-Эй…, Коарнаух, ты что здесь делаешь, опять коня приглядел? Обратился один из наездников к чёрновомосовому мужику -Нет, просто люблю скачки, ведь они бывают один раз в год, ответил Карнаух.-Так я тебе и поверил, зря не придешь на наши скачки. Поди старая привычка не даёт покоя. Аль жеребца породистого высматриваешь. Ведь трудно тебе верить.-Ты что, я люблю честно покупать и продавать. А от породистого коня кто откажется. О…о...смотри вот эта лошадь. Этому коню нет цены, поверь мне сказал он и не обращая на знакомого внимания с блеском в глазах ,устремился к всаднику. Весь вид его говорил, что конь ему по нраву. И что он не остановится не перед чем, лишь бы потрогать коня и если можно сторговаться. И денег на эту лошадь он не пожалеет. Корнаух стал пробираться к ней, которая не стояла на месте. Прикусив узду лошадь слегка ржала, топчась на месте, показывая ещё молодые зубы. Повернув в его сторону голову, изогнув красивую шею, она приближалась к нему. Карнаух шел к лошади никого не замечал Схватил за стремя и жаром торопливо спросил у хозяина лошади.-Вася, сколько хочешь, а сколько продашь – Я тебе не Вася, а Гриша и не продаётся она. Отпусти узду Карнаух, старт скоро дадут.– Гриня, ты меня знаешь, я на твоего коня глаз положил. Купить хочу, уж больно он мне по нраву – В том то и дело ,что я тебя хорошо знаю; сказал хозяин лошади. Сказал тебе, не продаётся конь, и баста! И ты меня тоже знаешь, и меня, не стращай. Как бы тебе самому плохо не было. За старые грешки, напомню тебе старым методом . И узнаешь как отучают таких как ты! -Ты что шуток не понимаешь? сказал Карнаух и затаённой, и мстительной завистью посмотрел вслед удаляющему всаднику. Карнаух ел и всё удивлялся, почему, когда его поймали на месте преступления, его не били? Двое, здоровенных мужиков, когда выводил из конюшни коня. Того самого, на которого на скачках поло- жил глаз. Его силком скрутили и затащили в дом. Посадили за стол, где посередине лежал поднос с горой мясо, ещё тёплый. Карнаух услышал знакомый голос Гриши. –Ни как в гости к нам заглянул? Вот и хорошо. Сейчас тебя будем потчевать. Если не будешь есть, то придется силком вталкивать. Пришлось, есть мясо, которое было нежное и мягкое. Не знал он что годовалый бычок был зарезан и сваре до его прихода. Возможно, ждали его. И знали по всей округе, если пришёл Карнаух на скачки, то приглянувший конь будет похищен. И сегодня предчувствие Гриши не обмануло. Ели долго, не спеша, тарелка конокрада не пустовало. Ему часто подкладывали жирные куски мяса. От которого сильно хотелось пить. Он не отрываясь смотрел на касушки, что стояли рядом у трёх братьев. Его мучала жажда и любопытство, что с ним дальше будут делать. -Ты Карнаух ешь, ешь, ещё неизвестно когда тебе придется поесть такой свеженины, да так вдоволь. Конокрад с трудом проглатывал уже, казавшийся ему сухое мясо. И пережёвывая долго не мог проглотить. Мелькнула мысль, хотят, что бы обожрался и извела жажда. Да… сейчас бы пиалку чая, хоть один глаток. Хотя бы шурпы, которым отпиваются братья. Но они не замечали или делали вид что Карнаух хочет пить. Они все разом встали как по команде -Вставай Карнаух, пора и честь знать и так засиделись до первых петухов. Его вывели во двор. Светало. Петухи надрывно перекрикивались, оповещая о наступления утра. Карнаух услышал знакомое ржание своего коня. Не успел конокрад осмотреться, как его свалили на постеленную шкуру бычка и закатали до самых ушей Заткнули в рот кляп, шкуру перевязали. Получился как рулон похожий на кокон, только было открыто часть лица. От свежей разделанной шкуры исходил запах. На это он не обращал внимания. Его подняли сильные руки и положили на дно телеги. Которая быстро почти без шума покатила по дороге. Ехали долго. Уже различал спины братьев. Первые лучи солнца, ласкали степь. Телега остановилась, Гриша слез с неё и пошёл, куда то в сторону. Затем возвратился, у телеги исправил по маленькому нужду, сказал. – Нашёл место, куда его надо нести. Оно укрыто от постороних глаз, да и ложбинка есть, думаю не перекатится. Опять двое подхватили шкурный кокон и понесли через кусты и положили аккуратно завёрнутого конокрада на землю. Гриша проверил крепость перевязанных верёвок, сказал.-Вот Карнаух, так тебе будет спокойно, мы не берём грех на душу, только людям сделаем добро. И что бы такие как ты перевелись и не было повадно другим. Так наши деды и прадеды отучали цыган и других конокрадов воровать. Полежи здесь молчком, кричи, не кричи, никто тебя не услышат. Карнаух уже осознал на какую кару он подвергается. Кричать и орать он не в силе, только открывал и закрывал глаза, как бы прося моля смотрел на Гришу. Хорошо смазанная телега бесшумно укатила, оставив ему степную тишину начинающего дня.

Боль снова пронзила все тело. Птица вновь выклюнула из глазного углубления, кусочек. Через боль Карнаух чувствовал, как клюв вороны касается краёв глазниц и трёт лицевую кость. Как птица подчищает углубление и выпивает оставшуюся темноватую жидкость и сукровицу из уже зияющей глазнице. Ему казалось, что он проваливается в какую ту бездну от боли. Но эту страшную боль конокрад ощущал всем своим нутром и всем телом. Но не смотря на такое терпение он услышал топот копыт. Птици все разом вспорхнули и с карканьем улетели. Только остались мухи, которых было видимо, не видимо. Они облепили глазницу настолько, что глазного углубления нельзя было увидеть. Это чёрное пятно мух жужала и было всё в движении. Оно шевелилось, выпивая и подчищая глазницу. Слышал, как шаги остановились рядом с ним. Эти шаги не были похожи на того раньше прискакавшего. И уже не боясь открыл глаз. Перед ним стоял человек, возможно перегонщик скота. Он вытащил кляп изо рта обречённого. –Давно лежишь? спросил он, и немного подумав опять обратился к конокраду, когда они уехали? Конокрад стал облизывать губы ,которые были потресканы и опухшими. Он понял, что человек знает эти методы. Карнаух глубоко вздохнул и быстро ему ответил. Лишь бы этот человек не ускакал и не бросил его на гибель. И в этой ситуации если ему не помогут то он обречён на гибель и она в данный момент близка. – Лежу с самого утра, только один недавно проведал меня и ускакал. Не успел всё сказать, как человек вытащил нож, перерезал все верёвки, стал с трудом раскручивать слипшуюся от температуры сохшую шкуру. Приложил немало усилий, чтобы раскрутить этот рулон. Шкурный кокон так плохо подавался что страдаюший, оказывался лицом в земле. Травы втыкались в незащищённую пустую глазницу и причиняли ему такую боль, что он порой отключался. Особенно, когда в пустой глаз воткнулся сухой твердый стебель. Спаситель тяжело дышал, но продолжал раскручивать. Он торопился, ведь в любую минуту они могут прискакать. Этот рулон тяжело подавался и вот наконец последний слой. Спаситель тяжело дышит, спасенный лежит от онемения всего организма. Карнаух чувствует, как его поднял, и человек помог сделать несколько шагов. Быстро сел на лошадь, сказал -Если сможешь, исчезни из этого места, торопливо ускакал. Он обвел единственным глазом безлюдную степь и вдруг там далеко увидел силуэт лошади. Он пошел к ней затем все быстрее и быстрее и вот уже бежит. Лошадь тоже бежит к нему на встречу. Эта была его лошадь, Карнаух узнал её. Он приехал на ней красть у Гриши коня. Возможно она шла по следу своего хозяина и тоже увидела его. Счастье и радости не было придела для обоих. Карнаух радостно кричал её имя, слёзы радости текли ручьём, оставляя кроваво грязный след. Встретившись, лошадь стала обнюхивать косаясь губами его лица. Она как бы по свойски целовала и по лошадиному ласкалась. А конокрад плача гладил, прижимал, целовал голову. Слезы счастья все текли и текли на лошадиную голову. Возможно, в эти слезах отражалась вся прелесть жизни, которую он сегодня оценил. Но возможно это были слезы роскаивания. Через какое то время лошадь несла его с этого рокового для него места.

Много дней искали конокрада, что бы привести забытый приговор дедов в исполнение. Но поседевший одноглазый отлежался у своих родных и только через три года появился на горизонте трудовых деяний. Говорят, что он стал фермером и у него табун лошадей. Поставляет больницам и детским домам лечебный кумыс. Карнаух расскаившись встал на истинный путь, построил мечеть, разводит породистых скакунов. В родном селе о нем говорят, уважительно и каждую пятницу отмаливает свои грехи. Селяне за глаза теперь называют не Карнаух,а кто как. Кто адмирал Нэльсон,а кто Кутузов. А для него лучшего друга как его спаситель и конь нет . Пасутся в степи его кони они сытые и ухоженные. Много в степи хороших табунов и много в степи не разгаданных тайн, но степь всегда молчит. Только ковыль волнами ходит от маленького дуновения.

ТОСКА

Кобылица черная в белых пятнах, через несколько дней должна рожать. Она была спокойной и ласковой. Узнавало своих и чужих детей. Дети бегали игрались прятались за ней. Лошадь не реагировала на их визг и их бег вокруг неё. Только водила ушами уткнувшись в кормушку. Знала, эти маленькие человечки приносят ей хлеба и кусочки сахара. Она нежно брала с их рук и съев, тянула морду к ребенку который дал. Дети смеялись и любили когда волосяные лошадиные губы касались их щёк. От её шекотания они визжали улыбаясь поглаживали ручонками её губы и чёрно белую голову. Но если чужой ребенок прятался за ней. Она отпрянув голову от кормушки беспокойно топталась на месте. Смотрела на него своими большими глазами. Быстро привыкала к детям и уже через некоторое время не обращала на чужих никакого внимания. Дети осторожно пролазили под её большим животом. Кобылица только переставляла ноги, что бы не наступить на какого ни будь ребенка. Даже не поднимая голову из кормушки. Только слышно её гром- кое хрумконье сухого сена. Проснулись дети от топанья. Выбежав во двор увидели жеребенка. Он был весь чёрный, только на лбу было белое пятно. Его сразу назвали Звездочкой. Жеребёнок на своих тоненких ножках подбежал к кобылице и она глухо заржала. Дети знали что она приветствует их. Радости у детей не было предела. Они старались дотянуться и погладить новорождённого. Кобылица обнюхивала детей и с хрустом ела сахар. Поворачивала голову на жеребёнка, который тыкался к соскам. Погладив лошадь дети отходили в сторону. Они каким то детским чутьём понимали, что в это время не надо беспокоить ни её ни новорождённого. Было начало осени, но ещё стояли жаркие дни. Отец ходил и улыбался, и не строго торопил их в школу. Дети с неохотой собирались и выходили из дома в школу. Жеребёнок познавал мир, бегал по двору на своих тонких и длинных ножках. Ему было интересно всё, даже шуршание листьев. Привлекало внимание: ветер, шум на дороге, стук доносивший. Рассматривал вес двор и часто подбегал к матери. Дверь калитки со скрипом отворилась и жеребёнок стремглав побежал к матери. Это дети запыхавшись прибежали из школы. Им не терпелось увидеть новорождённого. Дети несли кобылице яблоки. Она громко хрумкала и тихо ржала может в знак благодарности, а может в знак приветствия. Через несколько дней жеребёнок игриво носился по двору с ребятишками. А ещё, через какое то время он ел с их рук всякие вкусные лакомства. Жеребёнок теперь с нетерпением встречал детей со школы. Он подходил каждому из них и как бы обнюхивал, тонка заржав, подпрыгивал бежал к кобылице. Потыкав мордочкой в соски своей матери, отрывался и снова бежал к детям. Кождое утро будил ударами по деревянной ступени своими маленькими копытами. Дети выбегали, прихватив что ни будь съедобное, угощали и обнимали его. Кобылице давали вынесенное из дома. Она обнюхивала их, ни пахли не так как хозяин дома. В них был тот запах, который сохранялся у детей несовершеннолетнего возраста. Животный мир лучше воспринимает запахи и намного острее у них обоняние. Кобылица порой лизала своим шершавым языком их. Они не обращали на это внимания, только вытирали рукавом то место. Тянулась волосяными губами к их протянутым ручонкам. Жеребёнок, когда долго не было детей, тонко ржал, как бы звал их. Не дождавшись ложился долго смотрел на калитку. Лишь только заслышав голоса детей, он тот час вскакивал весело заржав бежал к калитке. Уже с рук детей, как его мать получал вкусное. Зимой, как и дети радовался первому снегу. Носился по двору вмести с ними. Дети порой прятали свой хлеб и относили в конюшню. Жеребёнок рос на глазах, он уже был на голову старшего из детей. На юге зимы короткие, но когда стояли морозы, то дверь закрывали подпирая палкой. Утром жеребёнок нетерпеливо бил копытом в дверь до тех пор пока не откроют. Он стремглав несся к ним, что бы кого ни будь увидеть. Зима на юге быстро кончается и наступает стремительная весна. Она быстро бурлит и идет теплыми шагами по всему югу. Начинает первый цвести миндаль. Затем цветут другие плодовые деревья. Дети несли свежие, зелёные травы. Теперь кобылица стояла под навесом как обычно и жеребёнок теперь пасся в саду, но не мог быть без ребят. Если во дворе не будет детей, то он искал их. Увидев кого то, он тонко ржал. К лету жеребёнок подрос, было видно как вырисовывается красивая форма лошади. Красавец конь был как с картинки. Было видно, что это был породистый скакун. Изогнув красивую голову, он давал детям погладить голову и шею. Получив недозревшее яблоко с рук, отходил к матери, аппетитно хрумкал. Кобылица уже перестала кормить его. но он по привычке тыкался мордой в соски. Но мать не давала, поднимала ногу отгоняя его от сосков. Утром теперь, удары копыт жеребёнка были сильными и громкими. Он не убегал к матери когда отец детей оседлав кобылицу уезжал куда ни будь. Оставался дома с детьми, да и кобылица уже не ржала подзывая его к себе. Она была спокойна за него. Только по прибытию домой она глухо ржала подзывая его к себе. Обнюхав полизав его круп и живот, опускала голову в кормушку, где лежали для неё яблоки и всякие лакомства. Однажды отец семейства пришёл темнее тучи. Он даже не знал как сказать жене, что должен большую сумму. И в замен у него потребовали коня. Жена то поймет, а вот как дети, как им объяснить. Ходил два дня, всё думал, плохо спал. Плохо ел, не было аппетита. Наконец набравшись духом, признался жене. Рассказал жене, если долг не отдаст, то он увеличится в два раза да ещё с накрученными процентами. А если адаст жеребенка, то долг будет прощён. Задолжал алегарху соседу, живущий напротив его. Он давно приглядел молодого коня красавца. Отцу было жалко молодого жеребенка, но делать было нечего. Только так он сможет рассчитаться с долгами. Жена понимала его и объясняла детям как могла. Что долг большой и у них не столько денег и если не отдать то он увеличится на много. Для них был такой удар, что нельзя было передать. Младший на следующий день слёг. Поднялась температура, а двое не пошли в школу. Четвертый целый день гдето пропадал, только пришёл лишь вечером. На следу- щий день жеребёнка отец отвел к алигарху. Дети со слезами на глазах провожали его до дома соседа алигарха. Жеребёнок тонко ржал, повернув голову к детям. Это жалкое ржание слышала мать-кобылица. Дети долго стояли у ворот дома алигарха они молча плакали. Кобылица тоже ржала в ответ, услышав своего жеребенка. Так до самого вечера они перекрикивались друг, с другом ржанием. Жеребёнок не притронулся к пахучему сену. Не испил на новом месте воду. Печаль и тоска охватила молодую лошадку. Она все ждала появлению детей. Ему этот запах был чужд, не чувствовал детского запаха, не слышал их голосов. Дети видели как у кобылицы текут слезы. Они гладили её, сами молча плакали с ней и успокаивали. Она плохо ела, даже отказывалась от лакомств, которое ей предлагали они. Она их обнюхивала и слегка касалась своими волосяными губами их лица. Дети отстранялись от её касания,не смеялись.не брала ничего с их рук. Услышав голос жеребёнка, она глухо ржала и смотрела в сторон дома алегарха. Жеребёнок не ел уже вторые сутки. Дети шли в школу, но на уроках были отвлечены своими мыслями. Младший лежал в постели с температурой. Иногда в забытьи звал жеребёнка по имени "Звёздочка", звёздочка. Молодая лошадка была привязана в стойле к кормушке. Жеребёнок не ел и не пил,тоскуя издавала тонкое жалобное ржание. Она как бы звала к себе детей и свою мать-кобылицу. Но детей алегарх не пускал сразу же с первого дня. В доме и во дворе не слышно было не смеха ни визга детей. На третий день кобылица стала немного есть. Но продолжала отвечать на ржание жеребёнка. Издаваемый звук его становился все тише и тише. Жеребёнок не евший, стоял на дрожащих своих тонких ногах шатался. Алегарх был в надежде, что от голода лошадка начнет есть. А она все плакала и от бессилия лёг возле кормушки и лежал целый день. Больной младший сын,как бы в забытьи тихо спросил еле слышно у матери. -Мама наша Звездочка ещё жива? -Да, -да сынок жив наш жеребёночек, и как бы взбадривая его, продолжало говорить. Он уже гуляет, не болеет и главное хорошо ест. Выздоравливай скорее сынок. -Мам как хочется увидеть напоследок нашу Звездочку. -Я попрошу нового хозяина что бы ты увидел её и погладил. На пятый день Звёздочка лежала вытянув морду вперед возле кормушки недвижимая и холодная. Жеребёнок умер не притронулся к пахучему клеверу и свежему сену. И не увидел своих друзей и свою мать-кобылицу. Широкий след от слез идущие к губам были ещё мокрыми. И в то же утро бездыханное тело мальчика оплакивала мать и его трое братьев. Мальчик так и не увидел любимую лошадку. Тоска забрала обоих в иной мир, в царство Аида.