Экономика, пережившая подъем в середине восьмидесятых, вышла из-под контроля. Темпы роста преступности ужасали, тюрьмы были переполнены убийцами. Сотни тысяч бездомных – «нация оборванцев», как назвала их «Нью-Йорк таймс», – скитались по дорогам Америки, не способной обеспечить кров бродягам или справиться с их напором. Военная программа «Звездных войн», стоившая миллиарды долларов, обернулась несчастьем, потому что была освоена слишком поздно и машины могли функционировать не лучше, чем человек, а сложность орбитальных платформ потрясала воображение и била по бюджету. Торговцы оружием поставляли сырую, неотработанную ядерную технологию странам третьего мира и их лидерам, рвущимся, как бешеные псы, к власти на соблазнительной и нестабильной глобальной арене. Двенадцатикилотонные бомбы, соотносимые по мощности с той, что разрушила Хиросиму, теперь стали такой же обыденностью, как ручные гранаты, и их можно носить в дипломате. В результате возобновившихся прошлой зимой выступлений в Польше и стычек на варшавских улицах отношения между Соединенными Штатами и Советами оказались полностью заморожены. И незамедлительно последовал упадок духа, выразившийся в национальном позоре – заговоре ЦРУ с целью уничтожения лидеров польского освободительного движения.

«Мы подошли к точке невозврата», – подумал президент.

Он почувствовал приступ истерического смеха, но заставил себя плотно сжать губы. Его разум боролся с туманной паутиной докладов и мнений, подталкивающих к страшному выводу: Советы готовят первый удар, который несет неслыханные разрушения Соединенным Штатам Америки.

– Сэр? – нарушил тяжелое молчание Хэннен. – Следующий доклад адмирала Нэрремора. Адмирал?

Распечатали еще одну папку. Нэрремор, худой, костлявый на вид человек лет шестидесяти пяти, начал продираться через засекреченные сведения:

– В девятнадцать часов двенадцать минут британские вертолеты с борта корабля противоракетной обороны «Флейта» сбросили в море шумопеленгаторы, которые подтвердили в семидесяти трех милях к северу от Бермуд присутствие шести неопознанных подлодок, держащих под прицелом триста градусов по окружности. Если эти подлодки нацелены на северо-восток, то они уже находятся на расстоянии ракетного удара по Нью-Йорку, военно-воздушным базам на Восточном побережье, Белому дому и Пентагону.

Адмирал поднял на президента взгляд дымчато-серых глаз из-под густых седых бровей.

Белый дом находился в пятидесяти футах над их головами.

– Если были обнаружены шесть лодок, – продолжил Нэрремор, – можно ручаться, что у Ивана там по меньшей мере раза в три больше. Они могут доставить к цели несколько сотен боеголовок в течение пяти-девяти минут после пуска. – Он перевернул страницу. – По данным часовой давности, двенадцать советских подлодок класса «Дельта-2» все еще находятся на позиции в двухстах шестидесяти милях к северо-западу от Сан-Франциско.

Президент почувствовал изумление, как будто все это было сном наяву.

«Думай! – приказал он себе. – Думай, черт тебя побери!»

– А где наши подлодки, адмирал? – услышал он собственный голос, прозвучавший словно чужой.

Нэрремор вызвал на большой экран другую компьютерную карту. На ней высветилась линия мерцающих точек на расстоянии около двухсот миль к северо-востоку от Мурманска. Следующая схема изображала Балтийское море и скопление подлодок северо-западнее Риги. На третьей карте виделись восточное русское побережье и линия подлодок в Беринговом море между Аляской и советским материком.

– Мы взяли Ивана в железное кольцо, – пояснил Нэрремор. – Только скажите – и мы потопим все, что попытается прорваться.

– Думаю, картина предельно ясна. – Голос министра обороны Хэннена был спокоен и тверд. – Мы должны опередить Советы.

Президент молчал, пытаясь выстроить логическую цепь. Ладони его вспотели.

– Что, если они не планируют первый удар? – спросил он. – Верят, будто это мы?.. Если мы продемонстрируем силу, не подтолкнет ли их это переступить черту?

Хэннен достал сигарету из серебряного портсигара и закурил. Взгляд президента вновь оказался прикован к пламени.

– Сэр, – ответил Железный Ганс мягко, словно разговаривал с неразвитым ребенком, – если Советы что-нибудь уважают, так это силу. Вам это известно не хуже, чем любому из присутствующих здесь, особенно после инцидента в Персидском заливе. Им нужна территория, и ради нее они готовы уничтожить нас и понести свою долю потерь. Черт, ведь их экономика слабее нашей. Они собираются провоцировать нас, пока мы не сломаемся или не ударим. А если мы промедлим, то сломаемся… Боже, помоги нам!

– Нет, – мотнул головой президент. Советники повторяли эти доводы много раз, и они надоели ему до тошноты. – Нет, мы не нанесем удар первыми.

– Советы, – терпеливо продолжал Хэннен, – понимают дипломатию кулака. Я не говорю, что мы должны уничтожить Советский Союз. Но я искренне верю: сейчас самое время решительно сказать им, что нас не задвинешь и мы не позволим их ядерным подлодкам осаждать наши побережья в ожидании сигнала к пуску.

Президент уставился на свои руки. Галстук казался ему петлей висельника, под мышками и на пояснице выступил пот.

– Что вы имеете в виду? – спросил он.

– Нужно немедленно перехватить эти чертовы подлодки. Мы уничтожим их, если они не уберутся. Мы приведем в наивысшую боевую готовность все наши базы ВВС и ракетные установки.

Хэннен быстро оглядел сидящих за столом, чтобы оценить, кто за его предложение. Только вице-президент отвел взгляд, но министр знал, что это слабый человек и его мнение не имеет веса.

– Мы можем перехватить любое советское судно с ядерным оружием, выходящее из Риги, Мурманска или Владивостока. Мы снова возьмем моря под контроль, и если это означает локальную ядерную войну, пусть будет так.

– Блокада… – сказал президент. – А не захочется ли им воевать еще сильнее?

– Сэр, – генерал Синклер говорил по-виргински неторопливо и выражался просто, – я думаю, объяснение таково: Иван должен поверить, что мы рискнем задницами ради того, чтобы он слетал в ад и обратно. Честно говоря, сэр, я не думаю, что здесь есть хоть один человек, который будет сидеть сложа руки, позволяя Ивану спокойно забрасывать нас ракетно-ядерным дерьмом, не отвечая ударом на удар. При этом потери не имеют значения.

Он наклонился вперед и уставился на президента сверлящим взглядом:

– Я могу привести САК и НОРАД в состояние полной боевой готовности через две минуты после вашего одобрения. Я могу переслать эскадрилью «В-1» прямо к границам Ивана за час. Просто слегка намекнуть Советам, понимаете…

– Но… они подумают, что мы атакуем!

– Они поймут, что мы не боимся.

Хэннен стряхнул истлевший столбик сигареты в пепельницу и продолжил:

– Да, это безумие. Но, Бог свидетель, русские уважают безумие больше, чем страх. Если мы дадим им подвести ядерные ракеты, направленные на наши побережья, и даже не пошевелим при этом пальцем, то подпишем смертный приговор Соединенным Штатам Америки!

Президент закрыл глаза. И тут же резко открыл их. Ему привиделись горящие города и обуглившиеся темные предметы, которые когда-то были телами людей.

– Я не хочу быть человеком, начавшим Третью мировую войну, – с усилием произнес он. – Вы это можете понять?

– Она уже началась, – заговорил Синклер. – Черт, весь этот проклятый мир воюет, и все ждут, чтобы или Иван, или мы нанесли нокаутирующий удар. Может, будущее планеты зависит от того, кто решится стать самым безумным! Я согласен с Гансом. Если мы в ближайшее время не сделаем шаг, на нашу жестяную крышу прольется мощный стальной дождь.

– Они будут отброшены, – решительно сказал Нэрремор. – Их отбрасывали и раньше. Если мы пошлем группы охотников-убийц к подлодкам и те взлетят на воздух, то русские узнают, где проходит линия. Итак, будем сидеть и ждать – или покажем зубы?

– Сэр? – Хэннен глянул на часы: без двух минут одиннадцать. – Думаю, теперь решение за вами.

«Я не хочу его принимать!» – чуть не закричал президент.

Ему нужно время, нужно уехать в Кэмп-Дэвид или на одну из долгих рыбалок, которые он так любил, будучи сенатором. Но сейчас времени не осталось. Он сцепил пальцы. Лицо так напряглось, что он испугался, как бы оно не треснуло и не распалось на куски, словно маска. Ему не хотелось бы узнать, что под нею.

Когда президент поднял глаза, смотревшие на него энергичные мужчины все еще были тут. Все чувства, казалось, унеслись от него прочь.

«Решение. Должно быть принято решение. Прямо сейчас».

– Да! – Это слово никогда прежде не звучало так страшно. – Хорошо. Мы приведем… – Он запнулся, сделал глубокий вдох. – Мы приведем войска в полную боевую готовность. Адмирал, поднимите спецподразделения. Генерал Синклер, я хочу, чтобы ваши «В-1» ни на дюйм не влезали на русскую территорию. Вам ясно?

– Мои экипажи могут пройти по этой линии даже во сне.

– Запускайте коды.

Синклер принялся набирать команды на клавиатуре, потом по телефону дал устное подтверждение военачальникам стратегической авиации в Омахе и воздушно-космической обороны в подземной крепости на горе Шайенн в штате Колорадо. Адмирал Нэрремор взял другую телефонную трубку, и его немедленно соединили со штабом военно-морских сил в Пентагоне.

Через несколько минут американские авиабазы и флот засуетятся. Шифрованные команды о полной боевой готовности прошелестят по проводам. Будут выполнены все подтверждающие действия на радарном оборудовании, системах слежения, мониторах, компьютерах и сотнях других элементов высокотехнологичной военной машины. Так же четко среагируют десятки крылатых ракет и тысячи ядерных боеголовок, скрытых в бункерах по всему Среднему Западу, от Монтаны до Канзаса.

Президент оцепенел. Решение принято.

Председатель Комитета начальников штабов Бергольц попрощался с собравшимися и, проходя мимо президента, тронул его за плечо и выразил одобрение столь правильной и твердой позиции. Военные советники и чиновники покинули Ситуационную комнату и двинулись к лифту в ближайшем вестибюле.

Глава государства остался в одиночестве. Трубка его погасла, но он никак не мог прийти в себя и снова разжечь ее.

– Сэр?

От неожиданности он вздрогнул и повернулся на голос. Около двери стоял Хэннен.

– Все в порядке?

– А… да, – слабо улыбнулся президент.

Перед ним промелькнули воспоминания о славных днях астронавта.

– Нет. Господи Исусе, я не знаю. Думаю, да, – засомневался он.

– Вы приняли верное решение. Мы оба это понимаем. Советы должны осознать, что мы не боимся.

– Зато я боюсь, Ганс! Я чертовски боюсь!

– И я тоже. Все боятся, но нами не должен править страх.

Министр обороны подошел к столу и перелистал некоторые папки. Через минуту молодой сотрудник ЦРУ явится и уничтожит все эти документы.

– Полагаю, вам лучше отправить Джулиану и Кори в бункер сегодня же вечером, как только они соберут вещи, – предложил Хэннен. – А мы что-нибудь придумаем для прессы.

Президент кивнул. Бункер представлял собой подземное укрытие в Делавэре, где первая леди и их семнадцатилетний сын вместе с членами кабинета и другим персоналом могли быть защищены, как они надеялись, от всего, кроме разве что прямого попадания ядерной боеголовки весом в мегатонну. С тех пор как новости о тщательно сконструированном убежище для правительства распространились в обществе, по всей стране стали появляться подобные укрытия, некоторые даже в заброшенных шахтах и внутри горных пещер. Бизнес под условным названием «Остаться в живых» процветал как никогда прежде.

– Нам надо кое-что обсудить, – сказал Хэннен.

В стеклах его очков президент увидел отражение своего лица – уставшего, с ввалившимися глазами.

«Неразыгранная карта», – подумал он.

– Еще не время. – У него свело живот. – Рано.

– Самое время! Думаю, вам будет безопаснее в центре стратегического авиационного командования. Одной из первых мишеней станет крыша Белого дома. Я собираюсь послать Паулу в бункер, и, как вам известно, вы можете направить туда любого на ваше усмотрение. Но если позволите, я хотел бы сопровождать вас в штабе.

– Да, конечно. Вы со мной.

– Там будет офицер военно-воздушных сил с дипломатом, прикованным наручниками к запястью, – продолжил Хэннен. – Вы знаете свои коды?

– Знаю.

Индивидуальные коды состояли в числе первых вещей, которые президент изучил, вступив в должность. Он почувствовал напряжение, словно его шею охватил железный обруч.

– Но… мне ведь не придется их использовать, правда, Ганс? – почти умоляюще спросил он.

– Наиболее вероятно, что нет. Но если вы сделаете это – если понадобится, – я хочу, чтобы вы помнили: к тому времени Америка, которую мы любим, будет уже мертва; но мы не допустим ни сейчас, ни в будущем, чтобы нога захватчика ступила на нашу землю.

Он протянул руку и отеческим жестом сжал плечо собеседника.

– Точка невозврата, – сказал президент. Его остекленелый взгляд блуждал где-то далеко.

– Что? – не понял Хэннен.

– Мы готовы пересечь точку невозврата. Может быть, уже сделали это. Может быть, теперь слишком поздно и ничего нельзя исправить. Помоги нам Бог, Ганс. Мы летим в темноте и не знаем, куда, черт возьми, направляемся.

– Как только окажемся на месте, разберемся с этим. Мы всегда так делали.

– Ганс? – Голос президента стал жалким, как у ребенка. – Если… если бы вы были Богом… вы бы уничтожили этот мир?

Мгновение Хэннен раздумывал. Потом ответил:

– Полагаю… я бы подождал и посмотрел. Я имею в виду, если бы я был Богом.

– Подождал и посмотрел на что?

– Кто победит. Хорошие парни или плохие.

– А между ними есть какая-нибудь разница?

Выдержав паузу, Хэннен попытался объяснить, но понял, что не может.

– Я вызову лифт, – не в тему сказал он и вышел из Ситуационной комнаты.

Президент разжал ладони. Падавший сверху свет сверкнул на запонках, украшенных печатью правителя США.

«Я в норме, – подумал он про себя, – все системы работают».

Но внутри у него что-то сломалось, он чуть не плакал. Ему хотелось домой, а дом был далеко-далеко от этого кресла.