А потом попросил Велергорфа, чтобы тот провел короткое прощание с погибшими. Татуированный десятник кивнул, собрал роту и без лишних церемоний сказал:

– Мы потеряли хороших людей. Девять добрых душ пропало в море, а это были горцы, и им наверняка будет тут худо. Не знаю, к кому нам обращаться: к Андай’е, к Близнецам или к Дресс, поскольку мне плевать на их божественные игрища. – Топор Велергорфа со свистом прорезал воздух. – Но знаю, что это неправильно.

Рота признала его правоту глухим ворчанием.

– Скажу еще, что множество вещей море выбрасывает на берег, а потому верю, что оно отдаст и их кости. И тогда они погрузятся в скалы на берегу – и снова станут частью гор. А орлы подхватят их души и отнесут прямо в Дом Сна. И нечего больше болтать, но, когда вы сегодня разведете огонь, влейте несколько капель водки в пламя, чтобы они, Чорвэ, Ковэ, Бланд и прочие, знали – мы о них помним.

Он сплюнул на ладонь и сильнее сжал топорище.

– А теперь – за работу.

Кеннет назначил четверых людей из своей десятки, чтобы те измерили ширину «корабля». Три с половиной длины пятидесятиярдовой веревки, доложили они через четверть часа. А сколько от носа до кормы? Туман, к счастью, уже исчез, но этим они займутся утром. Приближалась ночь, а лейтенант не слишком горел желанием отправлять своих людей на вылазку в неизвестность по темноте. На носу они насчитали восемнадцать дыр и расщелин на палубе, а кто знает, сколько их было дальше. В голове его уже сложилась картина места, где они оказались: палуба шириной в сто пятьдесят ярдов была вовсе не такой уж и ровной. Где-то в ста пятидесяти шагах от носа из нее вставал – от борта до борта – ряд деревянных столпов, воткнутых каждые десять-пятнадцать локтей; вернее – восемь столпов и шесть дыр в местах, где их, похоже, вырвало. Хотя название «столп» было неточным; они, скорее, выглядели как сломанные стволы вековых деревьев, имевших у земли семь-восемь футов ширины. Как высоко некогда они вставали?

В двухстах шагах за линией столпов лежало то, что наверняка было одним из них. Ствол длиной в пятьдесят ярдов, опутанный какими-то веревками или растениями, с яростью вбитый в деревянные строения. В принципе, отчего бы на корабле такого размера и не быть строениям? А то и небольшому городку?

Кеннет и думать не желал, что скрывается под палубой.

Велергорф подошел к нему, пружинисто отсалютовал. Всегда было так; чем сложнее казалась ситуация, тем тверже старый десятник придерживался устава.

– Господин лейтенант, лагерь готов. – Он махнул в сторону нескольких палаток и пологов, стоящих в свободном кругу. – Но парни говорят, что это черное дерево не желает гореть, а бо́льшая часть нашего – пропала. Пригодилось бы…

– Порубите сани, Вархенн. Но оставьте как минимум четверо. И берегите растопку.

– Слушаюсь.

– Неплохая прощальная речь.

Лицо горца стянуло гневом.

– В первый раз пришлось такую говорить и, яйцами Быка клянусь, лучше бы – в последний. Это плохая смерть для горца. И… господин лейтенант… Люди – не все, но некоторые – говорят, что это вина Крыс. Что если бы засранцы не играли в шпионов, мы были бы далеко отсюда… И что ночью с ними может что-то случиться… с Крысами. Или хотя бы с их командиром…

Собственно, лейтенант ожидал чего-то подобного и даже чувствовал соблазн дать этим «кое-кому» из стражников свободу действий. Ох, как же это искушало. Но нет. Во имя всех траханых демонов Мрака – нет. Если раз дашь поблажку в дисциплине, позволив самосуд, то потом и оглянуться не успеешь, как под рукой у тебя не воинский отряд, а банда разбойников, которыми правит закон ножа.

Ну и, конечно, дело еще и в том, что он, в конце концов, офицер Стражи, которая представляет собой часть Империи; а желают они того или нет – Крысиная Нора тоже часть ее. Правда, если они – это железный кулак Меекхана, то Крысы – суть грязь из-под ногтей, но это все равно имперская грязь.

– Нет. Никаких несчастных случаев, падения в дыры или купаний на морозе. Это приказ. Кроме того, Крысы нам понадобятся. Пусть отрабатывают свою плату.

* * *

Эта ночь оказалась одной из самых мерзких, какие он помнил. Было мало топлива, а черное дерево не желало гореть, даже когда его обильно поливали жиром. Наконец они отказались от попыток поддерживать огонь все время, а порубленные сани сгорали слишком быстро, а потому им осталось только съесть несколько ложек гуляша из сушеного мяса и свернуться в палатках или под пологами, прикрывающими от ветра. Не было бы так худо, если бы не ледяная влага, что пробиралась в каждый уголок, под меха, рубахи и в сапоги. И они все еще плыли, с тоской вспоминая выкопанные в снегу норы, в которых провели последние дни.

Утром Кеннет призвал к себе Крыс. Боги знают, где они провели ночь, но, глядя на их жалкую группку, лейтенант почувствовал мрачное удовлетворение.

– Замерзли?

Они не ответили, только Онелия Умбра бросила на него такой взгляд, под которым он должен был бы провалиться сквозь землю. Кеннет ее проигнорировал.

– Какие-то мысли о том, где мы находимся? – взглянул он на чернобородого командира крысиной дружины. – Подозрения? Спрашиваю, потому что такие дела – магия, древние демоны, проклятия или корабли размером с остров – всегда находились в сфере деятельности Норы. Ничего не приходит на ум? Никаких тайных приказов в стиле «отошлите роту на север под любым предлогом, пусть проверят, что там притаилось»?

Стражники, окружавшие полукругом группку Крыс, зашумели, кто-то мерзко выругался.

– Спокойно! Нет, я не верю в это. Даже самый гениальный шпион не сумел бы такое подстроить. Ахеров, Борехеда и прочее. Но я жду от тебя, Крыса третьего класса, безусловного сотрудничества и подчинения. Никакой лжи, игр или тайн. Пока что я хотел относиться к вам как к одной из дружин Стражи, но изменил решение. Сейчас тут командую я, потом – десятники Вархенн Велергорф, Андан-кей-Треффер и Берф Мавс, в такой вот последовательности. Потом остальные мои сержанты, а только потом – ты. В самом конце. Ты – в иерархии находишься ниже собак. Даже ахерских. Понимаешь?

Олаг-хес-Бренд кивнул:

– Понимаю.

– Хорошо. Представь мне своих людей и скажи, что каждый умеет. Кроме нее. – Кеннет указал на Моиву Самрех. – Я уже знаю, что это ведьма с талантом, который и не используешь толком.

Блондинка гневно скривилась и открыла рот, но чернобородый схватил ее за руку, заставив молчать. Кеннет не особо обратил внимание на ее реакцию. Он уже наблюдал за ведьмой: выглядела расслабленной и спокойной – для их обстоятельств, естественно. А вроде бы могла понять, смотрит ли кто на них и какие имеет намерения, а значит, сейчас никто не целился в них из арбалета.

Пара коротышек, низких и худых, с именами Полус и Анссер, наверняка ненастоящими, оказалась братьями, убийцами, специализирующимися на ядах. Ножи, стрелки, иглы, скрытые клинки. Весь арсенал притаившейся смерти, находящейся на расстоянии вытянутой руки. Чудесно. Его люди и так не любили Крыс, а теперь начнут их ненавидеть. А если кто получит занозу и рана воспалится, то оба шпиона окажутся за бортом. Плечистый верзила был солдатом, охраной для остальных, носил имя Клос. Последняя Крыса по имени Кевреф – молодой, худощавый и неприметный – должен был заниматься в дружине разведкой. Хороший выбор. Кеннет поймал себя на том, что когда отворачивается, то не может вспомнить лица шпиона. А в бою? «Кинжал и гаррота, – тихо пояснил юноша. – А на расстоянии арбалет и духовая трубка с отравленными стрелами».

– Подведем итог, хес-Бренд, – обратился он к командиру Крыс. – У тебя один солдат, двое убийц, шпион и ведьма с талантом, который нам не использовать. А еще госпожа Онелия Умбра, в эту минуту настолько же полезная, как рваные сапоги. – Кеннет даже не взглянул на девушку, услышав ее гневное фырканье. – Ну, и есть еще ты. Для шпиона ты слишком бросаешься в глаза, для убийцы – чересчур тяжело двигаешься. В дружине командуешь, а если дойдет до чего дело – сражаешься вручную, верно?

Чернобородый не ответил. Кеннет пожал плечами.

– Неважно. У меня есть для работа в самый раз для Крыс. Пригодитесь кое для чего.

Четвертью часа позже Олаг-хес-Бренд махал ногами над черной дырой на палубе.

Эта была меньше прочих, едва лишь в пару футов шириной, а потому они решили, что начнут с нее. Сперва опустили туда веревку с грузом. Отметка показала, что дыра – неполных двадцать футов глубиной, но свет дня, казалось, с опаской держался от нее подальше.

Велергорф давал шпиону последние указания – к вящей радости стражников.

– Значит, так: один рывок – «все хорошо»; два – «я что-то нашел»; три – «вытягивайте меня»; веревка откушена – «что-то меня сожрало, не входите сюда». Запомнил? Ага, если встретишь там Борехеда – передай, чтобы он возвращался. Не время играть в прятки.

Крыса пытался протестовать, что-то бормотал о миссии и ответственности, указывал на своих людей, которые как один избегали его взгляда. Кеннет устал, замерз и был зол, а потому обрезал дискуссию одной фразой:

– Выбирай! Сюда, – он указал на черное отверстие, – или туда.

Олаг взглянул туда, где за отстоящим от них на сто шагов бортом шумели волны. Побледнел.

– Ты заплатишь мне за это, лив-Даравит. Никто так не относится к Норе. Никто! Я…

– Опускайте!

Темнота поглотила Крысу вместе с его угрозами и обвинениями.

Они специально не дали ему факела. Внешняя обшивка корабля горела с трудом, но тому могло быть причиной многолетнее пребывание в соленой воде. Что там внутри – они не знали, а Кеннет решил, что риск превратить внутренности корабля в костер слишком велик. Тут всего-то двадцать футов, сквозь отверстие должно падать достаточно света, чтобы глаза Крысы справились с темнотой.

Веревка провисла, одиночный рывок сообщил: все в порядке, травите.

Потом стражники только смотрели, как движется веревка. Разматывается, идет налево, потом направо, останавливается. Два рывка сообщили, что Крыса нашел что-то интересное, еще два – что интересных вещей там больше. Потом веревка замерла и долгое время оставалась неподвижной. Наконец чернобородый попросил вытянуть его наружу, дернув три раза.

– Сделаем вид, господин лейтенант, что мы ушли? – Андан взглянул на него с надеждой.

– Я вас слышу, – раздалось снизу.

– Вытягивайте, – вздохнул Кеннет. – Не время для игр.

Крыса выплыл из темноты, прижимая к груди две коробки. Едва лишь он встал на ноги, показал их собравшимся триумфальным жестом, словно сам их только что сделал.

– Лампы. Смотрите, лампы.

Кеннет взял один из трофеев. Лампу изготовили из того же дерева, что и палубу, но внутри три ее стенки были выложены чем-то, что выглядело как перламутр. Четвертую закрывала тонкая заслонка, полупрозрачная и твердая, будто стекло. Эта стенка открывалась, давая доступ внутрь, где в углублении находилась раковина, выполняющая функцию емкости, и остатки фитиля. Лампа. Настоящая и, что важнее, действующая. Достаточно было наполнить емкость маслом и зажечь.

– Что там еще внизу?

– Какая-то… наверное комната. Тридцать на тридцать шагов, в ней несколько предметов обстановки, столы, какие-то шкафчики с полками, все прикреплены к полу и стенам. Только эти лампы я и сумел забрать.

– Двери?

– Две. Обе наглухо заперты. И все сделано из этого же черного дерева. А оно словно бы… поглощает свет. Даже когда взгляд привыкает, непросто различить подробности. Но кроме этого…

– Говори.

– Там сухо. И теплей, чем здесь, нет ветра, и снег не падает на голову.

Кеннет тоже об этом подумал. Две-три ночи на палубе – и они начнут терять силы. Но дыра во внутренностях твари, где не понять, что именно таится за дверьми, а единственный путь к бегству находится в двадцати футах над головой?

– Я подумаю об этом. Какие-то следы хозяев?

Крыса покачал головой.

– Нет. Может, кроме… Двери забаррикадированы изнутри, а эта дыра, – Олаг указал на черную щель, – была вырублена под стеной, там, где легче взобраться к потолку по полкам. Вырублена изнутри. Кто-то очень хотел оттуда выйти и одновременно делал все, чтобы нечто до него не добралось.