся к столу и с трудом встретил ее взгляд.

Я надеялся, что на моем лице ничего не отразилось.

Девушка склонила голову набок и улыбнулась мне.

– Куда? – весело продолжала напирать она. Она мне совсем не нравилась.

– Я жил один, в лесу, – сказал я наконец.

– Почему? – Она улыбалась, нажимая на меня.

Я был уверен, что она знает, в какое неловкое положение ставит меня.

– Наверное, потому, что я так хотел. – Это прозвучало очень похоже на Баррича, и я чуть было не оглянулся поискать его.

Хани поджала губы, ничуть не раскаиваясь, но арфист Джош слишком резко поставил на стол кружку с элем. Взгляд его слепых глаз, который он метнул на дочь, был всего лишь короткой вспышкой, но Хани внезапно унялась. Она положила руки на край стола, как ребенок, отчитанный за плохое поведение. Я думал, что она смущена, пока не поймал брошенный из-под ресниц взгляд. Ее быстрая улыбка была вызывающей. Я отвернулся, не понимая, почему она все время клюет меня. Лицо Пайпер покраснело от сдерживаемого смеха. Я опустил глаза, ненавидя краску, которая неожиданно залила мое лицо.

Пытаясь снова завязать разговор, я спросил:

– Есть свежие новости из Баккипа?

Арфист Джош засмеялся:

– Немного свежих неприятностей, о которых не стоило бы рассказывать. Все одно и то же, меняются только названия городов и поселков. О, есть, правда, одна новость, очень даже интересная. Говорят, что король Регал собрался повесить самого Рябого.

Я как раз делал очередной глоток. Поперхнувшись, я спросил:

– Что?

– Это глупая шутка, – заявила Хани. – Король Регал велел кричать на каждом углу, что он заплатит сто золотых любому, кто приведет ему человека в шрамах от оспы, или сотню серебряных монет каждому человеку, который может что-нибудь рассказать о нем.

– Человек в шрамах от оспы? Это и все описание? – спросил я осторожно.

– Говорят, что он худой, седой и иногда переодевается в женщину. – Джош весело хихикал, даже не догадываясь, как все заледенело у меня внутри от его слов. – И он виновен в ужаснейшей измене. Ходят слухи, что король обвиняет Рябого в исчезновении королевы Кетриккен и ее нерожденного ребенка. Некоторые говорят, что Рябой – всего лишь сумасшедший старик, который утверждает, что был советником Шрюда. Якобы он написал письма всем прибрежным герцогам и уверял их, что Верити еще вернется, а его ребенок унаследует трон Видящих. Но поговаривают также, что король Регал просто собирается повесить Рябого и так покончить со всеми несчастьями Шести Герцогств.

Он снова усмехнулся, а я приклеил на свое лицо жалкую усмешку и кивал как слабоумный. Чейд, думал я про себя. Каким-то образом Регал напал на след Чейда. Если он уже знает, что Чейд рябой, что ему еще может быть известно? Он, очевидно, связал его с фигурой леди Тайм. Я подумал, где же сейчас Чейд и все ли с ним в порядке. С внезапным отчаянием я захотел знать все о его планах и заговоре, из которого он меня исключил. Сердце мое внезапно упало, когда я посмотрел на свои собственные действия немного с другой стороны. Выгнал ли я Чейда, чтобы защитить его от своих планов, или покинул его как раз тогда, когда ему более всего был нужен помощник?

– Ты еще здесь, Коб? Я все еще вижу твою тень, но твое место за столом что-то притихло.

– О, я здесь, арфист Джош. – Я попытался говорить весело. – Просто размышляю о том, что ты сказал, вот и все.

– Думает, какого рябого старика он может продать королю Регалу, судя по выражению его лица, – едко вставила Хани.

Я внезапно понял, что ее непрерывные уколы – всего лишь разновидность заигрывания. Я быстро решил, что мне вполне достаточно разговоров и общества себе подобных на этот вечер. Я слишком долго не практиковался в общении с людьми. Теперь я уйду. Лучше пусть они считают меня странным и грубым, чем начнут любопытствовать.

– Что ж, благодарю вас за песни и за беседу, – сказал я как мог вежливо. Я вытащил медяк, чтобы оставить его для мальчика. – И лучше я вернусь на дорогу.

– Но уже совсем стемнело! – удивленно возразила Пайпер.

Она поставила свою кружку и посмотрела на Хани, которая выглядела потрясенной.

– К тому же еще и холодно, моя госпожа, – заметил я весело. – Я предпочитаю путешествовать по ночам. Сейчас почти полная луна, и на речной дороге света будет достаточно.

– Разве ты совсем не боишься «перекованных»? – спросил Джош.

Теперь был мой черед удивиться:

– Так далеко внутри страны?

– Ты действительно жил на дереве! – воскликнула Хани. – Все дороги кишат ими. Некоторые путники нанимают стражников, лучников. Другие, такие как мы, путешествуют группами и только днем.

– Разве патрули не могут, по крайней мере, не пускать их на дороги? – спросил я потрясенно.

– Патрули? – Хани презрительно фыркнула. – Большинство из нас уж лучше повстречаются с «перекованными», чем со стаей людей из Фарроу с пиками. «Перекованные» не беспокоят их, и поэтому они не беспокоят «перекованных».

– А тогда зачем же они патрулируют? – спросил я сердито.

– В основном они ловят контрабандистов. – Джош заговорил прежде, чем Хани успела раскрыть рот. – По крайней мере, им бы хотелось, чтобы люди думали именно так. Многих честных путников они останавливают, обшаривают их вещи и забирают все, что им нравится, заявляя, что это контрабанда или было украдено в ближайшем городе. Думаю, лорд Брайт плохо платит им, и они берут себе плату сами.

– А принц… король Регал… ничего не делает? – Этот титул и этот вопрос душили меня.

– Что ж, если ты собираешься дойти до самого Тредфорда, можешь пожаловаться ему сам, – едко сказала Хани. – И я уверена, что он выслушает тебя, так же как он «выслушал» дюжину посланцев, которые приходили раньше. – Она помолчала и казалась задумчивой. – Хотя я слышала, что если «перекованные» забираются достаточно далеко вглубь страны и становятся для него помехой, он находит способы разделаться с ними.

Я чувствовал себя больным и разбитым. Король Шрюд всегда гордился тем, что в Бакке можно почти не бояться разбойников, пока человек держится главных дорог. Услышать, что теперь те, кто должен сторожить королевские дороги, сами не многим лучше разбойников, было все равно что ощутить, как во мне проворачивается кинжал. Мало того что Регал захватил трон и бросил Олений замок. Он даже не притворяется, что правит разумно. В тупом оцепенении я подумал, не решил ли он наказать весь Бакк за отсутствие энтузиазма при восхождении на престол короля Регала? Глупый вопрос. Я знал, что он на это способен.

– Что ж. «Перекованные» или люди из Фарроу, но я все равно должен идти, – сказал я им, допил остатки эля и поставил кружку.

– Почему бы не подождать до утра, парень, и не пойти вместе с нами? – внезапно предложил Джош. – Сейчас днем не слишком жарко, потому что с реки всегда дует свежий ветер. А нынче вчетвером безопаснее, чем втроем.

– Я очень благодарен вам за это предложение… – начал я, но Джош прервал меня:

– Не благодари меня, потому что это было не предложение, а просьба. Я слеп, или почти слеп. Ты, конечно, это заметил. Кроме того, ты заметил, что со мной две миловидные женщины, хотя по тому, как Хани подкусывала тебя, я могу сказать, что ты больше улыбался Пайпер, чем ей.

– Папа! – с негодованием крикнула Хани, но Джош настойчиво продолжал:

– Я не предлагаю, а прошу тебя подставить нам плечо. Мы не богаты и не можем нанять охранников. Но теперь нам приходится путешествовать, бродят по дорогам «перекованные» или нет.

Потускневшие глаза Джоша безошибочно встретили мой взгляд. Хани смотрела в сторону, губы ее были крепко сжаты, а Пайпер откровенно наблюдала за мной. На лице ее была мольба. «Перекованные». Прижатый к земле. Кулаки.

– Я не очень-то хорош в драке, – сказал я бесцветным голосом.

– По крайней мере, ты увидишь, куда бить, – ответил арфист упрямо. – И конечно, раньше меня заметишь приближение недругов. Послушай, тебе ведь с нами по дороге. Неужели для тебя так трудно будет несколько дней идти днем, а не ночью?

– Отец, не проси его, – заговорила Хани.

– Лучше я попрошу его пойти с нами, чем буду упрашивать «перекованных» отпустить вас целыми и невредимыми! – сказал он хрипло, потом снова повернул лицо ко мне и добавил: – Мы встретили нескольких «перекованных» пару недель назад. У девушек хватило ума убежать, когда я перестал поспевать за ними, но «перекованные» утащили всю нашу еду, изувечили мою арфу и…

– И побили отца, – тихо сказала Хани. – И тогда мы с Пайпер поклялись, что в следующий раз никуда не побежим, если для этого придется бросить папу. – Теперь в ее голосе не было ни игры, ни насмешки. Она знала, что говорит.

Я задержусь, вздохнул я, обращаясь к Ночному Волку. Жди меня, следи за мной, иди за мной невидимым.

– Я пойду с вами, – согласился я. Не могу сказать, что испытал при этом большое удовольствие. – Но я никудышный боец.

– Как будто мы сами не поняли этого по его лицу. – Хани обращалась к Пайпер. В ее голосе снова была издевка, но я сомневался, что она понимает, как сильно ранят меня ее слова.

– Я могу заплатить тебе только моей благодарностью, Коб. – Джош протянул мне руку через стол, и я пожал ее – древний знак, что сделка заключена. Внезапно он улыбнулся с явным облегчением. – Так что прими мою благодарность и долю всего того, что нам предложат как менестрелям. У нас нет денег, чтобы заплатить за комнату, но трактирщик предложил нам укрыться на ночь в его амбаре. Сейчас не то что раньше, когда менестрель получал комнату и ужин, стоило ему только попросить. Но, по крайней мере, у амбара есть дверь, которая будет стоять между нами и ночью. А у трактирщика доброе сердце. Он пустит и тебя в амбар, если я скажу, что ты согласился охранять нас.

– Это лучше всего, что у меня было в последнее время, – сказал я, пытаясь быть вежливым.

Сердце мое упало.

Во что ты вляпался теперь? – поинтересовался Ночной Волк.

Если бы я мог знать.