Второй ухватил ее за руку и выдернул с дивана, где она все это время сидела, силясь понять, что за фигня происходит.

Проходя мимо саквояжа, который валялся на полу в коридоре, второй ткнул кроссовкой кожаный бок. В нутре что-то брякнуло. Он наклонился и расстегнул молнию. Присвистнул. Поднял голову и посмотрел насмешливо на Юлю.

– Уважаю, – сказал второй и приподнял саквояж, примериваясь прихватить.

– Охренел? – процедил первый.

– Да ладно тебе, не пузырься, – ответил второй, а первый, сплюнув, вышел в лифтовый холл.

Любовь Матвеевна повернула голову на шум мотора и всмотрелась в другой конец дачной улицы, отороченной с обеих сторон зеленой подпушкой кустов акации и шиповника. По освещенной мягким закатным солнышком асфальтированной дорожке медленно и осторожно пробирался тяжелый джип семейства «Мерседес».

Было то самое время суток, когда члены дачного сообщества в сопровождении своих внуков, собак и кошек совершали ежевечерний променад, и джип, конечно же, должен быть осторожным, если не хотел отдавить хвост какой-нибудь кудлатой псине или обидеть бестолковое дитё, переехав передним правым его веселый резвый мяч.

– Соседка ваша прибыла? – спросила Валентина Федоровна с двадцать второго участка. – И как вы с ней ладите-то, Любовь Матвеевна?

Дамы коротали вечер на лавочке рядом с калиткой, ведущей на садовый участок Любови Матвеевны и находящейся через три дома от садового участка Валентины Федоровны, и Любовь Матвеевна как раз делилась с Валентиной Федоровной рецептом консервированного салата из кабачков, моркови и лука, а Валентина Федоровна ей говорила, что «ах, какой чудный салат», и она себе непременно закатает на зиму несколько баночек.

– А что в этом такого, Валентина Федоровна? – прикинулась Любовь Матвеевна.

– Да как же, что такого? Это же не женщина, а асфальтовый каток. Я, к примеру, ее побаиваюсь. Хотя, вам, может, и привычно, у вас сестра тоже с характером.

Любовь Матвеевна с лавочки встала и сказала безразличным голосом:

– Вы заходите как-нибудь, Валентина Федоровна.

И пошла неторопливо к калитке. Она не любила, когда намекали на ее мягкотелость.

Но разве она мягкотела? Просто она не заводится из-за ерунды, а многие считают это чуть ли не бесхребетностью и даже беспринципностью, что вовсе уж ни в какие ворота. У Любови Матвеевны железные принципы, но они не имеют никакого отношения ни к мелочному упрямству, ни к такому же мелочному желанию настоять на своем.

Хотя перед соседкой она, по правде говоря, тушевалась, а это было неправильно, в ее-то возрасте. Все же шестьдесят седьмой годок пошел.

И где ж вы, лихие батальоны бабулек конца семидесятых, сидящих, бывало, плотно, словно горошины в стручке, на скамейках возле подъездов панельных пятиэтажек и наводящих страх и трепет на жильцов дома от трех до сорока и старше?..

Давно минувшая идиллия.

Вот сестра ее двоюродная, Нина Петровна, могла бы вписаться в ряды старой гвардии, но и та не заводилась с Валерией Львовной, хотя скандалить любила страстно. Правда, сама Нина Петровна не считала себя скандалисткой, поскольку и вовсе она не скандалит, а высказывает личное мнение, на что имеет полное право.

Поначалу Нина Петровна и на соседку пыталась наехать со своими «мнениями», но та не дрогнула, зато сама кузина схлопотала от Лерочки в ответ несколько тяжеловесных плюх и увяла, и с тех пор старательно не замечает недостатки ни в соседке, ни в соседкином хозяйстве.

Любовь Матвеевна задвинула на калитке скрипучий засов, но тут же вспомнила про Тугарина, который все еще где-то гонял с дружками.

Тугарин, а по версии внука Константина – Тугрик, мог бы стать для Любови Матвеевны компаньоном, если бы не был таким непоседливым и несговорчивым, поэтому временами он был ее головной болью, а временами даже и наказанием, и лишь в промежутках – компаньоном, но это случалось редко.

Внешне Тугарин являл собой помесь терьера и шнауцера, причем какого именно терьера с каким шнауцером выяснению не подлежало, однако Любовь Матвеевна была убеждена, что редкостный собачий нигилизм он унаследовал именно от кичливых высокородных предков.

Любовь Матвеевна пригрела его еще щеночком и совершенно не подозревала, какое чудовище вырастет из крошки уже через полгода, ну а потом было поздно. Не только в том смысле, что мы в ответе за всех, кого приручили, хотя это и так. Но она прикипела сердцем к тявкающему созданию, не желающему признавать дисциплины и рвущемуся настоять на своем.

Соседи по городской квартире намекали, что Любовь Матвеевна сама виновата, проявляя мягкость там, где нужно быть непреклонно твердой, но сначала ей было Тугрика жалко, а потом он уже сел ей на голову, и проявлять твердость стало бессмысленно. Она к нему все же приноровилась и научилась кое-как управлять, но иногда ей казалось, что редкие случаи, когда пес слушался ее команд, объяснялись тем, что Тугрику просто делалось хозяйку жалко. Или стыдно. Но в версию Тугрикова стыда Любовь Матвеевна верила не очень.

На даче, куда хозяйка заезжала с мая по октябрь, для мелкого проныры была настоящая вольница. Никто не сажал его на поводок и не дергал ежеминутно, чтобы он не смел и сейчас же выплюнул, ну и так далее. Хотя, если хозяйке дать волю, то она и здесь, на участке, таскала бы его за ошейник. Однако, осмотревшись, Тугарин понял, что в среде дачных аборигенов так не принято, и хозяйка не пойдет наперекор общественному мнению, поэтому он вздохнул спокойно.

На самом-то деле Тугарин старался быть хорошим псом, потому что свою хозяйку любил, все же он был собакой, но ничего не мог поделать со своей живой натурой, которая все время подстегивала его к поступкам, не предусмотренным уставом.

И кстати, в отдельных недоразумениях хозяйка бывала виновата сама, не объясняя толком, что от собаки хочет. Взять, к примеру, случай, произошедший прошлым летом, когда он решил ей услужить и насобирать побольше жутких колючих медведок, от которых его, по правде говоря, тошнило. Но хозяйка похвалила «хорошего мальчика», когда тот раздавил одну, выцарапав из грядки с морковкой, и на следующее утро медведки на всем ее участке были подвергнуты тотальному уничтожению, а вдоль уродливых комковатых шрамов, которые совсем недавно были аккуратными грядочками, лежали вывернутые из земли вялые трупики морковки, редиски и свеклы.

Ну а как иначе она себе это представляла? Вредоносные твари пытались скрыться, пришлось хорошенько поработать когтями, разрывая жирный чернозем. Зато их набралось с небольшую кучку. С арифметическим счетом у него не очень…

Он тогда здорово обиделся. Хозяйка отшлепала его свернутой в рулон газетой, возмущенно выговаривая, что он бандит и хулиган. Но потом он решил не обижаться. Женщина – что с нее возьмешь! Сама не знает, что хочет. Пожалела медведок…

Завидев, что хозяйка вошла в калитку, не дожидаясь его и даже не покричав, как полагается: «Тугарин, ты где? Домой!», он наскоро попрощался со сворой, снялся с места и обеспокоенно заспешил к дому, сохраняя, однако, вид спешки деловитой, а не заполошной, еще чего. Его подстегивала неприятная перспектива лаять возле забора, просясь, чтобы она его впустила внутрь, а это чрезвычайно нежелательно, пацаны потом засмеют.

Гамильтон, шоколадный пудель, особым ехидством отличается, да и беспородный Тяпыч припомнит.

Хозяйка калитку приоткрыла, намереваясь выйти на дорогу и все-таки ритуал совершить, покликав пса, и тут же чуть о него не споткнулась.

Пес ткнул ее мордой в коленки, провез по голым лодыжкам жестким косматым боком, протискиваясь за ограду, и поскакал в сторону веранды, где располагалась его миска. Обнаружив миску пустой, галопом вернулся обратно к калитке, возле которой все еще возилась хозяйка, и укоризненно гавкнул.

Любовь Матвеевна сказала с напускной строгостью:

– Потерпи, Тугарин, надо еще Майину покормить.

Тугарин недовольно поворчал и вернулся к миске, чтобы ее хорошенько погонять. Посудина была из звонкой нержавеющей стали и, ударяясь о кирпичный бордюр садовых дорожек, дивно гремела, помогая ему скоротать время до ужина.

Любовь Матвеевна махнула безнадежно рукой и направилась к небольшому загону из штакетника, в периметре которого бекал и стучал копытцами ее действительный кошмар. А ведь были минуты, когда она считала, что ее кошмар – Тугарин. Напрасно она так считала, обижая славное животное. Тугрик у нее просто чудо, тихое и послушное. Подумаешь, тапки ворует у соседей. Или садовые перчатки, забытые с вечера на ступеньках крыльца. Или стягивает выстиранное исподнее с бельевой веревки и развешивает по смородиновым кустам. Это все милые шалости. Но вот Майина…

Коза Майина появилась у Любови Матвеевны только этой весной, но никакого отношения к козе сама Любовь Матвеевна не имела. Это была затея Нины, двоюродной сестры по маминой линии.

Нина Петровна на дачу приезжала изредка – во-первых, потому, что, несмотря на пенсионный возраст, все еще работала, выполняя обязанности курьера в юридической фирме, а во-вторых, потому что дачный дом был не ее, а Любин. Однако все же приезжала, хотя в эти визиты к садово-огородным делам, коих множество, не подключалась, а отдыхала, отсыпаясь до обеда, а затем, перекусив бутербродиком с копченой колбаской, прохаживалась по дорожкам между грядками и раздавала указания, не забывая по ходу покритиковать, а также попенять кузине за то, что предыдущие наставления та не исполнила и дельных замечаний не учла.

Когда с возрастом Нину Петровну принялись атаковать болезни – а болеть она не привыкла, поскольку всегда отличалась завидным здоровьем, – она приступила сначала к самолечению, нахватавшись советов в различных журналах и у подруг, а затем все же сдалась и отправилась по врачам. Ей назначили обследование, затем предложили попить то и это, позаниматься лечебной физкультурой и что-то такое еще поделать в кабинете физиотерапии.

Терпения ждать, когда все это схватится и подействует, у Нины Петровны не было. Она сделала решительный вывод, что бесплатная медицина лечением больных не занимается, что «тут мы никому не нужны, тем более пенсионеры», и рванула в медицину платную, но быстро поняла, что там то же самое, только за деньги, хотя уважения, конечно, больше.

Вернувшись в коридоры районной поликлиники, приготовилась к новому витку обследований и назначений, но тут ей удивительно повезло.

Соседка по банкетке у дверей врача-эндокринолога поделилась с ней рецептом исцеления буквально от всего, которым она сама, то бишь соседка, непременно бы воспользовалась, если бы не жилищные условия и строгий зять.

– Вот вы про кошек, конечно, слышали? – вопрошала ее новая знакомая. – Конечно, должны были слышать. Но кошка это, как бы попроще, скорее профилактика расстройств, а если вы уже обзавелись букетом, то одной кошки вам будет мало. Ну и правда, что может кошка, если у вас, допустим, печень пошаливает или вообще поджелудочная железа? Кошки только стресс снимать и умеют. Поэтому нужна коза. Коза – та все симптомы уберет, да что там симптомы! Вылечит абсолютно. У меня одна знакомая таким образом от ревматизма избавилась и, кстати, близорукость у нее уменьшилась тоже.

О чудесных возможностях парнокопытного полорогого новая знакомая говорила с пылом менеджера-виртуоза из отдела продаж.

Нина Петровна сосредоточенно ее слушала, параллельно пытаясь сообразить, что можно предпринять, чтобы обзавестись этим живым артефактом, ведь квартирные условия у нее тоже не очень.

Когда же добрая женщина поведала, как именно следует исцеляться козой, в голове у Нины Петровны что-то щелкнуло и ответ высветился сам собой.

– Значит, так, – приступила к конкретике доброхотка, – сначала необходимо напоить козу родниковой водой, но прямо из ладони. Зачерпнете из родника и ей сунете в морду, пусть попьет. А потом нужно ее гладить по голове, чтобы настроиться с ней на одну психоэнергетическую волну. Гладьте ее до тех пор, пока не ощутите, что контакт между вами налажен. Как только почувствуете связь, осторожненько возьмите ее за рожки, сядьте на корточки перед ее мордой и начинайте всматриваться прямо в зрачки. Важно, чтобы при этом ваше воображение было задействовано, вы должны себе ярко представлять, как силы первобытной природы вливаются через зрачки и ладони прямо в ваши энергетические каналы.

Про «вливающиеся силы» и «каналы» тетка явно где-то наслушалась, но сама идея с козой вызвала в душе Нины Петровны резонанс, и артефакт был ею незамедлительно куплен.

Так у Любови Матвеевны и оказалась в жиличках Майина – вредное создание черно-белого окраса, не знающее благодарности и иных положительных качеств.

Откуда ее Нинка выкопала, Любаша не допытывалась, но по всему видно, что не с общественного скотного двора. Настолько испортить характер животному могла только безголовая богатая бездельница, получившая щеночка, тьфу – козленочка, конечно, козленочка, в подарок на Новый год в качестве счастливого талисмана.

Главное, что наказать, как следует, козу Любовь Матвеевна не могла. Не поднималась у нее рука с хворостиной на эту зловредную скотину, вот не поднималась, и все. Да и неловко было – все же не ее коза, а сестрина.

Поперву сестрица наезжала чуть не по два раза в неделю, чтобы принимать лечебные процедуры, прихватив Майку в соседний лесок, где бил слабенький ключ возле болотца. А потом, видно, охладела и стала приезжать пореже.

Любови Матвеевне, как и всем прочим дачным знакомым, введенным в курс дела, объяснила это тем, что толк от козы она почувствовала, и толк весьма значительный, в связи с чем и надобность в частых процедурах отпала, да и животное необходимо беречь, чтобы не истаяло от частых энергетических потерь.

Про энергетические потери – это Нинка зря. Чего-чего, а энергии этой рогатой шельме не занимать, как, впрочем, и хулиганств всяческих. Как будто нечистый толкал Майину в лохматый бок, науськивая на проказы. Проказит коза, а Тугрику достается.

Любовь Матвеевна до сих пор вспоминала с содроганием происшествие двухнедельной давности, когда Майка, пытаясь протиснуться в обнаруженный ею лаз, застряла под забором, отгораживающим участок Любови Матвеевны от угодий Петуховых. А лаз проделал Тугарин, однако, понятно, что рыл его под себя, то есть лаз был весьма неглубоким. Хорошо, что Петуховых в тот день не было на даче.

Костику, внуку, пришлось через забор перелезать, чтобы высвободить паршивку. Видать, соблазнилась капустными всходами, когда, не подумав, ломанулась следом за юрким шнауцер-терьером. Морду она пропихнула, ноги передние, а заднюю часть приплюснуть как следует не смогла. И обратным ходом вылезти не получалось, рога мешали, цепляясь за кромку забора.

Блеяла коза дурниной. Любовь Матвеевна, услышав надрывные рулады, даже с испугу решила, что переехал чудовище пополам трактор, который разъезжал в тот день по поселку, собирая в прицеп строительный мусор с нескольких дачных участков, где новые господа затеяли строить палаты.

Но все оказалось не так трагично, хотя и не безболезненно.

Костик, перелезая через забор, штаны не продрал и локтей не оцарапал, но насмерть перепуганная Майка тяпнула его за палец вполне по-собачьи, когда он принялся вправлять ее рогатую морду в узкий лаз, пытаясь придавить ее башку поближе к чернозему и развернуть по часовой. Он впихивал козу обратно, а Любовь Матвеевна с той стороны забора тянула козу на себя, ухватив ее за задние копыта, а возбужденный происшествием Тугарин скакал по грядкам Петуховых и заливисто лаял, ломая сочную ботву моркови и свеклы, которой Майина тоже бы не побрезговала.

Потрепанную и злую Майку снова заперли в загон у сарая, где она пробудет ровно столько, сколько ей не надоест.

Перепрыгивает, шельма, со свистом перепрыгивает, и ничего тут не поделаешь.

Поначалу Любовь Матвеевна ее веревкой к колышку привязывала, но быстро поняла, что смысла нет. Перегрызает коза веревку или выдирает с колышком. В сарае день и ночь животное держать совесть не позволяет. А сажать рогатую торпеду на цепь, аки пса сторожевого, не позволяет Нинка, да и самой Любе это неприятно.

Хорошо еще, что соседи с юмором все воспринимают. Тут ей пока везет. Любе, в смысле, везет, не козе. Козе что, козе на все начхать.

А Тугрику тогда досталось газетой по шерстяной заднице. Ему было строго-настрого велено больше под соседей не подкапываться и Майину на хулиганства не толкать. И вообще, он же сторож, мог бы и присмотреть за козой.

На сей выпад Тугарин явно оскорбился, дав понять, что он не сторож, а охотник, и уж тем более не козий пастух.

И теперь вместо того, чтобы варить смородиновое варенье или отдыхать в тенечке с книжечкой, Любови Матвеевне приходится целыми днями присматривать за беспокойными подопечными, чтобы опять чего не начудили.

Хотя смородины в этом году уродилось не очень. Да и откуда ей взяться, смородине, если пес на кустах развешивает Любины панталоны, а вырвавшаяся на свободу коза хрустит несозревшими ягодами, не брезгуя побегами?

Любовь Матвеевна вошла в загон с тазиком на бедре, Майина простучала копытцами, подбегая к хозяйке.

Конечно, это тетя Люба ее хозяйка, а вовсе не та, похожая на жердь, бабка, которая наезжает лишь по выходным и то лишь за тем, чтобы нудно и свирепо молчать, сидя на корточках напротив, и сверлить Майину фанатичным взглядом, перепрыгивая с одного ее глаза на другой.

А эта – ничего, кормит, добренькая.

Надо ей намекнуть, что та бабка Майине надоела, пусть прогонит. А то Майка хоть и терпеливая коза, но лопнет терпение, и припустится она по лесным буеракам от этой зануды подальше. Или боднет хорошенько. Бодаться она умеет.

Хозяйка поставила перед Майкой тазик с силосом, налила в другой тазик воды из пластиковой бутылки, а потом, покопавшись в кармане фартука, извлекла на свет оранжевую сочную морковку.

Майина сунула рыльце ей в ладонь.

– Морда козья! – услышала Лера возмущенный фальцет, донесшийся со стороны соседнего участка.

Значит, опять коза Майина боднула тетю Любу под коленки на выходе из загона. Вероятно, ждала две морковки, а получила одну.

Хорошо еще, что острые рожки парнокопытной Любовь Матвеевна обезопасила, надев на них куски садово-огородного резинового шланга ярко-бирюзового цвета. Поначалу Майина пыталась избавиться от аксессуара и предпринимала попытки идиотский кембрик с рогов стащить, но с ходу у нее это не получилось, а по прошествии времени с ощущениями коза сжилась и бунтовать перестала.

Прикольное существо. Хотя соседскую козу Лера не любила. Вернее, относилась к ней индифферентно, не утруждаясь строить умильную физиономию при появлении в поле зрения этого условно домашнего животного.

Лера загнала Миху в гараж, проверила замок на воротах, а потом поднялась по ступенькам крыльца и вошла в свой обожаемый дом. Распахнула дверь настежь, чтобы впустить внутрь вкусный вечерний воздух. Прошлась босая по комнатам, распахивая створки окон и на ходу здороваясь с домом.

Кто-то громко затопал по крыльцу.

– Лер, ты, что ли, прикатила?

С голым торсом, в клетчатых бермудах и кроссовках на босу ногу в дверном проеме возник сосед Костик, долговязый и тощий внук Любови Матвеевны. Костику года двадцать два, и он учится в институте. В педагогическом, что ли. Сейчас у него каникулы. Если, конечно, хвостов не нацеплял. Нормальный, в принципе, пацан. Вредный, конечно, но Лера с этим уж как-нибудь справится.

– Кто же еще?.. – буркнула Лера, мельком взглянув в сторону гостя.

– Лер, сигаретки у тебя нет? У меня кончились, – ничуть не смутившись тому, что соседка явно не в духе, жизнерадостно прогрохотал Константин.

– Посмотрю. Есть, конечно.

Лера подошла к вешалке, пошарила в дорожной сумке, брошенной на скамейке под куртками и дождевиками. Извлекла пачку и протянула Костяну.

Тот вытряхнул одну, сунул в рот и вернул пачку Лере. Похлопал по штанам, ища зажигалку. С сигаретой в зубах пропыхтел просительно:

– Дай зажигалочку, а?

Они пристроились для перекура на ступеньках крыльца. Говорить Лере ни о чем не хотелось, а вот Костик, напротив, фонтанировал:

– Чего одна? Лёню куда дела? – спросил он, примеряясь поднести огонек к сигарете.

– Работает Лёня, – кисло сообщила Валерия и поторопила: – Давай уже, прикуривай.