Цитаты из книги «Шелкопряд»

с волнением предвкушала, что частица ее личности, ее жизни навеки останется в янтаре его прозы…

ностью она помогает ему доказать, что Леонора Куайн непричастна

мой несравненный редактор, верный сторонник и сам такой же «интроверт-интуит», как я. Спасибо за твою блестящую работу, за серьезное отношение ко всему, что важно, и за смешливое, как у меня, – ко всему остальному.

В свой монолог он то и дело вставлял выражения вроде «девяносто штук», «четверть ляма» и разворачивал каждую фразу, как зеркало, таким образом, чтобы показать себя в выгодном свете: получалось, что он самый умный и самый сообразительный, что дает сто очков вперед медлительным, туповатым,

Вам необходимо это знать. («Не говори: „Я должна с вами побеседовать“, – наставлял ее Страйк, или „У меня к вам несколько вопросов“. Всячески показывай, что этот разговор в ее интересах. Постарайся как можно дольше не называть себя, делай вид, что время не терпит, – пусть она решит, что твой приход выгоден ей самой. Просочись за порог, не дав ей опомниться. Называй ее по имени. Установи личный контакт. Не молчи».)

но в последнее время тяготевший к самопародии, оттесненный современниками, но избравший свой несовременный путь», – констатировала на первой полосе «Санди таймс», обещая волнующие подробности внутри: « Читать дальше, с. 10–11: „Подсказ

Мы любим не конкретного человека, мы любим свое об этом человеке. Очень мало кто это понимает и способен принять. Людьми движет слепая вера в свои созидательные способности. По большому счету любовь – это всегда любовь к себе.

Вне сомнения, есть люди, которым убивать легко и даже приятно: ему встречались и такие. Есть миллионы, специально обученные лишать жизни других: Страйк был из их числа. Люди убивают в силу обстоятельств: ради выгоды или в порядке самообороны, открывая в себе способность проливать чужую кровь, когда не видят другого выхода; но есть и такие, кто застывает на месте и даже под самым мощным нажимом не способен воспользоваться обстоятельствами, отстоять свою выгоду, нарушить последнее, великое табу.

Читатели нам нужны, – пробормотал Чард. – И желательно побольше. А писателей – поменьше.

Налево поверните, там тропинка, [21]