III

Ранним майским утром я стоял в спальне перед стальным сейфом, примеряя золотую корону. Каждое мое движение отражалось в зеркале вспышкой бриллиантов, тяжелое золото горело огнем вокруг моей головы. Я вспомнил мучительный крик Камиллы и ужасные слова, разносимые эхом по сумеречным улицам Каркосы. Это были последние строки из первого акта, и я не смел думать, что было дальше – не смел, стоя при свете солнца у себя в комнате, окруженный знакомыми предметами, убаюканный суетой улицы и голосами слуг в коридоре снаружи. Ибо эти отравленные ядом слова медленно капали в мое сердце, так смертный пот стекает на простыни и впитывается ими. Дрожа, я снял корону с головы и вытер лоб. Я подумал о Хастуре, о своих законных притязаниях и вспомнил мистера Уайльда, каким оставил его в последнюю встречу. Лицо, изорванное и окровавленное когтями этого дьявольского создания. Он тогда сказал… О боже, что он сказал…

В сейфе раздался назойливый, жужжащий сигнал. Я знал, что мое время истекло, но, не обращая на это внимания, вновь надел на голову сверкающий венец и демонстративно повернулся к зеркалу. Я долго разглядывал переменчивое выражение собственного лица. В зеркале оно виделось каким-то более бледным и худым, я едва узнавал его. И все время я повторял сквозь стиснутые зубы:

– День настал! День настал!

А тревожная сирена все жужжала и звенела в сейфе. Искрились бриллианты над моим лбом. Я услышал, как раскрылась дверь, но не обернулся. Только когда в зеркале из-за моего плеча появилось чужое лицо, я перевел на него взгляд и резко схватил длинный нож с туалетного столика. Мой кузен отскочил назад, сильно побледнев:

– Хилдред! Ради всего святого!

Когда моя рука опустилась, он продолжил:

– Это я, Луи. Разве ты меня не узнаешь?

Я не мог вымолвить ни слова. Он двинулся ко мне и осторожно вытащил нож из моей руки.

– Что это значит? – успокаивающе спросил он. – Ты не заболел?

– Нет, – ответил я, едва слышно. Я сомневался, что он услышал меня.

– Ну же, старина! – воскликнул он. – Снимай свою латунную корону, и пойдем в кабинет. Ты собираешься на маскарад? Что это за театральная бутафория?

Я был рад, что он принял золото за латунь, и в то же время мне это не понравилось. Я позволил ему снять с себя корону, зная, что с ним лучше не спорить. Он небрежно подбросил ее в воздух и, поймав, повернулся ко мне с усмешкой:

– Стоит не меньше пятидесяти центов. Зачем она тебе?

Я не ответил. Забрал корону, положил ее в сейф и закрыл массивную стальную дверцу. Тотчас же стихла тревожная сирена. Он с любопытством наблюдал за мной, но, кажется, ужасного визга сирены не заметил. О сейфе он заговорил, словно о коробке с печеньем. Опасаясь, что он рассмотрит комбинацию цифр, я поспешно двинулся в кабинет. Луи бросился на диван и щелкнул по мухе своим извечным хлыстом. Он был одет в свой мундир с позументом, с фуражкой на голове. Ботинки его были забрызганы красной глиной.

– Где ты был? – спросил я.

– Прыгал через канавы в Джерси, – сказал он. – У меня не было времени переодеться, я спешил к тебе. Налей-ка мне чего-нибудь. Я смертельно устал – в седле двадцать четыре часа.

Я налил ему бренди из аптечки, он выпил скривившись.

– Дрянь! – заметил он. – Я дам тебе адрес, где продают настоящий бренди.

– Для меня и этот сойдет, – безразлично сказал я. – Я растираю им грудь.

Он высмотрел другую муху и снова щелкнул кнутом.

– Послушай, старина, я хочу тебе кое-что предложить. Вот уже четыре года ты сидишь дома, как сова, не выходишь, не занимаешься спортом, ни черта не делаешь – только корпишь над своими бумажками у камина.

Он оглядел ряд полок.

– Наполеон, Наполеон, Наполеон! – читал он. – Ради бога, у тебя есть почитать про кого-нибудь еще?

– Ну вот тебе книга «Король в желтом». – Я посмотрел прямо ему в глаза. – Ты ее читал?

– Я? Нет, слава богу! Я не хочу стать сумасшедшим.

Я видел, что он пожалел о своих словах в тот момент, когда их произносил. Есть только одно слово, которое я ненавижу сильнее, чем слово «чокнутый». И это слово – сумасшедший. Но я сдержался и спросил, почему он считает «Короля в желтом» таким опасным.

– Не знаю, – поспешно сказал он. – Я помню, сколько вокруг него было шума, все эти выступления в прессе и с церковных кафедр. Кажется, автор застрелился, выпустив в мир это чудовище?

– Насколько я знаю, он жив, – ответил я.

– Ну, может быть, – пробормотал он. – Пуля дьявола не возьмет.

– Это книга великих откровений, – сказал я.

– Откровений, которые доводят людей до исступления и разрушают их жизни. Меня не волнует ее так называемая художественная ценность. Я считаю ее написание преступлением и никогда не перелистну ни одной страницы.

– Ты пришел, чтобы сообщить мне это? – спросил я.

– Нет, – ответил он. – Я пришел сказать, что собираюсь жениться.

Кажется, на мгновение мое сердце перестало биться, но я не отвел глаз от его лица.

– Да! На самой милой девушке на свете! – продолжал он со счастливой улыбкой.

– Констанс Хауберк, – машинально сказал я.

– Откуда ты знаешь? – изумленно воскликнул он. – Я сам не знал об этом до того вечера, когда мы прогуливались по набережной перед ужином.

– И когда свадьба? – спросил я.

– Мы собирались пожениться в сентябре, но час назад пришел приказ – наш полк отправляется в Пресидио, Сан-Франциско. Завтра в полдень мы уезжаем. Завтра, – повторил он. – Представляешь, Хилдред, завтра я буду самым счастливым человеком на свете, потому что Констанс согласилась поехать со мной.

Я протянул ему руку в знак поздравления, он схватил ее и пожал, добродушный глупец, – не знаю, был ли он таким или притворялся.

– В качестве свадебного подарка я получу под командование эскадрон, – кудахтал он. – Капитан и миссис Луи Кастанье, каково, а, Хилдред?

Затем он сказал, где и когда пройдет церемония, и заставил пообещать, что я буду его шафером. Я со стиснутыми зубами слушал его болтовню, ничем не выказывая, что нервы мои на пределе. Когда он вскочил, зазвенев шпорами, и сказал, что ему нужно идти, я не стал его задерживать.

– Я хочу кое о чем тебя попросить, – тихо сказал я.

– Разумеется, я обещаю, – засмеялся он.

– Я хочу, чтобы ты уделил мне минут пятнадцать сегодня ночью.

– Конечно, как скажешь, – согласился он, несколько озадаченный. – Где?

– Где угодно, можно в парке.

– Во сколько, Хилдред?

– В полночь.

– Ради всего святого, что… – начал он, но сдержался и со смехом согласился.

Я смотрел, как он торопливо спускается по лестнице, его сабля стучала при каждом шаге. Он свернул на Бликер-стрит, и я знал, что он встречается с Констанс. Через десять минут после его ухода я вышел вслед за ним, взяв с собой драгоценную корону и шелковую мантию, вышитую желтым знаком.

Свернув на Бликер-стрит, я вошел в дверь с табличкой «Мистер Уайльд. Реставратор репутации. Звонить трижды».

Старый Хауберк ходил по лавке, мне почудился голос Констанс в гостиной, но я миновал их обоих и поспешил по ветхой лестнице в квартиру мистера Уайльда. Постучал и вошел без церемоний. Мистер Уайльд лежал на полу, постанывая, его лицо было в крови, одежда разорвана в клочья. На изношенном и местами прорванном ковре виднелись пятна крови.

– Проклятый кот, – сказал он, прекратив стонать и повернув ко мне бесцветные глаза. – Напал на меня, пока я спал. Однажды он убъет меня.

Это было уже слишком. Поэтому я прошел на кухню, вытащил из кладовки топор и отправился с ним искать исчадие ада. Мои поиски были бесплодны. Через несколько минут я оставил их и вернулся к мистеру Уайльду, который сидел на высоком стуле у стола. Он уже умылся и переоделся. Кошачьи когти вспахали на его лице глубокие борозды, он заполнил их коллодионом^[10], а рану на горле перевязал тряпицей. Я пообещал убить кота, когда наткнусь на него, но он только покачал головой и повернулся к раскрытой перед ним книге. Имя за именем он перечислял людей, которые приходили к нему, чтобы выкупить свою репутацию, и суммы, которые они приносили ему, были поразительными.

– Кое-кого пришлось как следует припугнуть, – объяснил он.

– Однажды один из этих людей вас убьет, – предсказал я.

– Вы так думаете? – сказал он, потирая изуродованные уши.

Спорить с ним было бесполезно, поэтому я достал рукопись, озаглавленную «Королевская династия Америки». В последний раз я читаю ее в кабинете мистера Уайльда. С волнением и трепетом я прочел ее до конца. После этого мистер Уайльд взял рукопись и, повернувшись к темному коридору, ведущему из кабинета в спальню, громко крикнул:

– Вэнс!

И тогда я впервые заметил человека, сидящего в тени.

Не могу представить, как я мог упустить его из виду во время поисков кота.

– Вэнс, выходите! – крикнул мистер Уайльд.

Фигура двинулась с места и заскользила к нам. Я никогда не забуду его лица, когда свет из окна упал на него.

– Вэнс, это мистер Кастанье, – сказал мистер Уайльд.

Не успел он закончить, как человек бросился на пол перед столом, крича и хватаясь за него:

– О боже! О боже мой! Прошу вас! Пощадите меня! Мистер Кастанье, держитесь подальше от этого человека. Вы не можете, не можете! Вы другой… Спасите меня! Я сломлен… Я вышел из сумасшедшего дома, и теперь, когда все наладилось, когда я забыл короля… Короля в желтом… Я снова сойду с ума! Я сойду с ума!

Он удушливо захрипел, потому что мистер Уайльд прыгнул на него и принялся душить. Когда Вэнс рухнул грудью на пол, мистер Уайльд отпустил его, проворно забрался на стол, потирая уши обрубком руки, повернулся ко мне и спросил передать амбарную книгу.

Я достал ее с полки. После недолгих поисков на страницах, исписанных красивым почерком, он самодовольно прокашлялся и указал на имя Вэнса.

– «Вэнс, – прочел он вслух. – Осгуд Освальд Вэнс».

При этом человек на полу поднял голову и повернул искаженное лицо к мистеру Уайльду. Белки глаз у него были налиты кровью, губы шевелились.

– «Обратился 28 апреля, – продолжал мистер Уайльд. – Кассир в Сифортском национальном банке, отбыл срок в Синг-Синге^[11] за подделку документов, оттуда переведен в приют для душевнобольных преступников. Помилован губернатором Нью-Йорка и освобожден из приюта 19 января 1918 года. Репутация пострадала в Шипсхед-Бей^[12]. Ходят слухи, что он живет не по средствам. Репутацию требует вернуть немедленно. Стоимость – 1500 долларов. Примечание: с 20 марта 1919 года присвоил 30 000 долларов и обеспечил себе нынешнее положение благодаря влиянию дяди. Отец – президент Сифортского банка».

Я посмотрел на мужчину, скорчившегося на полу.

– Встаньте, Вэнс, – ободряюще сказал мистер Уайльд. Вэнс поднялся, словно под гипнозом. – Он сделает так, как мы скажем.

С этими словами мистер Уайльд открыл рукопись и прочитал всю историю королевской династии Америки. Затем добрым, успокаивающим шепотом пробежал по важным пунктам с Вэнсом, который стоял, как громом пораженный. Его глаза были такими пустыми, что он стал похож на идиота. Я поделился своим наблюдением с мистером Уайльдом, но тот отмахнулся.

– Это не имеет значения.