Было около шести часов майского утра, когда Дик на обратном пути домой подъехал к болоту. Небо было совершенно синим; веселый ветер дул шумно и ровно; колеса ветряных мельниц вертелись, а ивы над болотом колыхались и белели, словно нива. Дик провел целую ночь в седле, но у него были бодрый дух и здоровое тело, поэтому он продолжал ехать очень весело.
Дорожка опускалась все ниже и ниже к болоту, пока он не потерял из виду всех отличительных примет, кроме ветряной мельницы в Кеттли на холме позади и верхушек Тонсталлского леса далеко впереди.
С обеих сторон тянулись большие поля, покрытые колыхаемым ветром тростником и ивами, лужи воды, волновавшейся от ветра, и изменнические, зеленые, как изумруд, топи, завлекавшие путешественника и обманывавшие его. Дорожка шла почти прямо через болото. Она была очень древняя – ее проложили еще римские солдаты. С течением времени она опустилась во многих местах и лежала там и сям под стоячими водами болота.
Приблизительно в миле от Кеттли Дик подъехал к такому месту дорожки, где разбросанные в виде островков тростники и ивы сбивали с толку путешественника. К тому же глубокая топь в этом месте была глубже, чем в других; всякий не знакомый с этим местом легко мог попасть в беду, и Дик с некоторым угрызением совести вспомнил о юноше, которому он дал такие неясные указания. Что касается его самого, то одного взгляда назад, туда, где вертевшиеся крылья ветряной мельницы чернели на синем небе, другого вперед – на верхушки тонсталлского леса – было совершенно достаточно для того, чтобы ехать прямо и спокойно, словно по большой дороге, хотя вода омывала ноги его лошади до колен.
На полдороге, когда он уже увидел сухую дорожку, подымавшуюся высоко на другой стороне, он вдруг услышал сильный всплеск воды направо от себя и заметил серую лошадь, провалившуюся по брюхо в тину и отчаянно бившуюся. Как будто почувствовав приближение помощи, бедное животное громко заржало. Конь поводил налившимися кровью, обезумевшими от ужаса глазами; он барахтался в трясине, и тучи насекомых подымались в воздух и жужжали над ним.
«Увы! – подумал Дик. – Неужели бедный юноша погиб? Это, наверное, его славный серый конь. Ну, товарищ, ты зовешь меня так жалостно, что я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе. Не оставлю тебя тонуть дюйм за дюймом!»
Он натянул арбалет и пустил стрелу в голову животного.
После такого грубого акта милосердия Дик поехал дальше уже не столь веселым. Он пристально вглядывался во все окружающее, ища следы своего менее счастливого предшественника.
«Если бы я как следует указал ему дорогу… – смекнул он. – А теперь он, пожалуй, погиб в болоте».
Только он подумал об этом, как чей-то голос окликнул его со стороны плотины. Обернувшись, он увидел лицо мальчика, выглядывавшего из-за тростника.
– Вы здесь? – сказал он, останавливая лошадь. – Вы лежали среди тростника так, что я не заметил вас, когда проехал мимо. Я видел вашу лошадь – ее затянуло в трясину, и я избавил ее от мучений. Право, вы должны были бы сами сделать это, если бы были милосердным всадником. Но выходите из своего убежища. Тут никто не потревожит вас.
– Добрый мальчик, у меня нет оружия, да если бы и было, я не умею управляться с ним, – ответил юноша, выходя на дорожку.
– Зачем вы называете меня мальчиком? – крикнул Дик. – Я не думаю, чтобы вы были старшим из нас двоих.
– Добрый мастер Шелтон, – сказал незнакомец, – пожалуйста, простите меня. У меня не было ни малейшего желания обидеть вас. Скорее я буду молить вас о доброте и милости, потому что мне приходится теперь хуже, чем когда-нибудь, так как я потерял дорогу, плащ и мою бедную лошадь. У меня есть хлыст и шпоры, но нет лошади, на которой можно было бы сидеть. А главное, – прибавил он, грустно оглядывая свою одежду, – главное, неприятно быть так страшно выпачканным!
– Вздор! – крикнул Дик. – Неужели стоит обращать внимание на то, что выкупался? Кровь из раны или пыль путешествия – все это только украшает мужчину.
– Ну, тогда он больше нравится мне некрасивым, – заметил юноша. – Но, пожалуйста, скажите, что мне делать? Помогите мне советом, добрый мастер Ричард. Если я не доберусь благополучно до Холивуда, то погибну.
– Ну, – сказал Дик, сходя с лошади. – Я дам тебе кое-что лучше совета. Возьми-ка мою лошадь, а я побегу рядом, а когда я устану, мы поменяемся местами. Таким образом мы скоро доберемся до нашей цели.
Дик остановил свою лошадь. Мальчик сел на нее, и они отправились вперед настолько быстро, насколько дозволяла неровная плотина. Дик шел рядом с лошадью, положа руку на колено всадника.
– Как тебя зовут? – спросил Дик.
– Зови меня Джоном Мэтчемом, – ответил юноша.
– А что у тебя за дела в Холивуде? – продолжал Дик.
– Ищу убежища от притесняющего меня человека, – был ответ. – Добрый аббат Холивудский – сильная опора слабых.
– А как же ты очутился с сэром Дэниелом, мастер Мэтчем? – продолжал расспрашивать Дик.
– Благодаря насилию! – сказал юноша. – Он взял меня силой из моего дома, одел в эту одежду, заставил ехать, пока мне не сделалось дурно, насмехался так, что я чуть не заплакал; а когда некоторые из моих друзей погнались, чтобы отнять меня, он поставил меня в задний ряд так, чтобы их стрелы могли попасть в меня! Я даже был контужен в ногу и хромаю. Ну, да настанет день Суда над ним, поплатится он за все!
– Неужели ты думаешь, что из детского лука можно выстрелить в луну? – сказал Дик. – Он храбрый рыцарь и рука у него железная. Если он узнает, что я устроил твой побег или принял участие в нем, мне плохо придется.
– Ах, бедный мальчик, – возразил юноша, – я знаю, что он твой опекун. И мой также, по его словам, или он купил право на устройство моего брака – не знаю точно, но только у него есть какой-то повод иметь власть надо мной.
– Опять «мальчик»! – сказал Дик.
– Ну, так звать мне тебя девочкой, добрый Ричард? – спросил Мэтчем.
– Только не девочкой, – возразил Дик. – Я ненавижу всех их.
– Ты говоришь, как мальчик, – заметил его спутник. – А думаешь о них больше, чем сознаешься.
– Ну уж нет! – решительно проговорил Дик. – Они и в голову мне не приходят. Черт их побери! Дайте мне охотиться, сражаться, пировать и жить с веселыми обитателями лесов! Я никогда не слыхал, чтобы девушка могла быть годна на что-либо… Впрочем, кроме одной, да и ее, бедняжку, сожгли как ведьму за то, что она вопреки природе носила мужское платье.
Мастер Мэтчем набожно перекрестился и, по-видимому, прочел молитву.
– Что ты делаешь? – спросил Дик.
– Я молюсь за ее душу, – ответил Мэтчем.
– За душу ведьмы? – вскрикнул Дик. – Впрочем, помолись за нее, если угодно. Она была лучшей девушкой в Европе, эта Жанна д’Арк. Старый стрелок Эппльярд рассказывал, что он бежал от нее, как от нечистой силы. Да, она была храброй девушкой.
– Ну, добрый мастер Ричард, – вернулся Мэтчем к прежнему разговору, – ты ненастоящий мужчина, если так сильно не любишь девушек, потому что Бог нарочно создал людей попарно и послал в мир истинную любовь для ободрения мужчин и утешения женщин.
– Фу! – сказал Дик. – Ты – дитя, молокосос, коль обращаешь такое внимание на женщин. А если ты считаешь, что я ненастоящий мужчина, то сойди на дорогу – и я докажу тебе, что я мужчина, чем угодно: кулаками, мечом или стрелой.
– Я вовсе не боец, – поспешно проговорил Мэтчем. – Я не хотел обидеть тебя и просто пошутил. Если же я заговорил о женщинах, то потому лишь, что слышал, будто ты женишься.
– Я женюсь?! – вскрикнул Дик. – В первый раз слышу это! А на ком же я женюсь?
– На некой Джоанне Седли, – краснея, проговорил Мэтчем. – Это дело рук сэра Дэниела: за устройство этой свадьбы он рассчитывает получить с обеих сторон. А я слышал, что бедная девушка страшно огорчена мыслью об этом браке. Она, кажется, разделяет твое мнение, а может быть, жених неприятен ей.
– Ну, брак, что смерть, от него не уйдешь, – покорно проговорил Дик. – А она огорчается? Ну, посуди сам, что за бестолочи эти девушки – огорчается раньше, чем увидела меня! Отчего же я не огорчаюсь? Если я буду жениться, то уж точно с сухими глазами! Но если ты знаешь ее, то скажи, какова она? Красива или некрасива? Дурного характера или хорошего?
– А зачем тебе это? – сказал Мэтчем. – Если тебе надо жениться, то и женись. Не все ли равно, красива она или некрасива? Ведь это пустяки. Ты не молокосос, мастер Ричард, ведь ты женишься, не проронив ни слезинки.
– Хорошо сказано, – заметил Шелтон. – Мне это решительно все равно.
– Приятный муж будет у твоей жены, – сказал Мэтчем.
– У нее будет такой муж, какого пошлет ей Господь, – возразил Дик. – Я думаю, бывают и худшие, и лучшие.
– Ах, бедная девушка! – вскрикнул Джон.
– Почему уж такая бедная? – спросил Дик.
– Да потому, что ей придется выходить за человека, сделанного из дерева, – ответил его товарищ. – О, Боже мой, деревянный муж!
– А ведь я и в самом деле человек из дерева, – сказал Дик, – потому что плетусь пешком, а ты едешь на моей лошади. Но я думаю, что если я из дерева, то из хорошего.
– Прости меня, добрый Дик, – живо проговорил юноша. – Нет, ты добрейший человек в Англии. Я только пошутил. Прости меня, милый Дик.
– Ну, без глупостей, – возразил Дик, несколько смущенный горячностью своего товарища. – Ничего дурного не вышло. Я не обидчив, хвала святым!
В эту минуту ветер, дувший им в спину, донес до них резкие звуки трубы сэра Дэниела.
– Слушай! – сказал Дик. – Это звучит труба.
– Ах! – сказал Мэтчем. – Мое бегство открыто, а у меня нет лошади! – И он побледнел, как смерть.
– Ну, смелее! – сказал Дик. – Ты сильно обогнал их, и мы уже близко к перевозу. А вот у меня так действительно нет лошади.
– Увы, меня поймают! – вскричал беглец. – Мой добрый Дик, умоляю тебя, помоги мне!
– Ну что такое с тобой? – сказал Дик. – Мне кажется, я помогаю тебе очень усердно. Но мне жаль такого трусливого малого! Ну так слушай же, Джон Мэтчем, если твое имя действительно Джон Мэтчем: я, Ричард Шелтон, будь что будет, во что бы то ни стало доставлю тебя невредимым в Холивуд. Пусть святые поступят со мной так же, если я покину тебя. Ну, приободрись-ка, бледнолицый сэр. Дорога здесь лучше – пришпорь лошадь! Быстрее! Быстрее! Не обращай внимания на меня, я могу бежать, как олень.
Лошадь скакала крупной рысью, но Дик легко поспевал за ней. Таким образом они проехали остальную часть болота и добрались до хижины перевозчика на берегу реки.
О проекте
О подписке