Отзывы на книги автора «Роберт Льюис Стивенсон»

Остров Детства. Вот он - всегда светлый, добрый, лучистый, с абрикосовыми деревьями. Плывешь ли куда-то, тонешь ли, дрейфуешь в проруби - на остров Детства ты всегда можешь вернуться. Там всегда ждут друзья, они тебе искренне рады. Но на этот Остров кое-кого лучше высадить сразу и навсегда, чем топить его уже потом на вполне взрослой глубине. Куда лучше образы некоторых авторов оставить в своей памяти чистыми, детскими, незапятнанными. Вот, ты подплываешь и они машут своими разномастными шляпами издали. Здравствуйте, дорогие друзья детства, Теодор Драйзер, Джек Лондон, Майн Рид, Рафаэль Сабатини, Эмилио Сальгари. Примите еще в свои ряды Фенимора Купера. Конан-Дойль? Ну, что вы. Плывет дальше. Пристли тоже. И Ремарк. Ну и что, что весь прочитан. В перечитывании особый смак. Ах да, простите, попросите господина Стивенсона на борт. За ним-то мы и приплыли.

Когда я просмотрел список прочитанного у любимого Стивенсона (впрочем, а у кого он не любимый), то пришел в ужас. Пять произведений! И это при том, что собрание сочинений демонстративно стояло в дефицитные книжные годы на самом видном месте. Справедливости ради следовало бы заметить, что основные тяготы чтения легли на второй том, он выделялся на общем фоне своей потрепанностью, ибо заключал в себе "Остров сокровищ" и "Черную стрелу". Остальное же или было читано по одному разу, или было оставлено на черный день. В результате со Стивенсоном в детстве произошло тоже самое, что сейчас происходит с Диккенсом. Мне жалко его читать. Что делать, если он кончится?

"Странная история доктора Джекила и мистера Хайда" даже не короткая повесть, а большой рассказ - венец творчества Роберта Льюиса Стивнсона. Можно даже не предполагать, а утверждать, что таковым бы он не являлся, если бы судьба была более благосклонна к замечательному автору и его жизненный путь не прервался во цвете лет. Тема двойственного союза доктора Джекила и мистера Хайда настолько глубока, многогранна и объемна, что будет актуальна всегда и во все времена. Приписывать этому произведению лишь одни мистические корни было бы чрезмерным упрощением и вызывает некоторое недоумение тот факт, что "Странная история" не стоит на одних полках с признанными мэтрами мировой классической прозы. Связано это прежде всего с тем, что время и читатели нарекли Стивенсона писателем для детей и юношества, автором приключенческих романов.

Почему это так? Вряд ли сам Стивенсон ориентировался на подобную аудиторию, поэтому корни ответа на этот вопрос следует искать в самой личности автора. И действительно, нечто лирическое из-под пера Роберта Льюиса выглядело бы несколько неестественно, но такие вещи как схватки с пиратами, лесные охоты, поединки, любой другой экшн, требующий недюжинной фантазии и концентрации волевых усилий - это именно то, что всегда привлекало читателей. И, хотя на войне чаще всего четко разделается свой и чужой, белое и черное (все это является ярким признаком детского произведения), мы хорошо помним неоднозначные образы очаровательного Сильвера или мастера Хэтча из "Черной стрелы", которым просто невозможно не симпатизировать. У каждого автора свои сильные и слабые стороны. Похожим путем сейчас, вслед за Робертом Льюисом идет Джоан Роулинг. Пройдет время и, дай бог, читательская община забудет ее невнятные эксперименты, навсегда вписав ее в мировую историю литературы как писательницу для детей и юношества.

Доктора Джекила и мистера Хайда было бы недостаточно только сравнивать, делая упор на том, что в человека мы превращаемся лишь тогда, когда над нами властвуют не только одни животные инстинкты. Все мы изображаем в этой жизни кого-то другого, играем какую-то роль в своей пьесе жизни, стараемся казаться лучше в чужих и собственных глазах. Наш личный мистер Хайд всего лишь затаился и ждет своего часа. "Эффект Джекила", свойственен на разных уровнях только общей недоразвитой массе. Пример доброго и вечного искусно используется истинными Хайдами, которые пускают в дело это свойство обучаемости народа в своих личных корыстных целях. В идеале человек развитый приходит к собственным понятиям и на него больше не влияют ханжеские тиски общества и ограничения. Природу добра и зла рассматривать не буду - это слишком банально.

Если углубиться в дальнейшие дебри этого необъятного произведения, то можно бы было сделать много выводов о проблемах воспитания детей и формировании у них личности Джекила и личности Хайда. Не думаю, что злобный образ Хайда все же является потаенным желанием самого Стивенсона и он воплотил в нем все то, что не смог получить в реальной жизни. Скорее, он, со свойственной ему проницательностью, просто видел и чувствовал ту самую грань лучше многих, которую так мистически описал. История бы была странной, если бы была написана кем-то другим. В данном случае достаточно упомянуть лишь фамилию автора.

Пятнадцать звезд и бутылка рому сверху. Светлого.

Остров Детства. Вот он - всегда светлый, добрый, лучистый, с абрикосовыми деревьями. Плывешь ли куда-то, тонешь ли, дрейфуешь в проруби - на остров Детства ты всегда можешь вернуться. Там всегда ждут друзья, они тебе искренне рады. Но на этот Остров кое-кого лучше высадить сразу и навсегда, чем топить его уже потом на вполне взрослой глубине. Куда лучше образы некоторых авторов оставить в своей памяти чистыми, детскими, незапятнанными. Вот, ты подплываешь и они машут своими разномастными шляпами издали. Здравствуйте, дорогие друзья детства, Теодор Драйзер, Джек Лондон, Майн Рид, Рафаэль Сабатини, Эмилио Сальгари. Примите еще в свои ряды Фенимора Купера. Конан-Дойль? Ну, что вы. Плывет дальше. Пристли тоже. И Ремарк. Ну и что, что весь прочитан. В перечитывании особый смак. Ах да, простите, попросите господина Стивенсона на борт. За ним-то мы и приплыли.

Когда я просмотрел список прочитанного у любимого Стивенсона (впрочем, а у кого он не любимый), то пришел в ужас. Пять произведений! И это при том, что собрание сочинений демонстративно стояло в дефицитные книжные годы на самом видном месте. Справедливости ради следовало бы заметить, что основные тяготы чтения легли на второй том, он выделялся на общем фоне своей потрепанностью, ибо заключал в себе "Остров сокровищ" и "Черную стрелу". Остальное же или было читано по одному разу, или было оставлено на черный день. В результате со Стивенсоном в детстве произошло тоже самое, что сейчас происходит с Диккенсом. Мне жалко его читать. Что делать, если он кончится?

"Странная история доктора Джекила и мистера Хайда" даже не короткая повесть, а большой рассказ - венец творчества Роберта Льюиса Стивнсона. Можно даже не предполагать, а утверждать, что таковым бы он не являлся, если бы судьба была более благосклонна к замечательному автору и его жизненный путь не прервался во цвете лет. Тема двойственного союза доктора Джекила и мистера Хайда настолько глубока, многогранна и объемна, что будет актуальна всегда и во все времена. Приписывать этому произведению лишь одни мистические корни было бы чрезмерным упрощением и вызывает некоторое недоумение тот факт, что "Странная история" не стоит на одних полках с признанными мэтрами мировой классической прозы. Связано это прежде всего с тем, что время и читатели нарекли Стивенсона писателем для детей и юношества, автором приключенческих романов.

Почему это так? Вряд ли сам Стивенсон ориентировался на подобную аудиторию, поэтому корни ответа на этот вопрос следует искать в самой личности автора. И действительно, нечто лирическое из-под пера Роберта Льюиса выглядело бы несколько неестественно, но такие вещи как схватки с пиратами, лесные охоты, поединки, любой другой экшн, требующий недюжинной фантазии и концентрации волевых усилий - это именно то, что всегда привлекало читателей. И, хотя на войне чаще всего четко разделается свой и чужой, белое и черное (все это является ярким признаком детского произведения), мы хорошо помним неоднозначные образы очаровательного Сильвера или мастера Хэтча из "Черной стрелы", которым просто невозможно не симпатизировать. У каждого автора свои сильные и слабые стороны. Похожим путем сейчас, вслед за Робертом Льюисом идет Джоан Роулинг. Пройдет время и, дай бог, читательская община забудет ее невнятные эксперименты, навсегда вписав ее в мировую историю литературы как писательницу для детей и юношества.

Доктора Джекила и мистера Хайда было бы недостаточно только сравнивать, делая упор на том, что в человека мы превращаемся лишь тогда, когда над нами властвуют не только одни животные инстинкты. Все мы изображаем в этой жизни кого-то другого, играем какую-то роль в своей пьесе жизни, стараемся казаться лучше в чужих и собственных глазах. Наш личный мистер Хайд всего лишь затаился и ждет своего часа. "Эффект Джекила", свойственен на разных уровнях только общей недоразвитой массе. Пример доброго и вечного искусно используется истинными Хайдами, которые пускают в дело это свойство обучаемости народа в своих личных корыстных целях. В идеале человек развитый приходит к собственным понятиям и на него больше не влияют ханжеские тиски общества и ограничения. Природу добра и зла рассматривать не буду - это слишком банально.

Если углубиться в дальнейшие дебри этого необъятного произведения, то можно бы было сделать много выводов о проблемах воспитания детей и формировании у них личности Джекила и личности Хайда. Не думаю, что злобный образ Хайда все же является потаенным желанием самого Стивенсона и он воплотил в нем все то, что не смог получить в реальной жизни. Скорее, он, со свойственной ему проницательностью, просто видел и чувствовал ту самую грань лучше многих, которую так мистически описал. История бы была странной, если бы была написана кем-то другим. В данном случае достаточно упомянуть лишь фамилию автора.

Пятнадцать звезд и бутылка рому сверху. Светлого.

Детство… счастливое детство…
Есть у него свои картинки, увидев которые, нахлынет сладкая невозможная ностальгия. Есть свои звуки, свой вкус, свои ощущения. И есть слова, слова, которые завораживают и наполняют душу навсегда утраченным теплом. Таких слов может быть много, они могут составлять особые группы, привязанные к конкретным воспоминаниям.

У меня есть одна такая группа, состоящая из дорогих сердцу имен, названий и предметов: Джим Хокинс, Джон Сильвер, сундук мертвеца, Трелони, Испаньола, бутылка рома, Ливси, Адмирал Бенбоу, черная метка, Бен Ганн, капитан Флинт, пиастры, Билли Бонс, остров Сокровищ…

Когда я слышу или даже мысленно произношу эти слова, я снова оказываюсь в плену той беззаботной детской увлеченности, которая завладела мной – десятилетним мальчишкой, когда мне в руки попал этот ни с чем не сравнимый роман Стивенсона. Помнится, я поставил тогда свой личный на тот момент рекорд скорочтения, два или три дня я мчался из школы бегом домой и снова погружался в бездну приключений, забывая о заданных домашних работах.

А потом я перерыл две библиотеки – школьную и сельскую – в поисках приключений, и пережил бездну разочарований, потому что все книги, попадавшиеся после этой, были не такие увлекательные. Ждать нового эмоционального погружения пришлось 3-4 года, что-то подобное произошло при встрече с «жюльверновскими» «Пятнадцатилетним капитаном» и «Детьми капитана Гранта».

Что же касается «Острова Сокровищ», то я твердо уверен, для того, чтобы эта книга стала по-настоящему дорогой, её нужно успеть прочитать до 15 лет, и тогда очарование пиратского романа будет сопровождать тебя всю жизнь. В более позднем возрасте она тоже может показаться вполне занятной, но вот влюбленность в неё далеко не гарантирована.

Хотелось бы еще пару слов о кинематографе :) Мне несказанно повезло, что книга мне попалась раньше, чем я увидел наши советские экранизации 1937 и 1971 годов, а до трехсерийной версии 1982 года оставалось еще целых 7 лет. Образы главных героев, которые создал мой мозг самостоятельно, оказались для меня намного ярче и богаче, чем предложенные кинорежиссерами и артистами. Особенно это касалось Долговязого Джона, ни в одной экранизации он не похож на того пирата, каким увидел когда-то его я.
Вообще, это первый отрицательный герой в моей читательской биографии, которого я полюбил не меньше, чем положительных участников событий. Помню, как я обрадовался, когда Бен Ганн помог бежать Окорку до прибытия в Англию.

Так что, можно сказать, что приключенческий роман Стивенсона стал первым источником, который зародил в моем сознании мысли о неотделимости добра от зла, о их единой природе. Конечно, до философского понимания здесь не доходит, но этого и не требуется от художественной литературы относительно легкого жанра, зато происходит эмоциональное принятие этого факта.

Хотя, насчет философского понимания, возможно, я поторопился, отказав роману в этом. Кое-кто, кто поумнее меня будут, его в книге таки нашли; в 1997 в издательстве Пермского университета вышла, не знаю уж какая – кандидатская или докторская, работа, посвященная философским аспектам развития сюжета романа «Остров Сокровищ».

Думаю, обмывая успешную защиту, профессора и доценты с неподдельной радостью распевали за праздничным столом: «Пятнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо, и бутылка рома…»

Детство… счастливое детство…
Есть у него свои картинки, увидев которые, нахлынет сладкая невозможная ностальгия. Есть свои звуки, свой вкус, свои ощущения. И есть слова, слова, которые завораживают и наполняют душу навсегда утраченным теплом. Таких слов может быть много, они могут составлять особые группы, привязанные к конкретным воспоминаниям.

У меня есть одна такая группа, состоящая из дорогих сердцу имен, названий и предметов: Джим Хокинс, Джон Сильвер, сундук мертвеца, Трелони, Испаньола, бутылка рома, Ливси, Адмирал Бенбоу, черная метка, Бен Ганн, капитан Флинт, пиастры, Билли Бонс, остров Сокровищ…

Когда я слышу или даже мысленно произношу эти слова, я снова оказываюсь в плену той беззаботной детской увлеченности, которая завладела мной – десятилетним мальчишкой, когда мне в руки попал этот ни с чем не сравнимый роман Стивенсона. Помнится, я поставил тогда свой личный на тот момент рекорд скорочтения, два или три дня я мчался из школы бегом домой и снова погружался в бездну приключений, забывая о заданных домашних работах.

А потом я перерыл две библиотеки – школьную и сельскую – в поисках приключений, и пережил бездну разочарований, потому что все книги, попадавшиеся после этой, были не такие увлекательные. Ждать нового эмоционального погружения пришлось 3-4 года, что-то подобное произошло при встрече с «жюльверновскими» «Пятнадцатилетним капитаном» и «Детьми капитана Гранта».

Что же касается «Острова Сокровищ», то я твердо уверен, для того, чтобы эта книга стала по-настоящему дорогой, её нужно успеть прочитать до 15 лет, и тогда очарование пиратского романа будет сопровождать тебя всю жизнь. В более позднем возрасте она тоже может показаться вполне занятной, но вот влюбленность в неё далеко не гарантирована.

Хотелось бы еще пару слов о кинематографе :) Мне несказанно повезло, что книга мне попалась раньше, чем я увидел наши советские экранизации 1937 и 1971 годов, а до трехсерийной версии 1982 года оставалось еще целых 7 лет. Образы главных героев, которые создал мой мозг самостоятельно, оказались для меня намного ярче и богаче, чем предложенные кинорежиссерами и артистами. Особенно это касалось Долговязого Джона, ни в одной экранизации он не похож на того пирата, каким увидел когда-то его я.
Вообще, это первый отрицательный герой в моей читательской биографии, которого я полюбил не меньше, чем положительных участников событий. Помню, как я обрадовался, когда Бен Ганн помог бежать Окорку до прибытия в Англию.

Так что, можно сказать, что приключенческий роман Стивенсона стал первым источником, который зародил в моем сознании мысли о неотделимости добра от зла, о их единой природе. Конечно, до философского понимания здесь не доходит, но этого и не требуется от художественной литературы относительно легкого жанра, зато происходит эмоциональное принятие этого факта.

Хотя, насчет философского понимания, возможно, я поторопился, отказав роману в этом. Кое-кто, кто поумнее меня будут, его в книге таки нашли; в 1997 в издательстве Пермского университета вышла, не знаю уж какая – кандидатская или докторская, работа, посвященная философским аспектам развития сюжета романа «Остров Сокровищ».

Думаю, обмывая успешную защиту, профессора и доценты с неподдельной радостью распевали за праздничным столом: «Пятнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо, и бутылка рома…»

Детство… счастливое детство…
Есть у него свои картинки, увидев которые, нахлынет сладкая невозможная ностальгия. Есть свои звуки, свой вкус, свои ощущения. И есть слова, слова, которые завораживают и наполняют душу навсегда утраченным теплом. Таких слов может быть много, они могут составлять особые группы, привязанные к конкретным воспоминаниям.

У меня есть одна такая группа, состоящая из дорогих сердцу имен, названий и предметов: Джим Хокинс, Джон Сильвер, сундук мертвеца, Трелони, Испаньола, бутылка рома, Ливси, Адмирал Бенбоу, черная метка, Бен Ганн, капитан Флинт, пиастры, Билли Бонс, остров Сокровищ…

Когда я слышу или даже мысленно произношу эти слова, я снова оказываюсь в плену той беззаботной детской увлеченности, которая завладела мной – десятилетним мальчишкой, когда мне в руки попал этот ни с чем не сравнимый роман Стивенсона. Помнится, я поставил тогда свой личный на тот момент рекорд скорочтения, два или три дня я мчался из школы бегом домой и снова погружался в бездну приключений, забывая о заданных домашних работах.

А потом я перерыл две библиотеки – школьную и сельскую – в поисках приключений, и пережил бездну разочарований, потому что все книги, попадавшиеся после этой, были не такие увлекательные. Ждать нового эмоционального погружения пришлось 3-4 года, что-то подобное произошло при встрече с «жюльверновскими» «Пятнадцатилетним капитаном» и «Детьми капитана Гранта».

Что же касается «Острова Сокровищ», то я твердо уверен, для того, чтобы эта книга стала по-настоящему дорогой, её нужно успеть прочитать до 15 лет, и тогда очарование пиратского романа будет сопровождать тебя всю жизнь. В более позднем возрасте она тоже может показаться вполне занятной, но вот влюбленность в неё далеко не гарантирована.

Хотелось бы еще пару слов о кинематографе :) Мне несказанно повезло, что книга мне попалась раньше, чем я увидел наши советские экранизации 1937 и 1971 годов, а до трехсерийной версии 1982 года оставалось еще целых 7 лет. Образы главных героев, которые создал мой мозг самостоятельно, оказались для меня намного ярче и богаче, чем предложенные кинорежиссерами и артистами. Особенно это касалось Долговязого Джона, ни в одной экранизации он не похож на того пирата, каким увидел когда-то его я.
Вообще, это первый отрицательный герой в моей читательской биографии, которого я полюбил не меньше, чем положительных участников событий. Помню, как я обрадовался, когда Бен Ганн помог бежать Окорку до прибытия в Англию.

Так что, можно сказать, что приключенческий роман Стивенсона стал первым источником, который зародил в моем сознании мысли о неотделимости добра от зла, о их единой природе. Конечно, до философского понимания здесь не доходит, но этого и не требуется от художественной литературы относительно легкого жанра, зато происходит эмоциональное принятие этого факта.

Хотя, насчет философского понимания, возможно, я поторопился, отказав роману в этом. Кое-кто, кто поумнее меня будут, его в книге таки нашли; в 1997 в издательстве Пермского университета вышла, не знаю уж какая – кандидатская или докторская, работа, посвященная философским аспектам развития сюжета романа «Остров Сокровищ».

Думаю, обмывая успешную защиту, профессора и доценты с неподдельной радостью распевали за праздничным столом: «Пятнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо, и бутылка рома…»

Детство… счастливое детство…
Есть у него свои картинки, увидев которые, нахлынет сладкая невозможная ностальгия. Есть свои звуки, свой вкус, свои ощущения. И есть слова, слова, которые завораживают и наполняют душу навсегда утраченным теплом. Таких слов может быть много, они могут составлять особые группы, привязанные к конкретным воспоминаниям.

У меня есть одна такая группа, состоящая из дорогих сердцу имен, названий и предметов: Джим Хокинс, Джон Сильвер, сундук мертвеца, Трелони, Испаньола, бутылка рома, Ливси, Адмирал Бенбоу, черная метка, Бен Ганн, капитан Флинт, пиастры, Билли Бонс, остров Сокровищ…

Когда я слышу или даже мысленно произношу эти слова, я снова оказываюсь в плену той беззаботной детской увлеченности, которая завладела мной – десятилетним мальчишкой, когда мне в руки попал этот ни с чем не сравнимый роман Стивенсона. Помнится, я поставил тогда свой личный на тот момент рекорд скорочтения, два или три дня я мчался из школы бегом домой и снова погружался в бездну приключений, забывая о заданных домашних работах.

А потом я перерыл две библиотеки – школьную и сельскую – в поисках приключений, и пережил бездну разочарований, потому что все книги, попадавшиеся после этой, были не такие увлекательные. Ждать нового эмоционального погружения пришлось 3-4 года, что-то подобное произошло при встрече с «жюльверновскими» «Пятнадцатилетним капитаном» и «Детьми капитана Гранта».

Что же касается «Острова Сокровищ», то я твердо уверен, для того, чтобы эта книга стала по-настоящему дорогой, её нужно успеть прочитать до 15 лет, и тогда очарование пиратского романа будет сопровождать тебя всю жизнь. В более позднем возрасте она тоже может показаться вполне занятной, но вот влюбленность в неё далеко не гарантирована.

Хотелось бы еще пару слов о кинематографе :) Мне несказанно повезло, что книга мне попалась раньше, чем я увидел наши советские экранизации 1937 и 1971 годов, а до трехсерийной версии 1982 года оставалось еще целых 7 лет. Образы главных героев, которые создал мой мозг самостоятельно, оказались для меня намного ярче и богаче, чем предложенные кинорежиссерами и артистами. Особенно это касалось Долговязого Джона, ни в одной экранизации он не похож на того пирата, каким увидел когда-то его я.
Вообще, это первый отрицательный герой в моей читательской биографии, которого я полюбил не меньше, чем положительных участников событий. Помню, как я обрадовался, когда Бен Ганн помог бежать Окорку до прибытия в Англию.

Так что, можно сказать, что приключенческий роман Стивенсона стал первым источником, который зародил в моем сознании мысли о неотделимости добра от зла, о их единой природе. Конечно, до философского понимания здесь не доходит, но этого и не требуется от художественной литературы относительно легкого жанра, зато происходит эмоциональное принятие этого факта.

Хотя, насчет философского понимания, возможно, я поторопился, отказав роману в этом. Кое-кто, кто поумнее меня будут, его в книге таки нашли; в 1997 в издательстве Пермского университета вышла, не знаю уж какая – кандидатская или докторская, работа, посвященная философским аспектам развития сюжета романа «Остров Сокровищ».

Думаю, обмывая успешную защиту, профессора и доценты с неподдельной радостью распевали за праздничным столом: «Пятнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо, и бутылка рома…»

Остров Детства. Вот он - всегда светлый, добрый, лучистый, с абрикосовыми деревьями. Плывешь ли куда-то, тонешь ли, дрейфуешь в проруби - на остров Детства ты всегда можешь вернуться. Там всегда ждут друзья, они тебе искренне рады. Но на этот Остров кое-кого лучше высадить сразу и навсегда, чем топить его уже потом на вполне взрослой глубине. Куда лучше образы некоторых авторов оставить в своей памяти чистыми, детскими, незапятнанными. Вот, ты подплываешь и они машут своими разномастными шляпами издали. Здравствуйте, дорогие друзья детства, Теодор Драйзер, Джек Лондон, Майн Рид, Рафаэль Сабатини, Эмилио Сальгари. Примите еще в свои ряды Фенимора Купера. Конан-Дойль? Ну, что вы. Плывет дальше. Пристли тоже. И Ремарк. Ну и что, что весь прочитан. В перечитывании особый смак. Ах да, простите, попросите господина Стивенсона на борт. За ним-то мы и приплыли.

Когда я просмотрел список прочитанного у любимого Стивенсона (впрочем, а у кого он не любимый), то пришел в ужас. Пять произведений! И это при том, что собрание сочинений демонстративно стояло в дефицитные книжные годы на самом видном месте. Справедливости ради следовало бы заметить, что основные тяготы чтения легли на второй том, он выделялся на общем фоне своей потрепанностью, ибо заключал в себе "Остров сокровищ" и "Черную стрелу". Остальное же или было читано по одному разу, или было оставлено на черный день. В результате со Стивенсоном в детстве произошло тоже самое, что сейчас происходит с Диккенсом. Мне жалко его читать. Что делать, если он кончится?

"Странная история доктора Джекила и мистера Хайда" даже не короткая повесть, а большой рассказ - венец творчества Роберта Льюиса Стивнсона. Можно даже не предполагать, а утверждать, что таковым бы он не являлся, если бы судьба была более благосклонна к замечательному автору и его жизненный путь не прервался во цвете лет. Тема двойственного союза доктора Джекила и мистера Хайда настолько глубока, многогранна и объемна, что будет актуальна всегда и во все времена. Приписывать этому произведению лишь одни мистические корни было бы чрезмерным упрощением и вызывает некоторое недоумение тот факт, что "Странная история" не стоит на одних полках с признанными мэтрами мировой классической прозы. Связано это прежде всего с тем, что время и читатели нарекли Стивенсона писателем для детей и юношества, автором приключенческих романов.

Почему это так? Вряд ли сам Стивенсон ориентировался на подобную аудиторию, поэтому корни ответа на этот вопрос следует искать в самой личности автора. И действительно, нечто лирическое из-под пера Роберта Льюиса выглядело бы несколько неестественно, но такие вещи как схватки с пиратами, лесные охоты, поединки, любой другой экшн, требующий недюжинной фантазии и концентрации волевых усилий - это именно то, что всегда привлекало читателей. И, хотя на войне чаще всего четко разделается свой и чужой, белое и черное (все это является ярким признаком детского произведения), мы хорошо помним неоднозначные образы очаровательного Сильвера или мастера Хэтча из "Черной стрелы", которым просто невозможно не симпатизировать. У каждого автора свои сильные и слабые стороны. Похожим путем сейчас, вслед за Робертом Льюисом идет Джоан Роулинг. Пройдет время и, дай бог, читательская община забудет ее невнятные эксперименты, навсегда вписав ее в мировую историю литературы как писательницу для детей и юношества.

Доктора Джекила и мистера Хайда было бы недостаточно только сравнивать, делая упор на том, что в человека мы превращаемся лишь тогда, когда над нами властвуют не только одни животные инстинкты. Все мы изображаем в этой жизни кого-то другого, играем какую-то роль в своей пьесе жизни, стараемся казаться лучше в чужих и собственных глазах. Наш личный мистер Хайд всего лишь затаился и ждет своего часа. "Эффект Джекила", свойственен на разных уровнях только общей недоразвитой массе. Пример доброго и вечного искусно используется истинными Хайдами, которые пускают в дело это свойство обучаемости народа в своих личных корыстных целях. В идеале человек развитый приходит к собственным понятиям и на него больше не влияют ханжеские тиски общества и ограничения. Природу добра и зла рассматривать не буду - это слишком банально.

Если углубиться в дальнейшие дебри этого необъятного произведения, то можно бы было сделать много выводов о проблемах воспитания детей и формировании у них личности Джекила и личности Хайда. Не думаю, что злобный образ Хайда все же является потаенным желанием самого Стивенсона и он воплотил в нем все то, что не смог получить в реальной жизни. Скорее, он, со свойственной ему проницательностью, просто видел и чувствовал ту самую грань лучше многих, которую так мистически описал. История бы была странной, если бы была написана кем-то другим. В данном случае достаточно упомянуть лишь фамилию автора.

Пятнадцать звезд и бутылка рому сверху. Светлого.

Еще один захватывающий роман Стивенсона. Так получилось, что я читал его в юности, и тогда он не произвел на меня должного впечатления, помню, что мучил его довольно долго и, скажу больше, я напрочь забыл о чем эта книга. Поэтому, когда я взялся её перечитывать, то читал как в первый раз. И скажу, что этот "первый раз" оказался намного продуктивнее - книга зашла на ура!

История вражды и противостояния двух братьев интригует с самого начала и не отпускает до финала. Сам автор отсылает читателя к библейскому сюжету об Исаве и Иакове, помните знаменитую легенду о чечевичной похлёбке и покупке первородства. Стивенсон раза три-четыре на протяжении текста романа упоминает о библейском противостоянии, но мне это сравнение не кажется достаточно корректным, все же Иаков обманул старшего брата и отца, а вот Генри Дэррисдир, который ассоциируется с Иаковом, никого не обманывал.

Ситуация сложилась таким образом, что для того, чтобы родовое поместье осталось во владении семьи, один из братьев должен был выступить на стороне мятежного принца Чарльза, а другой остаться в рядах роялистов. Младший брат Генри (Иаков) выказал готовность рискнуть и отправиться в лагерь якобитов, но старший Джеймс (Исав) предложил довериться жребию. Судьба распорядилась таким образом, что восстание потерпело поражение, старший брат оказался вне закона, а младший унаследовал поместье и титул. Но обмана во всем этом не было ни на грамм, поэтому сравнение с Исавом и Иаковом кажется мне надуманным.

Ну а дальше разворачивается напряженное психологическое противостояние между двумя братьями, в которое оказываются втянутыми невеста Джеймса, которая стала женой Генри, отец братьев, дети Генри, и управитель поместья Эфраим Маккеллар, от лица которого и ведется повествование.

Братья оказываются совершенно разными, младший Генри честен и благороден, но довольно сер и незаметен, старший Джеймс, наоборот, безумно ярок и талантлив, но совершенно лишен положительных морально-этических качеств. Противостояние между братьями достагает настолько крепкого накала, что случается неизбежная в таких обстоятельствах дуэль, но раненому Джеймсу чудом удается выжить.

В описании братьев и их соперничества Стивенсон проявляет себя как довольно искусный мастер психологической прозы, характеры братьев показаны в динамике. И, если образ Джеймса кажется более стабильным на протяжении романа, то Генри на пути к финалу преображается почти до неузнаваемости.

В финале романа события перемещаются в Вест-Индию, другими словами, в Северную Америку. Последние главы очень эффектные, в них появляются свойственные для Стивенсона пиратские мотивы, хотя дело происходит в окрестных лесах Олбани. Кроме пиратских мотивов появляются и детективные ноты и даже мистические, их носителем становится преданный Джеймсу слуга Секундра Дасс, вывезенный хозяином из Ост-Индии. Тут можно запутаться - Вест-Индия и Ост-Индия, индийцы и индейцы. Но что же делать, если британцы подчинили своей короне так много Индий, зато припеваючи жили за их счет, да и до сих пор могущество Великобритании во многом зиждется на богатствах, выкачанных из колоний. Ну, да ладно, это слова из совсем другой песни.

Кстати, финальные события романа разворачиваются в 1757 году, а это значит, что почти в то же самое время где-то поблизости - в той же самой провинции Нью-Йорк (время штатов еще не пришло), происходили события, описанные другим классиком приключенческой литературы - Фенимором Купером - в его романе "Последний из могикан". Так что Соколиный Глаз и Чингачгук были литературными современниками братьев Дэррисдиров, и можно даже пофантазировать на тему о том, как они могли пересечься в тех краях.

Но, в любом случае, братья уже не выбрались из этих лесов, старший перехитрил самого себя, слишком понадеявшись на хитроумные йогические технологии Секундры Дасса, но в Вест-Индии приемы из Ост-Индии работали плохо, а у младшего просто не выдержало сердце, ослабленное алкологем, к которому он пристастился, чтобы хоть как-то снимать неизбежный стресс.

Взаимная ненависть уничтожила братьев, но род не погиб, у Генри остался сын, которому суждено продолжить древний шотландский род, но кто победит в Александере - смиренный родной отец или талантливый мятежный дядя - не ясно. Маккеллар несколько раз за роман сетует, что Генри, сам того не желая, растит из сына копию брата - избалованного и не знающего ни в чем отказа. Так в романе пробиваются нотки повести про Джэкила и Хайда, написанной за 4 года до того.

Яркий образчик раннего Стивенсона, который вполне можно отнести к направлению неоромантизма. Здесь чувствуется и влияние Байрона, и Фенимора Купера. Артур Конан Дойль очень высоко оценил повесть и назвал её «высшим достижением стивенсоновского гения». Сам автор, хотя и был в некоторой степени критично настроен по отношению к своему произведению, все же гордился им, о чем говорит, сказанная им фраза о повести: "Конечно, работа плотницкая, но добротная".

Перед читателями предстают два образчика романтиков-одиночек, связанных некогда дружбой. Один из них - Норсмор, хозяин пресловутого "Дома на дюнах", резкий и грубый тип, за внешним благородством которого прячутся далеко не самые приятные черты характера. Другой - рассказчик Кессилис - более мягкий и более романтично настроенный герой, мечтающий о вольной жизни свободного цыгана.

Эта погоня за вольницей и приводит его к шотландским дюнам на берегу Северного моря, где и разыгрывается основные действия повести. Я не буду касаться сюжета, дабы не отбивать охоту к чтению у тех, кто захочет сам ознакомиться с повестью, скажу только, что автор исследует проблемы дружбы, любви, благородства. На страницах повести возникает любовный треугольник, внося в неё в какой-то степени водевильную струю.

А еще на страницах книги обозначается тема освободительной борьбы итальянского народа, поскольку на севере Шотландии, по целому ряду обстоятельств, главным героям предстоит встретиться с итальянскими карбонариями. Надо сказать, что тема итальянских борцов за независимость не однажды всплывала в английской литературе, самым ярким примером её воплощения стал роман Войнич "Овод".

И один из двух героев - мятущийся Норсмор, уподобляясь байроновскому Чайльд-Гарольду, уступив в любовном споре, отправляется "в революцию", вступив в ряды тех самых итальянских бунтарей, и закончил, пав на поле боя под знаменами Гарибальди. А, получивший сердце и руку прекрасной Клары, несостоявшийся "цыган" Кессилис отрекся от романтических устремлений, превратившись в примерного семьянина - романтика ячейки общества оказалась сильнее.

Безобразие!? Такое бывает, что поделать?
Сразу предупрежу всех: читайте только аннотацию к книге, она достойная и расскажет столько, чтобы заинтересовать, а вот рецензии, к сожалению, оказались лишние.
Уверен, что люди, когда писали мнение о книге не планировали спойлерить, но почти в каждой про саму суть в общем-то и написано!
(Сейчас вбил название книги, открыл картинки и тоже сразу всё понятно становится, поэтому и картинки не смотрите)
Поэтому я сразу понял кто, что и почему и уже просто дочитывал книгу, наслаждаясь слогом автора, невероятной интригой (для того времени уж точно) и очень глубоким и интересным рассуждением о нашей жизни.
Атмосферой книга напомнила мне Герберт Уэллс - Человек-невидимка , но лучше.
Всё было хорошо, кроме того, что всё было понятно.
А здесь всё же загадка и интрига во главе произведения!
Ну ничего, будет для меня уроком и жизненным опытом. Чуточку, самую малость, но стал мудрее)
У меня всё. Спасибо за внимание!