4

Они все смотрели на то место, где я стоял себе преспокойненько, но где, как они утверждали, меня не было. Физиономии у них у всех были действительно уморительные. В глазах – неподдельный страх. Губы дрожат. Но я-то знал, что они надо мной издеваются.

– Ладно, ребята, кончайте. Я не такой дурак, каким кажусь. Хотите меня разыграть? Придумали бы что-нибудь поумнее.

– Но, Макс… – растерянно промямлил Левша. – Мы не шутим!

– Мы тебя не видим! – повторила Эрин.

Полный идиотизм.

И вдруг у меня стало резать глаза. То ли мне показалось, то ли свет действительно стал ярче. Лампа светила мне прямо в лицо.

Я прикрыл глаза ладонью и потянулся к цепочке, чтобы выключить свет.

Свет погас, но у меня перед глазами продолжали плясать белые блики. Я отчаянно заморгал, но блики остались. Из-за этих белых пятен я вообще ничего не видел.

– Эй, ты вернулся?! – заорал Левша не своим голосом. Он подлетел ко мне, схватил мою руку и вцепился в нее с такой силой, как будто хотел убедиться, что я – это я настоящий, а не какое-нибудь привидение или дух.

– Не смешно, Левша! – Я с раздражением вырвал у него руку. Эта идиотская шутка уже начинала меня бесить. – Я не попался на этот дурацкий розыгрыш. Так что кончай придуриваться.

Однако Левша не отцепился. Он снова схватил меня за руку, как будто боялся, что я исчезну, если он не будет меня держать.

– Мы не шутили, Макс. Правда. – Голос у Эрин дрожал. – Мы действительно тебя не видели.

– Это, наверное, из-за света, – сказала Эйприл. Она стояла у самой двери, вжавшись спиной в стену. – Он был слишком ярким. Свет отразился в зеркале, и получилась такая оптическая иллюзия.

– Никакая это была не оптическая иллюзия, – с жаром проговорила Эрин, оборачиваясь к подруге. – Я стояла вот здесь, рядом с Максом. И я его не видела.

– Он стал невидимкой, – серьезно добавил Левша.

Я рассмеялся:

– Вы что, ребята, сговорились меня напугать? У вас это здорово получается.

– Это ты нас напугал! – Левша отпустил мою руку и подошел вплотную к зеркалу.

Я проследил за его взглядом.

– Вот он я, пожалуйста. – Я указал на свое отражение в зеркале. Волосы у меня на макушке стояли торчком. Я аккуратно пригладил их пятерней. Лень было лезть за расческой.

– Пойдемте отсюда, – захныкала Эйприл.

Левша принялся подкидывать в руке софтбольный мяч, не сводя глаз со своего отражения в зеркале.

Эрин обошла зеркало сзади. Оно стояло не вплотную к стене, и его можно было обойти.

– Здесь вообще ничего не видно, – объявила она, выходя к нам и задирая голову к лампочке, расположенной на верхней перекладине рамы. – Ты исчез, когда потянул за цепочку.

– Так вы что, серьезно?

Только теперь до меня начало доходить, что они, может быть, и вправду не шутили.

– Ты стал невидимым, Макс. – Теперь голос Эрин звучал спокойнее. – Бамц – и все, тебя нет.

– Точно-точно, – кивнул Левша, продолжая подкидывать мячик и изучать себя в зеркале.

– Просто оптическая иллюзия, – продолжала настаивать Эйприл. – И чего вы все так всполошились, не понимаю!

– Это была не иллюзия! – горячо возразила ей Эрин.

– Он включил свет. И пропал в белой вспышке, – поддержал ее Левша. И уронил мяч. Мяч упал на пол и закатился за зеркало.

Левша пару секунд постоял в нерешительности, но потом все же шагнул в темноту между стеной и зеркалом.

– Ты действительно был невидимкой, Макс, – заявил он, возвращаясь с найденным мячиком.

– Да, – подтвердила Эрин, внимательно глядя на меня.

– Докажите, – сказал я им.

– Пойдемте отсюда! – Казалось, Эйприл сейчас разревется. Она уже стояла в дверях, перешагнув через порог.

– А как, интересно, мы это докажем? – спросила Эрин, обращаясь к моему темному отражению в зеркале.

– Повторите мой подвиг.

– То есть как – повторите? – Эрин обернулась ко мне настоящему.

– А вот так, – сказал я. – Теперь давай ты сделайся невидимкой.

Эрин и Левша уставились на меня, как на последнего идиота. У Левши даже челюсть отвисла.

– Тупость какая-то, – проговорила Эйприл у нас за спиной.

– Давай я исчезну. – Левша шагнул к зеркалу.

Я схватил его за плечи и оттащил назад.

– Нет. Ты еще маленький.

Он попытался вырваться, но я держал его крепко.

– Ну что, Эрин, попробуешь? Или боишься? – поддразнил ее я, стараясь удержать Левшу, который продолжал вырываться с завидным упорством.

Она пожала плечами.

– Да нет, не боюсь.

Левша неожиданно перестал вырываться. Я даже немного ослабил хватку.

Затаив дыхание, мы наблюдали за тем, как Эрин встала перед зеркалом. Из сумрачной глубины зеркала ей навстречу шагнуло ее отражение. Пару секунд Эрин настоящая и Эрин в зеркале пристально изучали друг друга.

Потом Эрин встала на цыпочки, подняла руку и ухватилась за цепочку. Она обернулась ко мне и улыбнулась:

– Ну, поехали.

5

Цепочка выскользнула у нее из руки.

Она снова взялась за цепочку.

И уже собиралась дернуть, как вдруг из коридора снизу донесся женский голос:

– Эрин! Ты где? Эйприл!

Я узнал голос мамы Эрин.

– Мы здесь, наверху! – крикнула Эрин, отпуская цепочку.

– Спускайтесь скорей. Мы опаздываем! – Голос мамы Эрин сделался строгим. – И вообще, что вы там делаете на чердаке?

– Ничего.

Эрин повернулась ко мне и пожала плечами.

– Все, я ухожу! – объявила Эйприл и бегом бросилась вниз по лестнице.

Мы последовали за ней по скрипучим деревянным ступеням.

– Зачем вы туда забрались? – спросила моя мама, когда мы шумной толпой ввалились в гостиную. – Там же пыльно, на чердаке. Даже странно, что вы не испачкались.

– Да мы просто смотрели, – сказал я.

– Мы играли со старым зеркалом, – встрял Левша. – Было очень прикольно.

– Играли с зеркалом? – Мама Эрин озадаченно посмотрела на нашу маму.

– До свидания! – Эрин взяла маму за руку и потащила к двери. – Спасибо, Макс. Классный был день рождения.

– Ага. Спасибо, – добавила Эйприл.

Я проводил их до двери. Дождь уже кончился. Я немного постоял на пороге и вернулся обратно в гостиную. Там был только Левша. Он опять забавлялся со своим мячом, подбрасывая его к потолку и пытаясь ловить за спиной. Первый же бросок оказался неудачным. Левша не сумел поймать мяч, тот отскочил от пола и угодил прямо в вазу с тюльпанами, что стояла на журнальном столике.

Зрелище было достойное!

Ваза разбилась вдребезги. Тюльпаны разлетелись во все стороны. Вся вода пролилась на ковер.

Мама мгновенно появилась в дверях гостиной. Она заломила руки, закатила глаза и произнесла что-то невнятное, обращаясь к небесам. Она всегда так делает, когда я или брат выводим ее из себя.

А когда мама разобралась, в чем дело, она принялась отчитывать Левшу, то и дело срываясь на крик:

– Сколько раз я тебя просила не играть с мячом дома?!

И все в том же духе.

Нормальный процесс воспитания, только на этот раз мама кричала чуть громче и чуть дольше обычного.

Левша забился в угол и попытался слиться с обоями. Он все твердил, что не нарочно и что просит прощения, но мама кричала так громко, что вряд ли его слышала.

Я мог бы поспорить на что угодно, что в тот момент Левша хотел лишь одного – стать невидимым.

Но чуда не произошло. Ему пришлось выслушать мамин выговор.

А потом мы с ним вдвоем помогли маме убрать «все это безобразие».

А еще через пять минут он опять как ни в чем не бывало возился с мячом в гостиной.

Вот такой у меня брательник. Жизнь его ничему не учит.

Следующие пару дней я вообще не вспоминал о зеркале на чердаке. У меня просто не было времени. В школе нас загрузили по уши. И мне еще приходилось ходить на эти дурацкие репетиции к весеннему концерту. Я всего лишь скромно пою в хоре, но мне все равно надо было присутствовать на всех репетициях.

В школе я часто виделся с Эрин и Эйприл. Но девчонки ни разу не заговорили со мной о зеркале. То ли тоже забыли об этом странном происшествии с моим таинственным исчезновением, то ли просто боялись об этом вспоминать.

Потому что на самом деле там было чего пугаться.

Конечно, если они меня действительно не разыгрывали.

В среду вечером мне не спалось. Я лежал на кровати и смотрел в потолок, наблюдая за игрой теней. Обычно бессонницей я не страдаю. Но тут на меня что-то такое нашло. Я пытался считать овечек. Закрыл глаза и стал вести счет от тысячи.

Овечки не помогли. Спать не хотелось совершенно. Я был весь как заведенный. Причем неизвестно почему.

Как-то сами собой мои мысли обратились к зеркалу на чердаке.

Кто, интересно, поставил зеркало на чердак? И почему его спрятали в потайной комнатушке за дверью, запертой на засов?

Чье это зеркало? Моих дедушки с бабушкой? Но зачем они убрали его так далеко? И знают ли мама с папой о том, что оно там стоит?

Я задумался о таинственном происшествии в субботу, в мой день рождения и попытался припомнить все до мельчайших деталей. Вот я стою перед зеркалом. Вот причесываюсь. Потом я берусь за цепочку у лампы. И дергаю. Потом – вспышка яркого света. А потом…

Видел ли я свое отражение в зеркале после того, как зажегся свет?

Я не мог вспомнить, как ни старался.

Видел ли себя? Свои руки? Ноги?

Хоть убей, я не мог вспомнить.

– Это была просто шутка, – сказал я вслух, сбрасывая одеяло.

Ничем другим это быть не могло.

Левша вечно пытается надо мной подшутить. Ему нравится выставлять меня дураком. Мой братец вообще большой шутник. Сколько я его помню, он в жизни не был серьезным.

Тогда почему же теперь я готов допустить, что на этот раз он не шутил?

Потому что Эрин и Эйприл тоже утверждали, что я стал невидимкой?

Я встал с кровати еще прежде, чем сообразил, что я делаю.

Есть только один способ узнать, пытались они меня одурачить или же говорили правду. Я застегнул пижамную куртку, которая расстегнулась, пока я ворочался в постели, и нашел в темноте свои тапки.

Стараясь не шуметь, я выбрался в коридор.

В доме было темно. Только у двери в спальню Левши горел ночник. Левша – единственный в нашей семье человек, который встает по ночам в туалет. И он попросил маму с папой, чтобы они оставляли ему ночник в комнате и в коридоре. Он никак не желает отказываться от этой привычки, пусть даже при каждом удобном случае я смеюсь над ним и обзываю маленьким трусишкой.

Но сегодня я был очень рад, что в коридоре горит хоть какой-то свет, иначе мне пришлось бы пробираться к двери на чердак в полной темноте. Я старался ступать как можно тише, но у меня под ногами все же скрипнула половица. В таком старом доме, как наш, невозможно пройти бесшумно по коридору.

Я замер на месте, затаив дыхание. Напряженно прислушался.

Тишина.

Похоже, никто ничего не слышал.

Я секунду помедлил у двери на чердак. Сделал глубокий вдох и открыл дверь. Потом нашарил в темноте выключатель и включил свет. Поднимался я медленно, всем своим весом опираясь на перила. Я не хотел выдать себя громким скрипом ступеней.

Мне казалось, что этот подъем никогда не закончится. Но вот наконец я добрался до верхней ступеньки. Я постоял там пару секунд, дожидаясь, пока глаза не привыкнут к свету.

На чердаке было жарко. Воздух был настолько сухим и горячим, что у меня защипало в носу. Мне вдруг захотелось уйти отсюда. Немедленно.

И я уже было собрался спускаться, как вдруг мой взгляд случайно упал на прямоугольник темноты – дверной проем, за которым была потайная комната. В субботу мы так торопились, когда уходили, что оставили дверь открытой.

Не сводя взгляда с непроницаемой темноты за распахнутой дверью, я едва ли не бегом направился туда. Под ногами у меня трещали и скрипели половицы, но я уже их не слышал.

Как будто что-то тянуло меня в открытый проем – в темную комнатушку с таинственным зеркалом.

Мне надо было еще раз увидеть это странное зеркало.

Мне надо было выяснить правду.

Я вошел в комнату без колебаний и направился прямо к зеркалу. Остановившись около него, всмотрелся в свое отражение. На голове у меня было что-то вроде взрыва на макаронной фабрике, но меня это не трогало.

Я пристально изучал себя в зеркале, глядя прямо в глаза своему отражению. Потом отступил на шаг, чтобы рассмотреть себя с другой стороны.

В огромном зеркале я отражался весь – в полный рост. В отражении не было ничего необычного или зловещего. Самое что ни на есть нормальное отражение.

Я слегка успокоился. И только тогда до меня дошло, что все это время сердце у меня бешено колотилось, едва ли не выпрыгивая из груди. А руки были как ледышки.

– Спокойнее, Макс, – прошептал я себе под нос, наблюдая за тем, как тот, второй «я», в темном зеркале тоже шевелит губами.

Я сплясал перед зеркалом небольшой танец «диких туземцев», размахивая руками над головой и высоко задирая колени.

– Обычное зеркало, ничего в нем такого нет, – заявил я вслух.

Я протянул руку и коснулся ладонью стекла. Стекло холодило кожу, хотя в комнате было жарко. Я провел рукой по стеклу, потом погладил деревянную раму. Она была такой же холодной и гладкой, как и само зеркало.

Я окончательно успокоился. Это было обычное старое зеркало. Когда оно отслужило свое, его убрали на чердак и благополучно о нем забыли. Да и кто станет помнить о какой-то рухляди?!

Не отпуская раму, я зашел за зеркало. Мне было почти ничего не видно в темноте, но и с той стороны я не нашел ничего интересного.

Я снова встал перед зеркалом, едва ли не вплотную к нему, и протянул руку к цепочке. Но тут я увидел…

– Ой! – вырвалось у меня.

Потому что из нижней половины темного зеркала на меня смотрели два глаза.