Целый час Клейтон рвался вперед, поминутно меняя галс и делая три мили для того, чтобы продвинуться на две. Каким-то чудом мотор все еще работал. Клейтон мысленно благословлял его создателей и умолял двигатель продержаться еще хоть сколько-нибудь.

Сквозь слепящую завесу песка и пыли он увидел еще один карелланский корабль. Паруса у него были зарифлены, и он кренился набок так, что страшно было смотреть. И все же он довольно бойко продвигался против ветра и вскоре обогнал Зверя.

«Вот счастливчики, – подумал Клейтон. – Сто шестьдесят пять миль в час для них – всего лишь попутный ветерок!»

Вдали показалось серое полушарие станции.

– Я все-таки доберусь! – завопил Клейтон. – Открывай ром, Неришев, дружище! Ох, и напьюсь же я сегодня!

Мотор словно того и ждал – тут-то он и заглох.

Клейтон яростно выругался и поставил танк на тормоза. Проклятое невезение! Дуй ветер ему в спину, он бы преспокойно прикатил домой. Но ветер, разумеется, дул прямо в лоб.

– Что думаешь делать? – спросил Неришев.

– Сидеть тут, – ответил Клейтон. – Когда ветер поутихнет и начнется ураган, я приду пешком.

Двенадцатитонная махина вся содрогалась и дребезжала под ударами ветра.

– Знаешь, что я тебе скажу? – продолжал Клейтон. – Теперь-то уж я наверняка подам в отставку.

– Да ну? Ты серьезно?

– Совершенно серьезно. У меня в Мэриленде ферма с видом на Чесапикский залив. И знаешь, что я буду делать?

– Что же?

– Разводить устриц. Понимаешь, устрица… Что за черт!

Станция медленно уплывала прочь, ее словно относило ветром. Клейтон протер глаза: уж не спятил ли он? Потом вдруг понял, что танк хоть и на тормозах, хоть и обтекаемой формы, но ветер неуклонно оттесняет его назад.

Клейтон со злостью нажал кнопку на распределительном щите и выпустил сразу правый и левый якоря. Они с тяжелым звоном ударились о камни, заскрипели и задребезжали стальные тросы. Клейтон вытравил семьдесят футов стального каната, потом закрепил тормоза лебедки. Танк вновь стоял как вкопанный.

– Я отдал якоря, – сообщил Клейтон Неришеву.

– И что, держат?

– Пока держат.

Клейтон закурил и откинулся на спинку кресла. Каждая мышца ныла от напряжения. Веки дергались от усталости: ведь он столько времени неотрывно следил за направлением ветра, который обрушивался то справа, то слева. Клейтон закрыл глаза и попытался хоть немного отдохнуть.

Свист ветра прорезал стальную обшивку танка. Ветер выл, стонал, дергал и тряс машину, словно искал, за что бы уцепиться на ее гладком полированном корпусе. Когда он достиг ста шестидесяти девяти миль в час, вырвало щитки вентилятора.

«Счастье, что на мне герметически закрытые очки, а то бы я ослеп, – подумал Клейтон, – и, если бы не кислородная маска, непременно бы задохся».

В кабине вихрем закружилась густая пыль, насыщенная электричеством.

По корпусу танка, точно пулеметная очередь, застучали камешки. Теперь они ударяли куда сильнее прежнего. Интересно, много ли им нужно, чтобы пробить стальную броню насквозь?

В такие минуты Клейтону всегда бывало нелегко сохранять хладнокровие и рассудительность. Он особенно остро ощущал, как уязвима человеческая плоть, и с ужасом думал, что грозным силам Вселенной ничего не стоит его раздавить. Зачем он здесь? Человеку здесь не место, он должен оставаться на Земле, где воздух тих и спокоен. Вернуться бы только домой…

– Как ты там? – спросил Неришев.

– Отменно, – устало ответил Клейтон. – А у тебя как?

– Неважно. Вся постройка дрожит и вибрирует. Если этот ветер надолго, фундамент может не выдержать.

– А наши еще собираются устроить тут заправочную станцию, – сказал Клейтон.

– Ну, ты же знаешь, в чем суть. Карелла – единственная твердая планета между Энгарсой и Южным Каменным поясом. Все остальные – газовые гиганты.

– Придется им строить свою станцию прямо в космосе.

– А ты знаешь, во сколько это обойдется?

– Да пойми ты, черт побери, дешевле построить новую планету, чем держать заправочную станцию на этой!

Клейтон сплюнул: рот у него был набит пылью.

– Хотел бы я уже очутиться на спасательном корабле! Много у тебя там карелланцев?

– Штук пятнадцать сидят в приемнике.

– Ничего угрожающего?

– По-моему, нет, но ведут себя как-то странно.

– А что?

– Сам не знаю, – отвечал Неришев. – Только не нравится мне это.

– Ты бы лучше не вылезал в приемник, что ли. Говорить с ними ты все равно не можешь, а я хочу застать тебя целым и невредимым, когда вернусь. – Он запнулся. – Если, конечно, вернусь.

– Прекрасно вернешься, – пообещал Неришев.

– Ясно, вернусь… Ах, черт!

– Что такое? Что случилось?

– На меня летит скала! После поговорим.

И Клейтон уставился на каменную громадину: черное пятно быстро увеличивалось, приближаясь к нему с наветренной стороны. Оно надвигалось прямиком на его неподвижный беспомощный танк. Клейтон мельком глянул на индикатор. Сто семьдесят четыре в час! Не может этого быть! Впрочем, и в земной стратосфере реактивная струя бьет со скоростью двести миль в час.

Камень, уже огромный как дом, все рос, надвигался, катился на Зверя.

– Сворачивай! Прочь! – заорал ему Клейтон, изо всех сил колотя по приборной доске.

Но камень под чудовищным напором ветра неуклонно мчался вперед.

С криком отчаяния Клейтон нажал кнопку и освободил оба якоря. Втягивать их не было времени, даже если бы лебедка выдержала нагрузку. А камень все ближе…

Клейтон отпустил тормоза.

Зверь, подгоняемый ветром в сто семьдесят восемь миль в час, стал набирать скорость. Через несколько секунд он делал уже тридцать восемь миль в час, но в зеркале заднего обзора Клейтон видел, что камень нагоняет.

Когда он был уже совсем близко, Клейтон рванул руль влево. Танк угрожающе накренился, вильнул в сторону, заскользил, как по льду, и едва не опрокинулся. Клейтон намертво вцепился в руль управления, стараясь выровнять машину.

«Надо же! Танк весит двенадцать тонн, а я развернул его по ветру, как парусную лодчонку, – подумал он. – Бьюсь об заклад, никому это до меня не удавалось!»

Камень величиной с добрый небоскреб пронесся мимо. Тяжелый танк чуть покачнулся и грузно осел на все свои шесть колес.

– Клейтон! Что случилось? Ты жив?

– Живехонек, – задыхаясь, выговорил Клейтон. – Но мне пришлось убрать якоря. Меня сносит по ветру!

– А повернуть можешь?

– Пробовал – чуть не опрокинулся.

– Куда же тебя сносит?

Клейтон посмотрел вдаль. Впереди, окаймляя равнину, дыбились грозные черные скалы.

– Еще миль пятнадцать – и я врежусь в скалы. При такой скорости этого ждать недолго.

Клейтон снова нажал на тормоза. Шины завизжали, прокладки тормозов яростно задымились. Но ветер – уже сто восемьдесят три в час – даже не заметил такого пустяка. Танк сносило теперь со скоростью сорок четыре мили в час.

– Попробуй паруса! – закричал Неришев.

– Не выдержат.

– А ты попробуй. Другого выхода нет! Здесь уже сто восемьдесят пять в час. Вся станция трясется! Камни срывают надолбы. Боюсь, пробьет стены и расплющит…

– Хватит, – прервал Клейтон. – Мне тут не до тебя.

– Не знаю, выдержит ли станция. Слушай, Клейтон, попробуй…

Радио вдруг захлебнулось и умолкло. Настала зловещая тишина.

Клейтон несколько раз стукнул по приемнику, потом махнул рукой. Танк сносило уже со скоростью сорок девять миль в час. Скалы вырастали перед ним с устрашающей быстротой.

«Ну что ж, – сказал себе Клейтон. – Вот и все».

Он выпустил последний запасной якорь. Стальной трос протянулся более чем на двести футов, и скорость Зверя замедлилась до тридцати миль в час. Якорь волочился следом и взрывал почву, как плуг на реактивном двигателе.

Теперь Клейтон включил парусный механизм. Земные инженеры установили его на танке точно так же, как на маленьких моторных лодках, выходящих в океан, на всякий случай ставят невысокую вспомогательную мачту и парус. Парус – страховка на случай, если откажет мотор. На Карелле человеку ни за что не добраться до дому, если его машина откажет. Тут без дополнительной энергии пропадешь.

Мачта – короткий мощный стальной столб – выдвинулась сквозь задраенное отверстие в крыше. Ее тут же со всех сторон закрепили магнитные каркасы и подпорки. На мачте тотчас развернулась металлическая кольчуга паруса. Поднимался он при помощи шкота – тройного каната гибкой стали; Клейтон управлял им, орудуя лебедкой.

Парус был площадью всего в несколько квадратных футов. Однако он увлекал вперед двенадцатитонное чудовище с замкнутыми тормозами и якорем, выпущенным на всю длину стального каната в двести пятьдесят футов.

Это не так трудно… когда скорость ветра – сто восемьдесят пять миль в час.

Клейтон вытравил шкот и повернул Зверя боком к ветру. Но этого оказалось недостаточно. Он опять взялся за лебедку и повернул парус еще круче к ветру.

Ураган ударил в бок, громоздкий танк угрожающе накренился, колеса с одной стороны поднялись в воздух. Клейтон поспешно убрал несколько футов шкота. Металлическая кольчуга вздрагивала и скрипела под свирепыми порывами ветра.

Искусно маневрируя оставшейся узкой полоской паруса, Клейтон ухитрялся кое-как удерживать все шесть колес танка на грунте и держался нужного курса.

В зеркало он видел позади черные зубчатые скалы. Это был его подветренный берег – берег, где ждало крушение. Но он все-таки выбрался из ловушки. Медленно, фут за футом, парус оттаскивал его прочь.

– Молодчина! – кричал Клейтон мужественному Зверю.

Но недолго он торжествовал победу; раздался оглушительный звон, и что-то со свистом пронеслось у самого виска. При ветре сто восемьдесят миль в час мелкие камешки уже пробивали броню. То, что обрушилось сейчас на Клейтона, можно сравнить разве что с беглым пулеметным огнем. Карелланский ветер рвался в отверстия, пробитые камешками, пытаясь свалить его на пол.

Клейтон отчаянно цеплялся за руль. Парус трещал. Кольчуга эта была сплетена из самых прочных и гибких металлических сплавов, но против такого урагана и ей долго не устоять; короткая толстая мачта, укрепленная шестью могучими тросами, раскачивалась, как тонкая удочка.

Тормозные прокладки начинали сдавать; Зверя несло уже со скоростью пятьдесят миль в час.

Клейтон так устал, что не мог ни о чем думать. Руки его судорожно сжимали руль, он машинально вел танк и, щуря воспаленные глаза, яростно всматривался в бурю.

С треском разорвался парус. Обрывки с минуту полоскались по ветру, потом мачта рухнула. Порывы ветра достигали теперь ста девяноста миль в час.

И Клейтона понесло назад, на скалы. А потом ветер дошел до ста девяноста двух миль в час, подхватил стальную махину, ярдов двенадцать нес ее по воздуху, вновь швырнул на колеса. От удара лопнула передняя шина, за ней – сразу же две задние. Клейтон опустил голову на руки и стал ждать конца.

И вдруг Зверь остановился как вкопанный. Клейтона кинуло вперед. Привязной ремень мгновение удерживал его в кресле, потом лопнул. Клейтон ударился лбом о приборную доску и свалился оглушенный, весь в крови.

Он лежал на полу и сквозь пелену, которая обволакивала сознание, силился сообразить, что же произошло. Мучительно медленно вскарабкался опять в кресло, смутно понимая, что кости целы. Живот, наверное, весь ободран. Изо рта текла кровь.

Наконец, поглядев в зеркало, он понял, что случилось. Дополнительный якорь, который волочился за танком на длинном канате, зацепился за какой-то каменный выступ и застрял, рывком остановив танк меньше чем в полумиле от скал. Спасен!

Пока – спасен…

Но ветер не унимался. Он дул уже со скоростью сто девяносто три мили в час. С оглушительным ревом он опять поднял Зверя в воздух, швырнул его оземь, снова поднял и снова швырнул. Стальной канат гудел, как гитарная струна. Клейтон цеплялся за кресло руками и ногами. «Долго не продержаться», – думал он. Но если не цепляться изо всех сил, его просто-напросто размажет по стенам бешено скачущего танка…

Впрочем, канат тоже может лопнуть – и Клейтон полетит кувырком прямо на скалы.

И он цеплялся. Танк снова взлетел в воздух, и тут Клейтон на миг поймал взглядом индикатор. Душа у него ушла в пятки. Все. Конец. Погиб. Нельзя продержаться, когда этот проклятый ветер дует со скоростью сто восемьдесят семь в час! Это уж чересчур!

Сколько?! Сто восемьдесят семь? Значит, ветер начал спадать!

Сперва Клейтон просто не поверил. Однако стрелка медленно, но верно ползла вниз. При ста шестидесяти в час танк перестал скакать и покорно остановился на якорной цепи. При ста пятидесяти ветер переменил направление – верный признак, что буря стихает.

Когда стрелка индикатора дошла до отметки сто сорок две мили в час, Клейтон позволил себе роскошь потерять сознание.

К вечеру за ним пришли карелланцы. Искусно маневрируя двумя огромными сухопутными кораблями, они подошли к Зверю, привязали к нему крепкие лианы – куда более прочные, чем стальные канаты, – и на буксире приволокли изувеченный танк обратно на станцию.

Они принесли Клейтона в приемник, а Неришев перетащил его в тишину и покой станции.

– Ни одна кость не сломана, только нескольких зубов не хватает, – сообщил ему Неришев. – Но на тебе живого места нет.

– Все-таки мы выстояли, – сказал Клейтон.

– Еле-еле. Защитная ограда вся разрушена. В станцию прямиком врезались два огромных валуна, она едва выдержала. Я проверил фундамент, ему тоже здорово досталось. Еще одна такая переделка – и мы…

– И мы опять как-нибудь да выстоим! Мы земляне, нас не так-то легко одолеть! Правда, за все восемь месяцев такого еще не бывало. Но еще четыре – и за нами придет корабль. Выше голову, Неришев! Идем!

– Куда!

– Хочу потолковать с этим чертовым Смаником.

Они вышли в приемник. Там было полным-полно карелланцев. Снаружи, с подветренной стороны станции, пришвартовалось несколько десятков сухопутных кораблей.

– Сманик! – окликнул Клейтон. – Что тут такое происходит?

– Летний праздник, – сказал Сманик. – Наш ежегодный великий праздник.

– Гм. А как насчет того ветра? Что ты теперь о нем думаешь?

– Я бы определил его как умеренный, – сказал Сманик. – Ничего опасного, но немного неприятно для прогулок под парусом.

– Вот как, неприятно! Надеюсь, впредь ты будешь предсказывать поточнее.

– Всегда угадывать погоду очень трудно, – возразил Сманик. – Мне очень жаль, что мой последний прогноз оказался неверным.

– Последний? Как так? Почему?

– Вот это, – продолжал Сманик и широко повел щупальцем вокруг, – весь мой народ, племя сиримаи. Мы отпраздновали Летний праздник. Теперь лето кончилось, и нам нужно уходить.

– Куда?

– В пещеры на дальнем западе. Отсюда на наших кораблях две недели ходу. Мы укроемся в пещерах и проживем там три месяца. Там мы будем в безопасности.

У Клейтона вдруг засосало под ложечкой.

– В безопасности от чего, Сманик?

– Я же сказал тебе. Лето кончилось. Теперь надо искать спасения от ветра, от сильных зимних бурь.

– Что такое? – спросил Неришев.

– Погоди минуту.

Мысли обгоняли одна другую. Бешеный ураган, едва не стоивший ему жизни, – это, по определению Сманика, безобидный умеренный ветер. Зверь вышел из строя, передвигаться по Карелле не на чем. Защитная ограда разрушена, фундамент станции расшатан, а корабль придет за ними только через четыре месяца!

– Пожалуй, мы тоже поедем с вами на ваших кораблях, Сманик, и укроемся с вами в пещерах… укроемся там…

– Разумеется, – равнодушно ответил Сманик.

«Что-то из этого выйдет, – сам себе сказал Клейтон, и у него опять засосало под ложечкой, куда сильнее, чем во время урагана. – Нам ведь нужно больше кислорода, другую еду, запас воды…»

– Да что там такое? – нетерпеливо спросил Неришев. – Какого черта он тебе наговорил? Ты весь позеленел!

– Он говорит, настоящий ветер только начинается.

Оба оцепенело уставились друг на друга.

А ветер крепчал.