Кеннет поднял правую руку и подал сигнал. Один из солдат встал, отряхнул плащ от маскировки и демонстративно потянулся. Второй, с другой стороны, сделал то же самое. Лейтенант и последний из стражников и ухом не вели. Отработали они эту тактику два года назад, когда взяли банду Бенца Венха, бывшего солдата и охранника караванов, опытного, отважного и задиристого. Знал он северные районы Нового Ревендата, словно собственный карман, и долгие месяцы водил Горную Стражу за нос, а у Шестого полка не хватало людей, чтобы устроить на него настоящую облаву, а потому тридцать головорезов, чьим главарем и был Бенц, не раз и не два выскальзывали из засад. Банда его чаще всего использовала линию явных и скрытых стражников, двое-трое оставались на виду и перекрикивались сквозь ночь, а еще двое-трое маскировались и стояли на страже молча. Если кому-то и удавалось подойти незаметно и атаковать первых, у вторых было достаточно времени, чтобы поднять тревогу.

Во время первого столкновения с ними рота получила по носу: едва они сняли часовых, раздались пронзительные свисты, и, вместо того чтобы ударить по спящим разбойникам, Шестерки натолкнулись на стену копий и топоров. Тогда они откатились, позиция людей Бенца не подходила для фронтального нападения, а у Кеннета было лишь две десятки. Месяцем позже, уже в полном составе, они выследили банду в одной из пещер Высоких Залов. И ждали до зори, когда к трем стражникам, стоявшим подле логова, присоединятся еще двое, ловко укрытых среди ближайших скал.

Они сняли всех залпом арбалетов и ударили по остальным, пока те не пришли в себя.

С того самого времени рота выполняла железное правило: никогда все стражники не выдают своих позиций, пока весь отряд не будет на ногах.

Всегда стоит учиться на чужих ошибках.

Двое солдат принялись ходить между шалашами, постукивая в стены. Начинался очередной день.

* * *

Штаб командира полков, ясное дело, находился в замке, хотя то, что Кавер Монель выбрал себе комнату почти на верхушке высокой башни, казалось дурацкой шуткой. Сто двадцать ступеней – и человек добирался до генерала уставшим и потным, а стоя перед ним, был в силах лишь выслушивать приказы и выдавливать из себя «так точно».

А может, генералу только это и требовалось.

Кеннет научился не спешить по дороге наверх. Наверняка то, что он заставляет Черного Капитана ждать чуть дольше, чем остальные младшие офицеры, было замечено, но генерал никогда и виду не подавал, что такое поведение ему не по нраву. Вообще, как успел убедиться лейтенант, несмотря на взрывной характер, командующий Горной Стражей в Олекадах в делах подчиненных ему отрядов всегда был корректен и основателен.

И все же Кеннет добрался до вершины башни, чуток запыхавшись. Вдохнул поглубже и постучал.

– Войдите!

Комната была квадратной, с окном посредине каждой из стен. Узкие окна напоминали скорее бойницы, чем отверстия, впускающие свет, стены наваливались громадьем обработанного камня, что идеально подходил к почерневшим от старости доскам. Обстановка была скудной: простая кровать, несколько шкафов, стол и стул. И железная корзина с рдеющими угольями, стоящая на железной же плите, хотя, чтобы нормально нагреть помещение, потребовался бы камин шириной в десять футов. Стены едва ли не сочились холодом и влагой. Здесь даже курени над ручьем казались уютными. Что бы там ни говорили, но Кавер Монель не требовал от своих людей большего, чем от себя самого.

– Вот и вы, лейтенант.

Генерал поднял лицо над разложенными по столу бумагами и окинул Кеннета внимательным взглядом. Лейтенант привык уже к подобным взглядам – тем, после которых ждешь, что тебе сразу укажут на длину волос, неопрятную бороду, недостаточно отполированный доспех и неначищенные сапоги, то есть на все то, чем офицер-служака мог попрекнуть младшего по званию. Черный Капитан обладал многими неприятными привычками, однако служакой он не был.

– Как прошла ночь?

– Спокойно, господин генерал.

– Вижу. – Кавер Монель отодвинул бумаги на край стола, подпер подбородок и чуть улыбнулся, что выглядело так, словно у него разболелся зуб. – Вы ведь знаете, лейтенант, что на самом деле вы не лучший из командиров.

Кеннет взглянул на стену за его спиной и нагнал на лицо равнодушия.

– Боюсь, что не понимаю вас, господин генерал.

– Я отдал приказ, чтобы пять рот встали на постой вокруг долины и держали глаза открытыми. – Усмешка сделалась шире. – Когда я был лейтенантом, мы именно так это и называли. Но к делу. Четыре из этих рот окопались там, где я и приказал им встать. Окружили себя кордоном стражников и собак, жгут костры, орут десять раз в час пароли и отзывы, да так, что слышу их даже я. Зато пятая, похоже, проводит целую ночь в заслуженном отдыхе, тихо и спокойно. Можете это объяснить?

– Наш лагерь настолько же хорошо охраняется, как и остальные.

– Я об этом знаю, господин лейтенант. Будь иначе, ваши люди в полной выкладке как раз бежали бы сотню кругов вокруг замка, а сами вы сидели бы в подвале. – Генерал выпрямился и стряхнул соринку со стола. – Я послал нескольких доверенных разведчиков, чтобы те вас проверили. И не стройте такого лица, лейтенант, вы не могли их заметить, это ведь наша территория. Полагаю, что в Новом Ревендате вы сумели бы подойти к моим парням, но здесь все тропки и кочки известны именно нам. В любом случае, они весьма удивились. Другие роты отпугивают опасность, вы – подманиваете ее. И что бы вы сделали, когда б убийцы ухватили приманку?

– Мы бы их убили.

Кеннет все еще таращился в стену, но чувствовал, как взгляд командующего изучает его лицо.

– Да. Быстрый и решительный ответ, достойный офицера Стражи.

Кавер Монель встал и подошел к окну за столом. Развернулся и присел на узкий подоконник.

– Собственно, я должен бы вас похвалить, когда б не ваши запавшие глаза и вид смертельно уставшего человека. А уставший офицер не в состоянии командовать во время боя. Не сумеет быстро думать и принимать решения. Это плохо. Я уже видел отряды, которые необдуманный или поздно отданный приказ обрекал на резню.

Лейтенант отвел глаза от стены и поглядел на Черного Капитана, у которого было такое выражение лица, словно он над кем-то удачно подшутил. Не смотрел Кеннету в глаза, что заставляло нервничать еще сильнее. Если кто-то вроде Кавера Монеля не смотрит тебе в глаза, значит, дело плохо.

– Стоять на страже вместе со своими людьми или ходить с ними в патрули – хорошее дело в спокойных, цивилизованных провинциях, как на западе. Но не здесь и не сейчас. У меня недостаток хороших офицеров.

Лейтенант, видимо, и вправду был уставшим, поскольку беспокойство его после этих слов только возросло. Велергорф вспоминал Монеля как хладнокровного, твердого, что твой кремень, сукина сына, который орет и ругается на своих людей – когда все в порядке. Зато когда он начинает их хвалить, то все принимаются ходить на цыпочках, словно кто сунул им в портки осиное гнездо. А он, Кеннет-лив-Даравит, только что услышал нечто вроде комплимента. Похоже, Черный Капитан готовится протянуть ему руку, скрыв в ладони отравленную иглу.

– Я как раз снова перечитывал рапорт полковника Геванра о вашей службе – вас самого и вашей роты. И когда б я не слышал о полковнике по-настоящему хорошего, решил бы, что он меня дурит. Вы знаете, почему так?

– Нет, господин генерал.

– Потому что, согласно рапорту, он отослал мне лучший из своих отрядов.

Проклятие, второй комплимент.

– Я все еще не понимаю, господин генерал. В Шестом полку есть еще несколько не менее заслуженных рот, а мы в нем – самый молодой отряд.

– И самый известный. По крайней мере в окрестностях Белендена. Рейды на территорию ахеров, ликвидация группы проклятых чародеев, несколько уничтоженных крупных банд, поимка шпиона, удачный поиск затерявшегося зимой графа Хендера-сед-Фалера – и это во время метели, – полное уничтожение трехсот людей из банды Навера Та’Клав – даже мы здесь об этом слышали. К тому же – похвальные слова о многих из солдат, право ношения собственного знака и всякое такое. В рапорте ваш командир описывает роту так, словно она – девица на выданье. Такая, не слишком красивая и с маленьким приданым.

Кеннету потребовалось некоторое время, чтобы понять аллюзию.

– Господин генерал думает, что он соврал?

– Офицер Стражи другому офицеру Стражи? – Усмешка, бродившая по бледным губам командира, стала резче. – Ни за что. Скажем так: я полагаю, что он несколько приукрашивает.

Вид генерала вполне соответствовал представлениям о хладнокровных сукиных сынах высшей пробы. Бледная кожа, короткостриженые волосы, гладковыбритое лицо, светло-голубые прищуренные глаза. Потому, когда он улыбался, любому казалось, что он вот-вот получит ножом в живот.

– Осенью я послал пару человек на запад, чтобы те о вас порасспросили и задали несколько вопросов полковнику Геванру. Ничего особенного: идя вдоль гор, они старались добыть информацию обо всех ротах, которые я получил. В случае шестой они вроде бы подтвердили все, что было в рапорте. Местные все еще вспоминают о вас очень лестно.

Если эта улыбка была добродушной, то Кеннету и знать не хотелось, какова тогда злобная.

– Полковник несколько расширил данные, что содержались в официальном рапорте. Выходит, вы вступили в схватку с отрядом из Крысиной Норы.

– По ошибке, господин генерал. Они нам не открылись. А потом был ночной бой…

– …в котором всякий, на ком нет плаща, – враг. Знаю. Но это с их стороны оказалось несколько убитых и раненых. И кто-то в Норе решил на вас отыграться?

– Так я слышал.

– Значит, полковник отослал вас сюда, чтобы сохранить роту? Вы знаете эту пословицу: из ручья в реку? Местную. Впрочем, неважно. – Монель отмахнулся. – Жаль, что дорогу Крысам не перешло побольше рот.

– Не понимаю, – вырвалось у лейтенанта.

– В минувшее лето по горам прошел приказ: для усиления Восточного Соединения каждый полк должен отослать сюда одну роту. Впрочем, примерно так возникла в свое время и шестая, верно? Клочок бумаги, несколько десяток из разных мест, молодой офицер без своего отряда, печать – и вот у нас уже новая рота. Каких людей вы получили?

– Лучших.

О, теперь стало ясно, как выглядит злобная улыбка Черного Капитана. Казалось, даже стены комнаты покрылись инеем.

– Андан-кейр-Треффер – трижды представлен к званию десятника, два раза разжалован, в том числе за оскорбление офицера. Берф Мавс – подозрение в злоупотреблениях или в краже с полковой кухни. Кейв Кальн – выговор за легкомысленное отношение к подчиненным. Тенх-кеа-Динсах – подозрения в контактах с местными бандами. Малаве Гринцель – выговор за уничтожение имущества в крупных размерах… – Генерал сделал паузу. – Мне продолжать? Кроме того, всего на пальцах двух рук можно перечислить тех, у кого за спиной больше десятка лет службы. Вы получили скверный материал и отковали из него прекрасный отряд.

Еще один комплимент. Похоже, Черный Капитан намеревался отослать шестую на самое дно ада.

У Андана и вправду был скверный характер, а его прошлый командир оказался просто занудным мудаком. Берф слишком любил своих собак, чтобы позволить им голодать, особенно когда квартирмейстер в его полку экономил на их рационах. Факт, что квартирмейстер позже попал в тюрьму, не повлиял на выговор десятнику. У Тенха было несколько кузенов, чьи другие кузены где-то там разбойничали. Ничего особенного, почти в каждой семье стражника, если покопаться в узах родства, нашелся бы кто-то подобный, однако у парня оказался еще и длинный язык – слишком уж он этим хвастался. Малаве по пьяни упал в колодец, а то, что он там оставил, потребовало его тщательной очистки. И так далее. Если рассматривать каждый случай отдельно, то люди Кеннета выглядели не хуже прочих стражников. Но если собрать все вместе, то Красные Шестерки имели наибольшее число проступков и выговоров в западной части Ансар Киррех. Генерал смотрел на него уже без улыбки.

– Вы, лейтенант, получили отбросы от остальных рот. Худшие, наиболее вздорные десятки. А теперь скажите, какой материал, по-вашему, получил я?

Кеннет снова перевел взгляд на стену.

– Не знаю, господин генерал.

– Хороший. – Кеннету не нужно было смотреть, чтобы знать: Кавер Монель снова мерзко ухмыляется. – Сказать по правде, куда лучший, чем я мог предполагать. Из двадцати трех полков Горной Стражи мне прислали двадцать три роты. В большинстве своем – неполного состава, а потому вместо двух с лишним тысяч человек я получил тысячу пятьсот. Но для Стражи это все равно изрядная сила. Только вот – как в случае с шестой ротой – командиры отрядов, которым приказывали поделиться людьми, выбирали тех, кто почти ничего не стоил. Вздорных, меньше умеющих, свеженабранных и всякое такое. Восьмой полк прислал мне роту, целиком состоящую из одних рекрутов, восьмидесяти трех молокососов, которым, если по уму, еще бы год-другой тренироваться в схватках и стрельбе, прежде чем позволить им выходить в патрули. А командир Восьмого просто собрал всех молокососов из полка, создал из них роту и отправил на восток. Надо бы поговорить с ним при ближайшей возможности.

Лейтенант услышал шелест бумаг.

– И все же, несмотря ни на что, и в такой толпе нашлось несколько… и что делать с ними, не понимаю даже я. – В голосе Черного Капитана невозможно было услышать ничего, кроме настоящей обеспокоенности. – То есть, лейтенант лив-Даравит, имей я больше времени, мои Ублюдки превратили бы их в солдат высшей пробы, но теперь, когда в горах гибнут люди, к тому же еще и с гостями у меня на шее… Прошу сказать, отчего вы несете стражу вместе с собственным отрядом? – спросил он внезапно.

«Прошу». В их разговоре впервые раздалось «прошу». Впервые со времени, как Кеннет попал под командование Черного. Сперва серия комплиментов, а теперь – «прошу». «Похоже, мы покойники», – мелькнуло у лейтенанта в голове.

– Нас всего-то сорок, – ответил он, осторожно подбирая слова, лишь частично соответствующие правде. – Когда каждый человек на счету, командир не может занимать привилегированной позиции.

– Кроме того, командир не засыпает, пока его солдаты не найдут ночлега, первым встает, последним идет спать, не ест, пока его люди голодны, – и все такое прочее. Я знаю эти правила, лейтенант. Они не приняты в регулярной армии, но ни один офицер Стражи не станет их забывать, если хочет выйти со своими людьми в патруль и вернуться. – Бумаги зашелестели снова. – Однако вы расширили эти обычаи, вы стоите на страже, ходите в разведку, идете вперед, когда до́лжно оставаться сзади. С той поры, как вы приняли командование, Шестерки потеряли лишь несколько человек, и мне кажется, что вы стараетесь удержать это положение любой ценой. Даже рискуя собственной жизнью, когда следует рисковать жизнью солдат. Я прав?

Говоря честно, Кеннет никогда не думал об этом таким вот образом. Он выходил на разведку, лез в опасные места, становился в первых рядах, поскольку ему и в голову не приходило, что все может быть иначе. Считал себя стражником – и только-то.

– Я не слышу ответа.

Лейтенант наконец-то взглянул на командира, лишь в последний момент удержавшись, чтобы не дернуть плечами.

– Потому что я не знаю, что отвечать.

– Понимаю. И еще: у вас все же слишком мало людей, лейтенант. Честно говоря, я тоже полагаю, что четыре десятка – это не рота. Именно потому я решил дать вам новых людей. Приказ – здесь. – Кавер Монель помахал листком, который держал в руках. – Вы, лейтенант, принимаете командование над Конюхами. Тридцать четыре стражника. Удачи вам.

* * *

Утренние потягушки – очень личностный ритуал, словно, выполняя все эти движения, человек на миг становится жрецом, отдающим уважение Опекунше Снов. Проблема с Дагеной заключалась в том, что в такие моменты она была исключительно верующая и погруженная в ритуал жрица.

Кайлеан сперва чуть не вылетела из кровати, потом получила локтем в ребра, наконец что-то ударило ее в лицо. И все это под речитатив протяжного «у-у-у-у-у-ух».

– Погоди, – пробормотала она, пытаясь завернуться в одеяло. – Сейчас я найду саблю – тогда и поговорим.

– Ох, да ладно тебе, – донеслось из полумрака. – Мы начинаем еще один чудесный день. Сейчас заявится сюда тот проклятущий Крыс и станет нас учить. И поправлять, и заставлять запоминать множество ненужных вещей. Позволь своей княгине минутку слабости. У-у-у-ух, ну и сон у меня был!

В последней фразе таилась озорная, чуть мечтательная усмешка. Кайлеан, несмотря ни на что, ощутила любопытство.

– О нашем Крысе?

– Ну что ты? О… Впрочем, нет, не скажу.

– Погоди-ка, ты… проклятие, о, вон она. И вчера я ее хорошенько наточила, точно. Так о ком?

– Не скажу. А чтобы меня зарубить, тебе пришлось бы выползти из постели. Я себе это представляю.

И она была права, проклятущее проклятие. Каждое утро вылезать из-под одеяла становилось вызовом. Кайлеан привыкла к ночлегам в самых разных местах: в сараях, конюшнях, на голой земле – и полагала, что знает, как оно – высасывающий любую каплю тепла холод. Однако замок Кехлорен обучил ее новым вещам. Эти стены были стары, стояли без малого четыреста лет, и, пожалуй, ни разу за всю историю их не грели надлежащим образом.

Для девушек выбрали комнату в одной из внешних приземистых башен, где две стены столетиями ласкали ветер и дождь, и, вероятно, поэтому те переняли часть свойств обоих. Были стены почти все время ледяными и мокрыми, а в одном из углов влага, выступающая ночью, создавала маленькую лужу. Пол на ощупь напоминал замерзший пруд, а с потолка все норовила упасть за шиворот коварная капля. К тому же узкое окно выходило на север, и солнце никогда сюда не заглядывало, а единственным источником света служили несколько свечей и малая лампадка. Никакого камина, никакой печи, даже нет корзины с углями. «Плохая вентиляция», – пояснил Эккенхард, когда они попросили его о чем-то таком.

Через пару дней они всерьез прикидывали, не лучше ли им поселиться в подвале.

Дагена потянулась снова, опять заехав Кайлеан локтем под ребра. В комнате стояли две узкие кровати, но после первой же ночи девушки сдвинули их и спали вместе, делясь крохами тепла. Стало лучше, только вот утра из-за толчков и борьбы за оба одеяла неизменно раздражали.

– Так кто встает и зажигает лампу? – Кайлеан даже голову из-под покрывала не высовывала.

– Инра-лон-Верис, конечно же, – раздался из-под стены чужой голос. – Неприемлемо, чтобы княжна Гее’нера из рода Френвельсов вставала первой, в то время как ее дама-наперсница валяется в постели.

Одеяла взлетели вверх, прежде чем раздалось слово «княжна», а при слове «наперсница» обе были уже на ногах, одна с саблей, вторая с ножом и браслетом из нескольких связанных камешков в руках. Женщина, сидевшая под стеною, закончила фразу, глядя на два клинка и странно посверкивающий талисман. И даже ухом не повела.

– Эккенхард предупредил меня, что нечто подобное может произойти, но должна сказать, что вы меня все равно удивили. Ночлеги под голым небом и враги, что могут таиться где-то во тьме, верно, мои дорогие? Несение стражи во вражеских землях, где от вас зависит жизнь товарищей. Оружие всегда под рукою и постоянная готовность, я права?

Чужачка сидела в кресле с таким достоинством, словно это был трон. Прямая, с седеющими волосами, зачесанными в крохотную гульку, в черном платье, из монотонности которого выбивались лишь белизна воротника и манжет. Ладони она сплела под подбородком. На бледном лице сияли пронзительные черные глаза.

Кайлеан опустила саблю.

– И все же ты вошла сюда так, что мы тебя не услышали. Кто ты? Профессиональная наемная убийца?

Женщина встряхнула головою: