Испустив глубокий вздох, Верин тяжело уселась на яркого цвета подушку. Рядом с ней стоял прекрасной работы золотой кубок, и она жадно осушила его. Все дело в жажде и в усталости. День едва на середине, а она чувствовала себя так, словно двадцать миль без отдыха волокла тяжелый сундук. По холмам. Чаша вернулась на поднос, и Верин вытащила из-за пояса маленькую книжку в кожаной обложке. Им всегда нужно какое-то время, чтобы привести очередную женщину. Пара минут перечесть записи и добавить новые – такой возможности нельзя упустить.
В заметках о пленницах необходимости нет, но нежданное появление три дня назад Кадсуане Меледрин дало пищу для размышлений. Что нужно Кадсуане? Спутников ее можно не брать в расчет, но сама Кадсуане была легендой, и то, что из легенд можно принять на веру, делало ее очень и очень опасной. Опасной и непредсказуемой. Из маленького набора письменных принадлежностей, который Верин всегда носила с собой, она взяла ручку, потянулась к закупоренной чернильнице. И тут в палатку вошла еще одна Хранительница Мудрости.
Верин вскочила на ноги, обронив записную книжку. Аэрон вовсе не могла направлять Силу, но Верин присела в реверансе куда ниже, чем перед Давиеной и Лозейн. Потом попыталась, отпустив юбки, схватить книжку, но пальцы Аэрон оказались проворней. Верин выпрямилась, спокойно глядя, как Хранительница листает странички.
Небесно-голубые, цвета зимнего неба, глаза взглянули в глаза Верин. Стылое зимнее небо…
– Несколько превосходных рисунков и уйма всяких заметок о цветах и травах, – холодно отметила Аэрон. – Не вижу ничего, что имело бы отношение к вопросам, которые тебе велено было задавать.
И она скорее сунула, чем отдала, книжку Верин.
– Благодарю тебя, Хранительница, – покорно сказала Верин, пряча книжечку за пояс. Для пользы дела она даже еще раз присела в реверансе, не ниже первого. – У меня есть привычка записывать все, что вижу. – Не помешает как-нибудь расшифровать свои заметки – записными книжками забиты сундуки и шкафы в ее комнате в библиотеке Белой Башни, на целую жизнь хватит. Шифр непростой, а время для расшифровки, как надеялась Верин, наступит еще не скоро. – А что до… пленниц, то они на разный лад твердят одно и то же. Кар’а’карна нужно держать в Башне вплоть до Последней битвы. А… дурно обращаться с ним стали потому, что он пытался сбежать. Но это вам уже, конечно, известно. Я, разумеется, обязательно узнаю больше.
Все сказанное ею – соответствует истине, если и не вся правда; она немало повидала сестер, рискнувших послать других на смерть без веской на то причины. Беда в том, как определить, когда риск того стоит. Похищение юного ал’Тора, причем посольством, присланным якобы для заключения соглашения, привело айильцев в неописуемую ярость, граничащую с жаждой убийства, но, насколько она могла судить, их почти не рассердило то, что она назвала «дурным обращением».
Аэрон поправила темную шаль, загремели золотые и костяные браслеты. Она пристально смотрела на Верин, будто пыталась прочесть ее мысли. Кажется, среди Хранительниц Мудрости Аэрон занимает не последнее место, и хотя Верин порой подмечала улыбку на темном от загара лице, теплую и приятную, улыбка эта никогда не была предназначена Айз Седай. «Мы никогда не думали, что ты окажешься среди тех, кто подвел нас, – мрачно глядя на Верин, как-то сказала ей Аэрон. Впрочем, ничего неясного в остальных ее словах не было. – У Айз Седай нет чести. Дай мне только тень подозрения, и я задушу тебя собственными руками. Еще чуть-чуть, и я брошу тебя стервятникам и муравьям». Верин хлопала глазами, стараясь казаться покорной, – нельзя забывать о покорности. Послушной и угодливой. Страха она не испытывала. Верин встречались и более суровые взгляды, в которых и намека не было на угрызения совести. Но… Пришлось немало потрудиться, чтобы расспросы поручили именно ей. И нельзя, чтобы столько усилий пропало втуне. Если б только по лицам этих айильцев можно было прочесть больше!
Вдруг Верин поняла, что в палатке они не одни. Вошли две золотоволосые Девы, они поддерживали под локти женщину в черном, ниже обеих на ладонь. Сбоку стояла Тиалин, долговязая и рыжеволосая, с мрачным лицом; ее окружало сияние саидар – она удерживала щит пленницы. Мокрые от пота локоны сестры свалялись в сосульки, недлинные, до плеч, пряди прилипли к лицу, такому грязному, что Верин не сразу узнала новенькую. Высокие скулы, нос с еле заметной горбинкой, легкая раскосость карих глаз… Белдейн. Белдейн Нирам. Она обучала девушку, когда та была послушницей.
– Если позволено спросить, – осторожно промолвила Верин, – то почему привели ее? Я просила другую.
Хотя Белдейн была Зеленой, у нее не было Стража – шаль она получила всего три года назад, а первого Стража Зеленые выбирают особенно придирчиво. Но если айильцы вздумают приводить кого угодно, у следующей может оказаться два-три Стража. Верин предполагала заняться сегодня еще двумя, но только если у них не будет Стражей. И она сомневалась, что у нее будет иная возможность.
– Кэтрин Алруддин ночью сбежала, – чуть ли не сплюнула Тиалин, и Верин охнула.
– Вы позволили ей сбежать? – вырвалось у нее. Усталость не оправдание, но слова посыпались у нее с языка прежде, чем она успела его прикусить. – Как вы могли так глупо поступить? Она же – Красная! Не трусиха и в Силе сведуща! Кар’а’карн в опасности! Когда это случилось?
– Побег обнаружили только утром! – прорычала одна из Дев. Глаза ее походили на отполированные сапфиры. – Хранительница Мудрости и два Кор Дарай были отравлены, а гай’шайн, принесший им пить, был найден с перерезанным горлом.
Аэрон выгнула бровь, холодно глядя на Деву:
– Она разве с тобой разговаривает, Карагуин?
Обе Девы тут же занялись Белдейн. Аэрон просто взглянула на Тиалин, и рыжеволосая Хранительница потупилась. Потом взоры Хранительниц обратились на Верин.
– Твоя тревога о Ранде ал’Торе делает тебе… честь, – ворчливо заметила Аэрон. – Его защитят. Большего тебе знать не надо. И так много. – Вдруг тон ее стал жестче. – Но ученицам не позволено говорить подобным тоном с Хранительницами Мудрости, Верин Матвин Айз Седай. – Последнее было произнесено с презрением.
Подавив вздох, Верин вновь присела, сожалея о том времени, когда она была стройной – когда прибыла в Белую Башню. Ныне ей уже не с руки бить поклоны.
– Прости меня, Хранительница, – смиренно проговорила она. Сбежала! Если не айильцам, то ей все стало ясно по обстоятельствам бегства. – Дурные предчувствия дали волю моему языку. – Очень жаль, что не удалось наверняка подстроить Кэтрин несчастный случай. – Я постараюсь запомнить. – (Лишь такая малость, как мановение ресниц, показала, что Аэрон приняла извинения.) – Могу я принять ее щит, Хранительница?
Аэрон, не глядя на Тиалин, кивнула, и Верин быстро обняла Источник, принимая щит, который отпустила Тиалин. Верин не переставало поражать, как женщина, не имеющая способности направлять, так свободно распоряжается теми, кто наделен этой способностью. В Силе Тиалин немногим уступала Верин, однако косилась на Аэрон так же нервно, как и Девы, и, когда те, повинуясь жесту Аэрон, торопливо выскочили из палатки, Тиалин отстала от них только на шаг. Шатающаяся Белдейн осталась стоять.
Однако Аэрон ушла не сразу.
– Ты не скажешь Кар’а’карну о Кэтрин Алруддин, – произнесла она. – Ему и так о многом приходится тревожиться. Незачем его волновать по пустякам.
– О ней я ему ничего не скажу, – быстро согласилась Верин.
Пустяки? Красная, да еще и обладающая силой Кэтрин – вовсе не пустяк. Возможно, нужно взять на заметку. Нужно обдумать.
– И попридержи язык, Верин Матвин, а не то взвоешь.
Ответа явно не требовалось, посему Верин снова угодливо и покорно присела в реверансе. Скоро от реверансов колени заболят.
Как только Аэрон ушла, Верин разрешила себе облегченно вздохнуть. Она боялась, что Аэрон решит задержаться. На то, чтобы добиться разрешения оставаться с пленницами наедине, ушло почти столько же сил и времени, сколько и на то, чтобы убедить Сорилею и Эмис в необходимости допросить пленниц, а сделать это лучше тому, кто близок им по Башне. Если Хранительницы узнают, что к решению их искусно подвели… Об этом тоже не стоит сейчас думать. Как и об очень многом другом.
– Здесь есть вода. Можешь вымыть лицо и руки, – мягко сказала Верин Белдейн. – И если хочешь, я Исцелю тебя.
У всех сестер, с кем беседовала Верин, на теле были следы от розог. Айильцы не били пленниц, разве только когда те проливали воду или плохо выполняли задания, а самые упрямые слова неподчинения вызывали лишь презрительный смех. Однако с женщинами в черном они обращались точно со скотиной, розгой подгоняя, останавливая, понуждая поворачивать, и стегали посильнее – если подчинялись не сразу. После Исцеления остальное шло легче.
Грязная, потная, дрожащая, точно тростинка на ветру, Белдейн скривила губы.
– Лучше я истеку кровью, чем позволю тебе Исцелить меня! – огрызнулась она. – Я не слишком удивлена, что ты пресмыкаешься перед этими дичками, но я никогда не думала, что ты опустишься до раскрытия тайн Башни! Это граничит с предательством, Верин! С мятежом! – Она надменно фыркнула. – Думаю, если тебя и этим не смутить, тебя ничто не остановит! Чему еще ты и остальные научили их, кроме соединения в круг?
Верин нетерпеливо поцокала языком, не заботясь, чтобы женщина стояла прямо. У нее болела шея – слишком часто приходилось задирать голову, разговаривая с айильцами; впрочем, и Белдейн была на ладонь выше ее, а колени от реверансов подгибались. И на сегодня Верин по горло была сыта женщинами, впустую источавшими презрение и ненужную гордость. Кому, как не Айз Седай, знать, что в миру у сестры очень много личин? Не всегда можно полагаться на запугивание или благоговение. Кроме того, лучше вести себя подобно послушнице, чем подвергаться наказаниям. В конце концов, даже Кируна вынуждена была признать разумность таких доводов.
– Сядь, пока не упала, – сказала Верин, сама последовав своим словам. – Дай-ка я догадаюсь, что тебя заставили делать сегодня. Судя по грязи, нору рыла. Голыми руками или тебе дали ложку? Знаешь, когда они решат, что хватит, то заставят закапывать обратно. Ну, посмотрим. Ты вымазалась с головы до ног, но одежда чистая, – вероятно, копать тебя заставили в чем мать родила. Ты уверена, что не желаешь Исцеления? Ожоги от солнца очень болезненны. – Она наполнила водой чашу и, воспользовавшись потоком Воздуха, перенесла ее через палатку к Белдейн. – У тебя, верно, в горле пересохло.
Юная Зеленая мгновение неуверенно глядела на чашу, потом колени ее подломились, и она с горьким смешком почти упала на подушку.
– Меня часто… поили. – Она вновь рассмеялась, хотя Верин не понимала, из-за чего тут веселиться. – Сколько угодно, пока я глотать могла. – Зло осмотрев Верин, она помолчала, потом продолжила напряженным голосом: – Тебе очень идет это платье. А мое они сожгли, я видела. Они украли все, кроме этого. – Белдейн тронула кольцо Великого Змея на левом безымянном пальце, золото ярко сверкнуло в грязи. – Думаю, просто духу не хватило. Я знаю, Верин, что они пытаются сделать. У них ничего не выйдет. Ни со мной, ни с кем из нас!
Она вновь была начеку. Верин опустила чашу рядом с Белдейн на разноцветный ковер, затем взяла свою и, отпив, поинтересовалась:
– Да? И что же они пытаются сделать?
На сей раз Белдейн рассмеялась и хрипло, и нервно.
– Сломать нас, и ты это прекрасно понимаешь! Вынудить нас дать клятву этому ал’Тору, как поступила ты. О Верин, как ты могла? Дать клятву верности! И что страшнее – мужчине! Ему! Даже если ты посмела восстать против Престола Амерлин, против Белой Башни… – Для Белдейн эти два слова как будто значили одно и то же. – Как ты могла!
На миг Верин задумалась, не было бы лучше, если бы женщин, удерживаемых в айильском лагере, как и ее, подхватил поток событий, когда бы все они стали щепками в потоке, кружащем вокруг та’верена Ранда ал’Тора? Она вспомнила, как слова слетали у нее с языка, слетали еще до того, как успевали возникнуть в мозгу. Не те слова, которые она никогда не сказала бы по своей воле, – та’верен влияет на человека иначе, – но такие слова в сложившейся ситуации она могла бы произнести лишь в одном случае из тысячи, если не из десяти тысяч. Нет, споры о том, нужно ли держаться клятв, данных таким образом, были жаркими и долгими; дискуссия же о том, как быть верным этим клятвам, продолжалась до сих пор. Ладно, пусть все идет так, как есть. Рассеянно Верин коснулась пальцами твердой выпуклости за поясом – маленькая брошь, полупрозрачный резной камень, похожий на лилию с множеством лепестков. Она никогда ее не надевала, но всегда носила при себе – вот уже почти пятьдесят лет.
– Ты – да’тсанг, Белдейн. Верно, ты слышала это слово. – Ей ни к чему был короткий кивок Белдейн. Это она знала, как часть закона Айил, и вряд ли много больше. – И твою одежду, и все твои вещи, что могло гореть, сожгли, потому что айильцам не нужно ничего, что когда-то принадлежало да’тсанг. Остальное разломали или расплющили, даже твои украшения, и утопили в выгребной яме.
– Моя… моя лошадь? – взволнованно спросила Белдейн.
– Лошадей они не убили, и где твоя, я не знаю. – Наверное, на ней кто-нибудь в город ускакал или отдали какому-нибудь Аша’ману. Говорить не стоит – никакой пользы от этого не будет, один вред. Верин вроде как припоминала, что Белдейн из тех молодых женщин, которые очень привязаны к своим лошадям. – А кольцо тебе оставили в напоминание о том, кем ты была, дабы еще больше опозорить тебя. Не знаю, позволят ли они тебе, даже если ты попросишь, поклясться в верности мастеру ал’Тору. По-моему, в твоем случае это будет нечто невероятное.
– Нет! Никогда!
Но слова звучали пусто и глухо, а плечи Белдейн поникли. Она была потрясена. Впрочем, недостаточно потрясена.
Верин тепло улыбнулась. Один паренек как-то сказал, что ее улыбка напоминает ему о любимой матери. Остается надеяться, что хотя бы в этом он не соврал. Чуть погодя он попытался воткнуть кинжал ей под ребра, и последнее, что он увидел, была ее улыбка.
– Ну конечно нет. Но тогда, боюсь, тебя ждет бессмысленный труд. Это у них считается большим позором. Хуже не придумать. Конечно, если они поймут, что для тебя это не так… Ах да. Готова спорить, тебе не понравилось копать голой под присмотром Дев. Но что скажешь, если тебя в таком виде выставят в палатку, полную мужчин? – Белдейн дернулась. Верин беззаботно щебетала дальше, подобная манера говорить со временем стала у нее чем-то вроде таланта. – Конечно, ты будешь только стоять, и ничего больше. Да’тсанг не позволяют делать что-нибудь полезное, только в самом крайнем случае. Ну а айилец скорей обнимет разлагающийся труп, чем… Не слишком приятная мысль, да? Во всяком случае, будь готова к чему-то такому. Я знаю, ты будешь изо всех сил сопротивляться. Они не пытаются от тебя ничего узнать и вообще не делают ничего такого, что обычно делают с пленными. Но тебя не отпустят, никогда, пока не удостоверятся, что в тебе остался один лишь стыд. Даже если на это уйдет вся твоя жизнь.
Губы Белдейн беззвучно задвигались, но и этого было достаточно. «Вся моя жизнь». Она поморщилась, поерзала на подушке. Солнечные ожоги, рубцы от розог – или же она просто не привыкла к тяжелой работе.
– Нас спасут, – наконец вымолвила она. – Амерлин не оставит нас… Нас спасут, или мы… Мы сами спасемся!
Схватив серебряную чашу, Белдейн осушила ее, запрокинув голову, затем потянулась за новой порцией. Верин отправила кувшин к Белдейн и поставила его с ней рядом. Пусть сама наливает.
– Или вы сбежите? – спросила Верин, и грязные руки Белдейн дрогнули, расплескав воду по стенкам чаши. – На это столько же шансов, сколько их у вас на спасение. Вокруг армия Айил. И, судя по всему, ал’Тору ничего не стоит послать куда угодно несколько сотен этих Аша’манов, чтобы выловить вас. – Собеседница задрожала, да и сама Верин едва сдержала дрожь. – Нет, боюсь, ты должна придумать иной способ. Поразмысли. В этом помощников нет. Я знаю, тебе не дадут переговорить с другими. Только ты, – вздохнула Верин. Широко раскрытые глаза смотрели на нее, будто на гадюку. – Нет нужды еще больше ухудшать положение. Позволь мне Исцелить тебя.
Она едва дождалась жалкого кивка Белдейн, а потом опустилась на колени и положила ладони на голову Зеленой сестры. Открыв себя саидар, Верин сплела потоки для Исцеления, и Белдейн охнула и задрожала. Наполовину наполненная чаша выпала из пальцев, а дернувшаяся рука опрокинула кувшин. Вот теперь она готова.
В те считаные мгновения замешательства, которое владеет всеми после Исцеления, пока Белдейн по-прежнему моргала и приходила в себя, Верин открыла себя большему потоку Силы – через резной цветок-ангриал в кошеле. Не очень мощный ангриал, но ей нужна вся Сила, до капельки, для осуществления задуманного. Потоки, которые она принялась сплетать, ничуть не походили на Исцеление. Более всего было потоков Духа, а также – Воздух и Вода, Огонь и Земля. Работать с последними было трудновато, и даже сложное переплетение Духа пришлось пару раз распустить, но в итоге получилось тонкой работы кружево. Даже если в палатку сунется Хранительница Мудрости, крайне мала вероятность, что у нее есть редкий талант, необходимый, чтобы проникнуть в суть свершаемого Верин. И без того будет сложно, возможно, болезненно трудно, но она смирится со всем, кроме раскрытия тайны.
– Что?.. – сонно промолвила Белдейн. Веки ее были полуприкрыты, а голова упала бы на грудь, когда бы не руки Верин. – Что ты… Что происходит?
– Ничего такого, что бы тебе повредило, – уверила Верин. Эта женщина умрет через год или через десять лет, но само плетение ей ничем не повредит. – Даю слово, это даже для ребенка не опасно.
Конечно, все зависит от того, что сделать с этим плетением.
О проекте
О подписке