В этих словах выражает себя предпринимательский дух. Но одной только предприимчивости было недостаточно для того, чтобы одолеть существовавшую на французской границе барочную систему налоговых откупов и политически мотивированных таможенных запретов. В ответ на предложение Монтандона STN поинтересовалось, сможет ли он провозить через bureaux d’ entrée книги таким же образом, как это раньше делал с набивными ситцами. Монтандон прощупал почву, переговорив с морезским таможенником по фамилии Жане, «достойным человеком и моим близким другом. Но все же он контролер, и я не могу давить на него слишком сильно»³⁷. Жане отказался пропускать грузы от STN через свою станцию без некоторого – пусть минимального – досмотра. Так что Монтандон обратился к другому своему другу в Морезе, по фамилии Шарбонне, который прекрасно разбирался в таможенных делах и к тому же был на дружеской ноге еще с одним человеком в Оксонне, а тот, в свою очередь, имел возможность переправлять ящики с поддельными таможенными печатями во внутренние районы Франции. Кроме того, в Морез должен вскоре прибыть новый таможенный служащий, и Монтандон немедленно свяжется с ним, «чтобы понять, под какую музыку он пляшет»³⁸. К сожалению, эпидемия конфискаций, постигшая вскоре после этого торговлю тканями, привела французских таможенных чиновников в состояние повышенной бдительности и сорвала дружеские договоренности по переправке книг. Монтандон объехал все пропускные пункты, но так и не сумел обзавестись союзниками среди тамошних buralistes и в конце концов оставил идею о дополнительных контрабандных доходах, хотя и продолжал в дальнейшем успешно конкурировать со своими бывшими хозяевами, Николем и Гайяром, в области законной торговли.

Похожую историю можно рассказать и об Оливе, агенте по доставке грузов из Уши, который, благодаря одному из своих местных друзей, на время открыл канал переброски грузов через Пон-де-Бовуазен, а затем сам же этот канал и перекрыл из‐за возросшей настороженности таможенных чиновников. Он перебежал дорогу Секретану и Де ла Севру, самым крупным агентам по доставке в Уши, и те нанесли ответный удар, напомнив STN, что их фирма только что взяла в дело нового партнера, чья жена была родом из Нёвшателя. Такого рода аргументы имели достаточно серьезный вес (хотя и не настолько серьезный, чтобы начинать говорить о скидках), поскольку торговля держалась на доверии, а на последнее прежде всего имело смысл рассчитывать со стороны друзей и родственников. Отсюда постоянные ссылки на личные отношения в сугубо деловой переписке. У Мёронов есть друг в Дижоне, свечник по фамилии Нюбла, который знает, как можно провезти груз, минуя палату синдиков. Бертран получает сведения о том, что у Конте, книготорговца из Бурк-ан-Бреса, в Бельфоре живет брат, у которого есть друзья в Безансоне, а те, в свою очередь, могут обеспечить нелегальный ввоз книг в этот город. Еще один маршрут на Безансон открывается благодаря зеленщику по фамилии Мийаво, поскольку тот помогает своему другу, книгопродавцу Шарлю-Антуану Шарме, подделывать таможенные квитанции, тогда как сам Шарме состоит в дружеских отношениях с одним инспектором, который питает слабость к «философским книгам».

Иначе говоря, дружеские связи значили не меньше, чем иные преимущества в конкуренции между главными соперниками, и каждый старался склонить чашу весов в свою сторону, налаживая необходимые контакты. Если от связей зависела даже легальная торговля, то нелегальная требовала связей особо прочных – в каждой из ключевых точек в системе распространения товара. Братья Мёрон, пытаясь продать свои услуги STN, сформулировали это следующим образом: «С надежными друзьями для вас нет ничего невозможного»³⁹. Со своей стороны, уже STN, запрашивая своих корреспондентов о тех или иных услугах, ничуть не скрывало того, что «рука руку моет».

Впрочем, для того чтобы поддерживать идущий во Францию непрерывный поток запрещенных книг, издателям приходилось полагаться на что-то более надежное, чем добрая воля и ситуативно возникшие договоренности. «Нам нужен устойчивый вариант», – пояснило STN братьям Мёрон в ходе переговоров о доставке книг⁴⁰. Как и было сказано выше, таким вариантом стала «страховка», которая превратилась в один из самых значимых элементов деловой стратегии STN после 12 июня 1783 года, когда граф де Вержен, французский министр иностранных дел, издал указ, согласно которому все ввезенные из‐за границы книги подлежали проверке в парижской палате синдиков, прежде чем продолжить свой путь к месту назначения. Эта мера ввергла провинциальную книжную торговлю в полный хаос. И дело было не только в том, что расходы на доставку выросли до величин совершенно непредставимых, если только речь не шла о книгах, которые и так везлись в Париж. Отныне гильдия парижских книготорговцев получала возможность тщательно выискивать пиратские издания в каждой партии товара, поступавшего от ее исконных врагов – заграничных пиратских издательств.

Столкнувшись с этой ситуацией, STN тут же начало интересоваться у своих постоянных корреспондентов из приграничных районов: не видят ли они возможностей для того, чтобы организовать новую страховую операцию. Франсуа Мишо из Ле-Веррьер, человек, время от времени бравшийся за переброску книг через границу, порекомендовал Иньяса Февра, книготорговца из Понтарлье, и Февр тут же вступил с STN в настолько активную переписку, что она заслуживает отдельного внимательного изучения, поскольку представляет собой невероятно богатый источник информации и о том, как складывалась карьера контрабандиста, и о контрабанде как «страховом» предприятии. По словам Мишо, Февр недавно нанял носильщика, у которого сложились превосходные отношения с начальником пограничного патруля. Порядочная взятка приведет к тому, что патруль не обнаружит в грузе ничего предосудительного, при том что возчики Февра могут переправлять из Ле-Веррьер в Понтарлье целые подводы книг. К несчастью, цена на эти услуги была запредельно высокой: в три раза больше, чем стоимость нормальной доставки из Швейцарии в Париж. Однако Февр мог помочь еще и с наймом носильщиков, которые по ночам горными тропами станут перебрасывать книги через границу; а когда товар окажется в безопасности, на его складе в Понтарлье, он сможет отправлять его дальше под видом обычных внутренних перевозок. Эта дальнейшая отправка требовала еще одной хитрости. Февр должен был собрать стопки в тюки по 150 фунтов и более, пометить их как книги (libri) и подписать прилагаемую к ним накладную (lettre de voiture), тем самым приняв на себя ответственность за их содержимое и подстраховавшись от внезапных проверок, которые могли устраивать дорожные агенты Генерального откупа. Понятно, что нельзя было избежать досмотра со стороны чиновников из гильдии книготорговцев, расположенной ближе прочих к месту назначения, но у Февра были свои способы решить и эту проблему; к тому же, как в STN уже знали по собственному опыту, книготорговцы из провинциальных гильдий зачастую с готовностью шли навстречу иностранным издательствам, только чтобы насолить парижанам.

Самая трудная часть пути была связана с пересечением границы. Носильщики с готовностью брались доставить практически любой груз, за исключением нескольких книг, которые находились под совсем уже строжайшим запретом (вроде антирелигиозного «Трактата о трех самозванцах»⁴¹ или пасквиля под названием Anecdotes sur Mme la comtesse du Barry⁴², содержавшего острые нападки на королевский двор) и которые они считали настолько опасными, что оплата оправдывала риск. Если STN давало гарантию, что груз не содержит ничего, кроме пиратских изданий безобидных книг, носильщики брались доставить его в Понтарлье из расчета 12 ливров за сотню фунтов – и, важнейшая деталь, бесплатную выпивку на постоялом дворе в Ле-Веррьер, прежде чем они отправятся в сторону границы. Мишо был бы рад помочь, но он мог выступить исключительно в роли агента по доставке. Для того чтобы обустроить это дело, «Обществу» нужно было достичь соглашения непосредственно с Февром. Фактически речь шла об отправке к нему в магазин одного из своих клерков, чтобы тот, выдавая себя за работника магазина, мог координировать контрабандную доставку⁴³.

Рекомендательных писем к Февру нёвшательцам не требовалось. Они имели с ним дело уже не первый год. В январе 1771 года они следующим образом охарактеризовали его в письме к своим парижским корреспондентам: «Человек очень пронырливый и предприимчивый, у которого, впрочем, ничего нет, кроме его познаний и хитростей»⁴⁴. Февр провел некоторое время в Нёвшателе в качестве наемного работника в одном из книготорговых предприятий – возможно, у семейства Фош, с которым, судя по всему, он оставался в близких дружеских отношениях, – и затем открыл собственное дело: книжный магазин в Понтарлье. Его первые заказы у STN свидетельствуют о желании нажиться на livres philosophiques, в особенности на атеистической Système de la nature⁴⁵ д’ Ольбаша, которую он заказывал несколько раз. Помимо д’ Ольбаша, в число его неподцензурных любимчиков входили вольтеровские Questions sur l’ Encyclopédie⁴⁶, L’ An deux mille quatre cent quarante Мерсье⁴⁷ и «Девушка для утех» (La Fille de joie), перевод написанного в 1749 году эротического романа Джона Клеланда «Фанни Хилл. Мемуары женщины для утех». Есть серьезные сомнения в том, что все эти книги он продавал в Понтарлье. Насколько можно судить по обрывочным замечаниям в письмах самого Февра, его местная клиентура предпочитала благочестивые трактаты⁴⁸. Население Понтарлье составляло около трех тысяч человек, и там не было сколько-нибудь значимых культурных институций. Городок жил доходами от франко-швейцарской торговли и не слишком разнообразного местного производства: бумага, древесина, сыр, железо плюс продажа лошадей-тяжеловозов местной франш-контийской породы. Письма Февра свидетельствуют о том, что он продавал книги другим книготорговцам – в Дижоне, Безансоне и Нанси, – вероятнее всего, просто потому, что у него была возможность снабжать их запрещенной литературой. Понтарлье он должен был прежде всего рассматривать как базу, которая позволяла ему выступать в роли посредника между швейцарскими издателями и розничными торговцами в Восточной Франции. И дело он вел отнюдь не на широкую ногу. Он часто наведывался на сельские ярмарки и постоянно был в пути, хватаясь за любую подвернувшуюся возможность, а с магазином в это время управлялась жена. Она же вела корреспонденцию, пока его не было дома, и, судя по всему, неплохо разбиралась в бухгалтерии и, шире, в том, как вести дела.

На этой почтовой открытке, вероятно, 1930‐х годов запечатлены контрабандисты, переносящие поклажу через франко-швейцарскую границу. Хотя фото почти наверняка постановочное, оно свидетельствует о том, что этот промысел не был задушен на протяжении двух столетий с того времени, как STN использовало швейцарских крестьян, чтобы переносить книги «Общества» на тайные склады во Франции

Контрабандные схемы Февра прекрасно работали на протяжении 1770‐х годов. Владелец постоялого двора в Ле-Веррьер по фамилии Жанне держал на швейцарской стороне границы склад, а Мишо помогал нанимать носильщиков и подкупать таможенных чиновников. Семейные связи существенно облегчали дело в Безансоне и особенно в Понтарлье, где заместитель инспектора (subdélégué) согласился не обращать внимания на то, что Февр привозил в город. В сентябре 1771 года Февр начал осуществлять разовые перевозки контрабанды для STN. Документально закрепленных страховых услуг он не предоставлял, но обещал безопасную доставку товара: «Не беспокойтесь за судьбу этих книг… Вообще ни о чем не беспокойтесь». Брал он не так уж много – 12 ливров за сотню фунтов, а носильщикам платил и того меньше. Они забирали пачки книг на постоялом дворе у Жанне и перебрасывали их на тайный склад Февра в Понтарлье за 25 су в день – обычная дневная плата неквалифицированного рабочего в Париже, а кроме того, получали обязательную крепкую выпивку. Один из первых тюков весил 109 фунтов, и они возражали: ноша в расчете на одного человека была слишком велика. В конечном счете им удалось заставить Февра снизить вес поклажи до 60 фунтов – и до 50, если на тропе лежал снег. По словам Февра, это были завсегдатаи кабаков в верхних долинах Юры и в большинстве своем особого доверия не заслуживали. Он жаловался на то, что ему приходится иметь дело с «жалкими пропойцами», которые требуют слишком много денег и слишком громко говорят о своей работе, когда приходят за выпивкой на постоялый двор Жанне⁴⁹. Ходили слухи, что Генеральный откуп подсылает шпионов в распивочные заведения на швейцарской стороне, так что в конце концов Февр перенес базу предприятия в Ле-Веррьер, в дом некоего Монтодона. Его так ни разу и не поймали.

Впрочем, больших денег он тоже не заработал. Контрабанда была для него побочным источником дохода, а основное предприятие, легальная книготорговля, все глубже вязло в долгах. Не будучи в состоянии платить по векселям, которыми расплачивался с агентами своих поставщиков, таких как STN, он торговался и ссорился с кредиторами. В 1771 году у него началась судебная тяжба с Шарлем-Антуаном Шарме, хозяином самого значительного книжного магазина в Безансоне, а в переписке с «Обществом» он то и дело вступал в пререкания относительно той суммы, которую задолжал издательству. Угроза судебного преследования возникла и здесь, и для того, чтобы хоть как-то заставить его выплатить недостающее, издательство отказалось отправить ему последние два из девяти томов «Вопросов к „Энциклопедии“», за которые он уже заплатил и которые были очень ему нужны, поскольку без них он сам не мог получить деньги с клиента.

В январе 1772 года Февр объявил себя банкротом – то есть отнес сведенный бухгалтерский баланс к судебному приставу и приостановил платежи по долгам, тем временем пытаясь договориться с кредиторами и продолжая вести дела, насколько это было в подобных условиях возможно. Владельцы STN наняли адвоката в Понтарлье, пытаясь довести дело до суда, но Февр прислал им письмо, в котором нахально заявил, что взыскать с него не получится даже суммы на покрытие судебных издержек, даже если STN выиграет процесс. Ведь в этом случае он будет писать апелляцию за апелляцией и подвесит дело на веки вечные. Как он заметил в более позднем письме: «Не стоит слушать адвокатов и судейских чиновников, у которых главная забота – вытянуть деньги и втравить обе стороны в запутанные процессуальные действия, конца которым вы не увидите никогда».

Но главным было другое обстоятельство: «Обществу» нечего было у него конфисковать. Как и некоторые другие полуподпольные дельцы, которые не сумели рассчитать возможные риски, он заранее устроил своего рода развод, известный как «раздел телесный и имущественный», для того чтобы сохранить ту собственность, которой жена владела до вступления в брак. «Решение, которого она добилась, защитило меня от всех претензий со стороны кредиторов, – написал он в STN, – поскольку ни мебели в достаточном количестве, ни товаров, которые можно было бы взять в счет уплаты долга, у меня теперь нет. Вам следует принять это во внимание и не идти на риск потерять всю ту сумму, которую вам должны». Тем временем жена Февра продолжала заниматься торговлей и даже ездила – самостоятельно – с продажами по другим городам. Проиграв процесс в суде низшей инстанции, Февр и в самом деле подал апелляцию, а STN