Цитаты из книги «Фрайди. Бездна (сборник)»

– Мак, ты можешь придумать вескую причину, по которой мне не стоит убивать тебя прямо сейчас? – Прямо сейчас? – переспросил он. – Даже не выслушав? – А зачем мне тебя слушать? Ты меня изнасиловал – я это знаю, и ты это знаешь. Я хочу выслушать лишь ответ на этот вопрос: есть ли причина, по которой тебя не стоит немедленно наказывать за твое преступление? – Ну, если ты так ставишь вопрос… Наверное, нет. Мужики загонят меня в могилу. – Мак, ты сильно утомляешь меня. Разве ты не видишь, что я не хочу тебя убивать и ищу этому разумное оправдание? Но без твоей помощи у меня ничего не выйдет. Как ты оказался замешан в таком грязном деле, как групповое изнасилование беспомощной, связанной женщины? Я села и дала ему подумать. И он действительно это сделал. Он долго молчал, а потом сказал: – Я мог бы поклясться, что слишком глубоко увяз и если бы не стал участвовать в изнасиловании, то был бы убит там, прямо на месте.

Можете читать по губам? – Не очень хорошо, – признался он тоже очень тихо. – Ладно, давайте говорить как можно тише, и будем надеяться, что общий фон собьет «ухо» с толку. Скажи, Мак, ты недавно насиловал еще каких-нибудь беспомощных дамочек? Он вздрогнул. Кто угодно вздрогнет, если ему врезать как следует. Но своим ответом он, во-первых, признал, что не считает меня дурой, а во-вторых, продемонстрировал, что и сам не дурак. – Мисс Фрайди, – сказал он, – как вы узнали меня? – Запах, – пояснила я. – Сначала, по запаху, ты ведь сидел рядом. Потом, когда мы выходили из зала, я заставила тебя подать голос. А потом поскользнулась на лестнице и вынудила тебя подхватить меня на руки. Этого было достаточно.

«Это что, проверка? Своеобразный тест? Прямо с утра все тщательно рассчитано, чтобы вывести меня из себя? Если так, то самое правильное – не выходить из себя ни при каких обстоятельствах».

Фосетт кое-чего не знал, а именно: никакая сила на свете не заставила бы меня отказаться от этого интервью. Он продиктовал мне то самое имя и тот самый адрес, которые Босс велел мне запомнить прямо перед своей смертью. Я ничего не предпринимала по этому поводу, я ведь не знала, почему он хотел, чтобы я запомнила эти данные. Теперь я это выясню.

«Timeo Danaos et dona ferentes»[49]. Я молча ждала продолжения. На экране показалась глупая физиономия Фосетта. – Ты утверждала, что ты курьер, – многозначительно произнес он. – Мне нет равных. – Хорошо, если так. Работа не на Земле. Идет? – Конечно. – Записывай: Франклин Мосби, «Поиск, инкорпорэйтед», номер шестьсот, Шипстоун-билдинг, Беверли-Хиллз. Поторапливайся, он ждет тебя для беседы до полудня. Я не стала записывать адрес, а вместо этого сказала: – Мистер Фосетт, это обойдется вам в один килобак, плюс оплата проезда подземкой в оба конца. Деньги вперед. – Что-о-о? Чушь! – Мистер Фосетт, я подозреваю, что вы могли затаить на меня обиду. Вам, наверное, кажется чертовски остроумным заставить меня прокатиться до Лос-Анджелеса и потерять целый день, да еще заплатить за это турне. – Смешная ты девчонка! Послушай, можешь взять деньги за билет здесь, в конторе… После интервью. А насчет килобака – сказать тебе, куда его засунуть? – Не утруждайте себя. В качестве охранника я претендовала бы только на оклад охранника. Но как курьер… Я лучшая, и, если этот человек действительно хочет нанять курьера такого класса, он заплатит мне за это интервью не раздумывая. Вы несерьезны, мистер Фосетт, до свидания, – добавила я и отсоединилась. Он позвонил опять через семь минут и говорил так, словно каждое слово причиняло ему неимоверные страдания: – Плата за проезд и килобак будут ждать тебя на станции. Но учти – они входят в твою зарплату, и ты вернешь их, если не устроишься на эту работу. В любом случае я получаю комиссионные. – Я не верну их ни при каких обстоятельствах, и от меня вы не получите никаких комиссионных, потому что я не нанимала вас в свои агенты. Может быть, вам удастся получить что-то от Мосби, но это не вычтется ни из моей зарплаты, ни из платы за сегодняшний визит. И я не буду бегать в поисках вашего посыльного с деньгами по станции, как потерявшаяся собачонка. Если хотите сделать дело, присылайте деньги сюда.

Надеюсь, ты не станешь вешать нос? – Вешать нос? – изумилась я. – Чего ради? – Позапрошлой ночью он спал с тобой, а прошлой – с ней. Сегодня он женится на ней. Некоторых женщин это бы очень расстроило. – Господи, но почему? Я вовсе не влюблена в Берта! Нет, конечно, я люблю его, он один из тех, кто спас меня в ту хлопотливую ночку. Позапрошлой ночью я постаралась отблагодарить его, и он тоже был со мной очень мил. Когда мне это было нужно позарез. Но это вовсе не повод для ожиданий, что он станет посвящать мне каждую ночь или хотя бы еще одну.

По настоянию Голди я зашла в местное отделение почты, и мне там сделали распечатку моего собственного послужного списка. Я, вообще-то, хотела слегка снизить свои расценки – мне все больше казалось, что Босс завышал мою зарплату, но Голди не позволила. – Да ты что? Наоборот, подними цену! Это как раз тот случай. Те, кто заинтересуется тобой, или заплатят не моргнув глазом, или как минимум свяжутся с тобой и попробуют поторговаться. Но снижать себе цену? Слушай, дорогая, никто не бросается на дешевые распродажи, если может позволить себе отовариваться в местах получше.

Наверное, я покину эту планету… Да, почти наверняка. Босс считал, что мне следует так поступить, и одного этого уже вполне достаточно. Но кроме того, заставив меня изучать симптомы болезни цивилизаций, он сумел сконцентрировать мое внимание на вещах, которые давным-давно были мне известны, но о которых я никогда не давала себе труда задуматься всерьез. Я никогда не относилась критически к культурам тех стран, в которых жила и в которых бывала, – вы поймите, искусственный человек всегда чужак, где бы он (или она) ни находился, сколько бы он там ни прожил. Никогда никакая страна или штат не станут моими, так какого черта о них думать? Но, начав изучать проблему, я поняла, что вся эта старенькая планета находится в плачевном состоянии. Новая Зеландия – неплохое местечко. Британская Канада – тоже, но даже в этих двух странах уже проявились главные признаки вырождения. А ведь эти две – лучшие из многих. Но не будем торопить события.

Я думаю, есть два сорта юристов: те, кто старается облегчить по мере возможности жизнь клиентов, и… их противоположность – проще сказать, паразиты.

Ну что еще могу я сказать в этом последнем письме? Нелепая случайность – моя осечка сделала тебя легкоранимой и слишком сентиментальной. Дорогая моя, ты обязательно должна избавиться от всякого страха, от чувства вины и стыда. Надеюсь, что от жалости к себе ты уже избавилась. – (Черта с два!) – Но если нет, ты должна работать над этим. Думаю, ты обладаешь иммунитетом к религии. Если нет, я могу тебе тут помочь не больше, чем, скажем, в пристрастии к наркотику. Религия иногда бывает источником счастья, а я не могу лишать кого-либо счастья. Но это утешение для слабых, не для сильных, а ты сильна. Главная беда с религией – любой религией – состоит в том, что верующий принимает определенные положения на веру, а следовательно, не может судить о них беспристрастно, исходя из реальности. Можно греться возле теплого огонька веры, а можно сделать другой выбор и жить в зыбкой неуверенности реальности, но невозможно обладать и тем и другим. И последнее, что я хочу сказать тебе, – чему я рад и чем горжусь. Я – один из твоих „предков“, не главный, конечно, но часть моих генов живет в тебе. Ты не только моя приемная дочь, но какой-то частью, пусть очень маленькой, и родная тоже. И я правда очень горжусь этим. Поэтому позволь мне закончить это письмо словом, которое я не мог произнести, пока был жив. С любовью, Хартли М. Болдуин».