Водитель в это время кое-как очухался и, не переставая тереть слезящиеся глаза, обиженным быком ринулся на Егора, желая выдернуть его со своего места и, как следует накостыляв, поехать наконец дальше.

Егор, быстро подтянув колени, лягнул его обеими ногами в живот. Водитель, сдавленно хрюкнув, грохнулся задом на асфальт, здорово приложившись при этом затылком. Второй тоскливо посмотрел на своего напарника, щупающего сардельками пальцев пострадавшую часть, потом перевел взгляд на нескольких любопытных пенсионеров, замерших в отдалении, на мелькнувший вдали сине-полосатый бок полицейского пикапа и мрачно пробормотал:

– Ничего не будет… Это как сказать. А почему «тело», в натуре?

– Непонятно? Я вот у нее телохранитель. Представляешь размер проблемы?

Алину они отпустили. Без извинений, но и без угроз. Просто открыли дверь, а потом очень быстро убрались, с ходу перестроившись в левый ряд.

– Да нормальные вроде пацаны, а? Как вы считаете, Алина? – это первое, что произнес Егор, запуская двигатель.

Он сел за руль сам, Алина не возражала. Она понимала, что должна ему какие-то слова, но не знала, какие лучше. Какие вообще. Ведь она так испугалась. Она уже успела представить все самое худшее. Подруга Марианна много случаев из своей практики рассказывала.

Меньше всего Алина рассчитывала на помощь Егора. Даже в его сторону не посмотрела, когда эти двое вывели ее из лавки антиквара.

– Сволочь! – с чувством выругалась она.

– Простите… Это вы мне? – невозмутимо отреагировал ее новый знакомый.

– Нет, – с уже набирающим обороты негодованием произнесла Алина, – нет, конечно, как вы могли подумать! Я вам обязана…

Егор хмыкнул. А чего он ждал, собственно?

– Не нужно меня благодарить. Я просто подумал, что последнее слово все же должно остаться за дамой. И если дама однажды уже сказала, что за бампер они платят сами, то и пусть платят сами.

– Бампер?! – воскликнула Алина. – Их бампер тут ни при чем, Егор!

Ему понравилось. Понравилось, что она наконец-то произнесла его имя. И если бы похищения никакого не было, его следовало бы устроить. Пошленький прием, избитый, дорогостоящий, но какой эффект!

Потом до него дошла суть высказывания.

– А что при чем? – поинтересовался он безразличным тоном. – Может, расскажете? Хотя не настаиваю. Куда вас везти?

И у Алины появилось вдруг сильное желание все ему рассказать.

Что она вдруг растаяла-то? Алина знала. Он повел себя по-мужски, это завораживает.

Попала под притяжение сильной личности, и оттого захотелось довериться и вверить? Как пошло. По́шло и примитивно. Может, еще и понравился тебе этот тонкогубый супермен, идиотка? Нет, не понравился? Уф, уже хорошо. Тогда что же? Редкий экземпляр, изучить желаешь? Ну-ну, только не заиграйся. Прилипнет – не отделаешься потом.

Тут Алина сказала сама себе, что она устала от рефлексии. Что ей надоело. Что у нее голову стало ломить от самопрепарирования. Или автопрепарации?

И она рассказала Егору о странном предмете, который оказался чернильницей. Только о чернильнице. Ни о каких кассетах с песнями Высоцкого. И еще о сволочном антикваре.

– Можете ее показать? – не отрывая взгляда от дороги, равнодушным тоном спросил Егор.

– Не могу, – язвительно ответила Алина. – Потому как отобрали. Эти два жлоба и отобрали. И расписки не оставили.

Какое-то время они ехали молча, а потом Егор, недобро улыбнувшись, выкрутил руль, развернулся и направил машину в обратную сторону.

Зот Орестович чистил бронзу. Он чистил ее медленно и вдумчиво специальной щеточкой, чтобы медь, входящая в состав этого благородного сплава, не потемнела от агрессивного воздействия влаги и не окрасилась на крыльях и хвосте вот этого довоенного Пегаса в постыдный грязно-зеленый цвет. Не отчистишь потом и не продашь.

В лавке было пусто. Зоту Орестовичу никто не докучал просьбами что-то показать, не надоедал вопросами о том, каков возраст того или иного артефакта, а также сколько в рублях тот артефакт стоит. И это его ни в коей мере не огорчало.

У него салон, а не пивная. И не покупатели, а клиенты. И он не нуждается в очередях, как какой-нибудь бакалейщик, потому что работает «под заказ». У него постоянный круг солидных заказчиков, и среди них такие люди, что самому Зоту Орестовичу иной раз бывает не по себе.

Зот Орестович по паспорту был Александр Иванович, а по фамилии Самолетов. Не цеховая фамилия и не подходящее для его бизнеса имя. Поэтому он стал Зотом Орестовичем.

Антиквар – это тот же деятель искусства, а значит, ему нужно работать в должном антураже. Без него дело с места не сдвинется, и подходящее имя в антикварной торговле значит не меньше, чем имеющаяся в магазине конторка мореного дуба или счеты из карельской березы, соседствующие с современным кассовым аппаратом.

Мелодично звякнул наддверный колокольчик. В салон решительно вошли двое – высокий мужчина с желчным лицом скандалиста и чопорная девица, причем девицу эту он совсем недавно видел. Странно.

Странно, что она так быстро вернулась. А если быть точным, то странно, что она вообще вернулась. Нехорошо.

Мужчина спокойно прошествовал к прилавку, остановился напротив антиквара, сунув руки в карманы брюк, и вполголоса задал вопрос:

– Вы помните эту девушку, любезнейший?

– Нет, – моментально отозвался Зот Орестович.

– Не помните? Это странно. Потому что именно из вашей лавки ее увели силой два нехороших человека примерно час назад. Вспомнили?

– Нет. Не знаю. Не обратил внимания.

– Что ж так? Покупатели замучили? Большой поток?

Зот Орестович предпочел промолчать.

«Видали мы таких, – подумал про себя циничный и бывалый антиквар. – Ну а что предъявить-то ты мне сможешь?»

И незаметно улыбнулся в реденькие усы.

Мужчина поразглядывал бывалого минуту и продолжил:

– Эта молодая дама – сестра президента. Я ее личный телохранитель.

Он почтительно склонил голову в сторону девушки. На ее лице не дрогнул ни один мускул.

– Какого? – глупо спросил его антиквар.

– Что – какого?

– Президента, я спрашиваю, какого?

– Бывшего, – с раздражением в голосе ответил мужчина.

– Да? – высказал недоверие антиквар. – Я бы скорее предположил, что она ваша сестра.

Девица с возмущением уставилась сначала на антиквара, затем на своего спутника. Потом снова отвернулась, задрав подбородок еще выше. Ее телохранитель сдвинул брови и угрожающе зашевелил ноздрями.

Зоту Орестовичу это не понравилось, и он слегка струхнул. Мало ли психов?..

– И что же вы от меня хотите? – нервно произнес он.

– Мы хотим знать, кто были эти люди, а также кому вы звонили перед тем, как они здесь появились.

– Помилуйте, господа, но откуда же мне это знать? Не могу я этого знать, это просто какие-то случайные проходимцы. К моему салону все это не имеет никакого отношения, уверяю вас! А звонил я своему знакомому, но он приехать так и не смог – неотложные дела, он перезванивал мне позже, но девушка в это время уже ушла. Поверьте, я к этому возмутительному инциденту никакого отношения не имею, клянусь!

– Так, – накаляясь, выговорил телохранитель, – так. Нам не хотелось вас наказывать. Слишком вы мелки для этого! Нам только нужна информация. Но раз вы упорствуете… Желаете познакомиться с нашей службой безопасности?

– В смысле? – решился уточнить тертый Зот Орестович.

– В смысле, что они тут неподалеку, в своем «Хаммере» сидят. Только и ждут сигнала. Один момент.

И он решительно вытащил из пиджака мобильник.

Антиквару стало как-то неспокойно, но позиций своих он так просто сдавать не собирался. Тоже, сестра президента!.. Чушь какая! Хотя, конечно, если на понт его хотят взять, то не стали бы такой статус себе присваивать. Выбрали бы кого поправдоподобнее, да хоть бы и губернатора Подмосковья!..

Зот Орестович забеспокоился сильнее.

И тут девица раскрыла рот. Заговорила она тоном таким возмутительно высокомерным, что циничный антиквар от души посочувствовал ее прислуге. А кому же? Слуга бесправный и есть при такой вот нанимательнице.

– И что вы собрались делать, Тимофей? – с надменной издевкой спросила она.

Ее телохранитель даже вздрогнул. Совсем запугала мужика. А ведь впечатление слабака он не производит.

– Э-э-э… – проблеял он. – Вызывать полковника с людьми. Вы позволите, Ангелина Анатольевна?

– Стул подайте, – распорядилась дамочка.

Тимофей потрусил за прилавок, выхватил оттуда стул, поставил посреди магазина, а потом на глазах пораженного Зота Орестовича извлек из нагрудного кармана пиджака ослепительно белый, отглаженный и чуть не накрахмаленный носовой платок и постелил его на сиденье.

Дамочка, пренебрежительно сморщив нос, уселась.

– Минералку без газа, пожалуйста, – произнесла она в пространство.

Тимофей впал в смятение.

– Ну? – повернула к нему голову эта вельможная стервочка.

Тимофей молчал и, как бедный измученный кролик на удава, смотрел в ее холодные бесчувственные глаза.

Его хозяйка вновь разлепила губы:

– И сколько минут прошло?

– Э-э-э… – опять проблеял телохранитель, – с какого момента, Ангелина Анатольевна?

– Вы издеваетесь, Тимофей? Вы сами сделали распоряжение Аркадию, чтобы он с людьми вошел сюда ровно через семнадцать минут. Если мы до тех пор не выйдем из этой норы.

Она выразительно скривилась.

– Скоро уже. Семь минут осталось. С половиной, – уточнил услужливо Тимофей.

– Можете постоять рядом, – позволила мегера. – Не надо минералки. Я немного помедитирую.

В салоне повисла тугая тишина.

Но ненадолго. Через минуту сестрица президента вновь заговорила. На этот раз она обратилась к Зоту Орестовичу:

– А почему вы никому не звоните, голубчик?

– А кому, извините? – осведомился сбитый с толку и уже начавший паниковать антиквар.

– Ну, я не знаю… Менеджеру, наверное, какому-нибудь? Или у вас нет менеджера? Вы один работаете? Тогда жене, что ли.

– Зачем, позвольте спросить? – еще больше забеспокоился Зот Орестович.

– Ну как же зачем, голубчик? А лавку на кого оставить? Вот так просто запрете и все? А как же бизнес? У вас же будет упущенная выгода, это неправильно.

– Ангелина Анатольевна, вы такая чуткая, такая заботливая, – неискренне проговорил интимным тоном ее телохранитель.

Ангелина Анатольевна холодно на него взглянула, давая понять, что про себя все сама знает и в его одобрении не нуждается.

Тимофей проглотил конец фразы и заткнулся, униженный.

Тут Зот Орестович пал духом совершенно. На улице кто-то громко хлопнул дверцей, выходя из машины. Он вздрогнул и посмотрел затравленно на входную дверь.

– Вы представляете, – внезапно решился он, – нет, вы представляете, господа, что я только что вспомнил?

– И что же это? – скучным голосом поинтересовалась Ангелина Анатольевна.

А ее телохранитель злобно процедил:

– Так вы, пока еще помните, напишите на бумажке. Или диктуйте уже, я сам за вас запишу.

Он грозно прошагал к конторке, на ходу извлекая из нагрудного кармана ручку. Антиквар принялся торопливо диктовать, сличаясь с мобильником. Он назвал десятизначный номер, затем фамилию, затем имя.

Телохранитель Тимофей, записывающий все это на какой-то старой визитке, внезапно писать прекратил и произнес с непонятной досадой:

– Достаточно, милейший. Отчества не нужно. Отчество этого придурка мы знаем сами.

С Колькой Ревякиным, так же как и с Сашкой Поляничевым, Егор учился в одном классе. К ним в школу Ревякин перешел из какой-то другой – это случилось примерно в классе пятом или шестом.

Колька был классический хулиган, просто картинный. Мишка Квакин. Но без своей шайки. Хулиган-одиночка.

Преподаватели Кольку боялись из-за его особенной непредсказуемости. Ну, и неуправляемости, конечно. Он хамил, мог выйти из класса в любой момент и войти без разрешения, препирался по каждому поводу, изводил издевательскими комментариями, строил рожи, передразнивал интонации, ну и так далее.

Одноклассники относились к нему настороженно. Поначалу ожидали, что теперь начнется война авторитетов, но на Гарика Панфилова, их хулиганского президента, он так и не полез.

Сам Гарик, однако, делал попытку подмять под себя новичка. Вместе со своей братвой вызвал Коляна за школьный гараж и там, на задворках, попытался провести с ним профилактику. Окружили Коляна шесть пацанов, но плюх так и не насовали, все закончилось отодранным карманом на школьной куртке. Как только Коляну этот карман оторвали, он озверел, а озверев, начал так отчаянно и свирепо молотить кулаками и лягаться ногами, что от него отвязались раз и навсегда.

И с девчонками он не задирался, как бы их не замечал вовсе.

После восьмого все вздохнули с облегчением: ушло наше счастье в ПТУ осваивать профессию автослесаря.

А еще помнил Егор удивительное отношение Кольки к одной учительнице, она у них вела русский с литературой. Звали ее Нина Михайловна. Дорошина, кажется. Да, точно, Нина Михайловна Дорошина.

Так вот, с ней у Коляна поначалу такие баталии случались, что весь класс замирал в восторге. Коррида. И эта пожилая тетка его таки приручила. Конечно не моментально, но справилась.

Вообще-то, она была в своем роде уникум. Бывало, какая-нибудь училка на своем уроке аж визжит от злости, чтобы народ не борзел, а ее никто не слушается и слушаться не собирается, даже девчонки, даже отличницы. Нервы мотали таким в свое удовольствие. Или были такие чудачки, что на «сознательность учащихся» давили и обращались к их совести. Не менее смешно.

А Дорошина была как атомный ледокол в арктических льдах – сильна и нетороплива. И с неизменной улыбкой матерой тигрицы на тонких губах. Глаза возмущенно не выкатывала, не визжала, указкой об стол не колотила, но как только голос повысит, совсем только чуть, так сразу все тридцать шесть голов к партам и пригнутся. Или, напротив, вперятся преданным взглядом, чтобы внимательно слушать, что скажет.

Но Ревякина-то это не должно было задеть! Он же их ночной кошмар! В смысле педагогов. Он их каждодневный ужас. Их наказание за все грехи прошлой жизни. Они всем педсоветом его согнуть не смогли. А Дорошина смогла в одиночку.

И не одними лишь голосовыми связками, хотя именно с Ревякиным ей приходилось их напрягать. Егор предполагал, что, наверно, как и весь класс, Колька почуял в Дорошиной силу, но не подлую, не стервозную, а какую-то правильную. Справедливую, что ли? Возможно.

Но до поры до времени он все же ерепенился, не желая сдаваться. А потом был один эпизод. Егор случайно расслышал, а больше никто. Никому и не предназначалось. Колька солировать начал по обыкновению, что-то принялся наглое говорить Дорошиной, а она ему с тихим смешком: «Ну и дурак ты, Николаша». Колька растерялся из-за «Николаши» и не нашел лучшего, чем сказать: «На дураках земля держится, Нина Михайловна». Дорошина посмотрела на него задумчиво и сказала с расстановкой: «Нет, Коля, нет», а потом подошла совсем близко к парте, за которой тот сидел, наклонилась и проговорила чуть слышно: «На дураках пашут». И кажется, ему подмигнула, но в этом Егор не был уверен.

Наверно, тот разговор и был переломным в отношении Ревякина к русичке. Он ее не боялся, но перед ней благоговел. Он не мечтал стать ее любимчиком, а только лишь чтобы она его изредка хвалила. Пусть не каждый урок, пусть даже поругает иногда, хоть бы и несправедливо, но только чтобы изредка хвалила. Она и хвалила, и ругала. А Егор подозревал, что и жалела. Замечал ли это Ревякин? Кто ж его, хулигана школьного, поймет. Может, и замечал.

У Кольки стипендия в ПТУ копеечная была, но ко Дню учителя непременно «веник» ей притаскивал, Егор сам тому был свидетель. Говорят, что Ревякин и потом в школу забегал, пока Дорошина на пенсию не ушла.

Самого же Коляна Егор в последний раз видел на вечере выпускников в позапрошлом году. Тот приехал на каком-то здоровом джипе, в дорогом костюме и совсем не пил. Закабанел, те же волчьи повадки, но на жизнь зарабатывает и, по его словам, честным трудом в поте лица. Вот так.

И именно Коляну звонил хозяин антикварной лавки. Мир тесен.

Выходит, хлопцы эти тоже его. И похоже, что не случайно они так часто пересекались сегодня.

Его новая знакомая Алина молчит и ничего прокомментировать не желает. А он должен за нее беспокоиться. Дела…

Егор по инерции снова сел за руль, Алина не возражала. Только сказала, чтобы ехал к ближайшему метро. Ему ведь нужно вернуться за своим «Фордом». Или он поймает такси? Или он сначала за «техпомощью»?

Тут до нее что-то стало доходить. «Техпомощь» можно было вызвать там же, возле тети-Тамариного дома. Он что, так спешил на свою деловую встречу, что ждать «техпомощь» не мог? Спешил, а теперь, значит, не спешит?

«Наверное, он из-за меня опоздал, и спешить теперь ему некуда», – догадалась она.

Ей сделалось неловко.

Она тихонько скосила глаз в его сторону. Лицо немного усталое, но сильные руки уверенно держат руль. Правая кисть спокойно и неторопливо легла на рычаг переключения скоростей. Ногти чистые, аккуратно пострижены. Алина ожидала увидеть бледные тонкие пальцы, которые, словно паучьи лапки, будут выглядывать из твердо-белого манжета дорогой рубашки, и узкое запястье с выступающими худосочными костяшками, но рука оказалась по-мужски крепкой и плотной. Загорелой. Обручального кольца вроде бы нет…

«Да о чем это я!» – быстро одернула себя Алина.

И тогда, чтобы не сгущать тишину, она спросила:

– А откуда вы знаете того человека, которому звонил скупщик? И что это… гм… дает?

Она не знала, какое правильнее употребить местоимение – «нам» дает, «вам» дает, «мне» дает.

– Я учился вместе с Ревякиным. В одном классе. По жизни мы с ним давно не пересекались, но как-то встретились на одном мероприятии, вот он мне визитку свою и вручил. Он их тогда раздавал направо и налево, гордился, видимо, очень. А номер у этого понтярщика запоминающийся, и когда антиквар еще фамилию его назвал, мои сомнения разом отпали. Вот так, Алина.

Алина быстро взглянула на него и снова уставилась в окно.

– Вы мне дадите этот номер? Я бы хотела переговорить с ним.

– Еще чего, – невежливо отмахнулся Егор. – Вам что, мало сегодняшних приключений? Или вы авантюристка?

– При чем тут авантюристка?! Он же меня легко найдет, вот хоть по номеру машины! А так я ему позвоню и задам вопрос, чего же ему от меня было надо. По-моему, это разумно. Или мне придется и вправду телохранителя нанимать, а это в мои финансовые планы не входит.

– Его телефон вы от меня не получите. Я сам этим займусь на досуге. Так сказать, по-приятельски с ним побеседую. Вспомним школьные годы чудесные, поговорим за жизнь, а там и до вас дело дойдет.

– Вы не обязаны этим заниматься, – пробурчала Алина.

– Не обязан, – согласился Егор. – Ваш телефончик, будьте любезны.

Алина негодующе посмотрела на него, он – на нее, а потом хмыкнул и добавил совсем уж хамское:

– Расслабьтесь, Ангелина Анатольевна. Вы ведь жаждете узнать, чего господин Ревякин от вас хочет? Когда что-нибудь выясню, позвоню. Только и всего. Если бы я подумывал за вами приударить, ваш сотовый номер, а также домашний, а также адрес прописки я легко смог бы нарыть, зная номер вашего автомобиля, как вы сами только что сообразили.

Первым ее жгучим порывом было оскорбиться, припечатать хлестким словом «негодяй», выгнать из машины и резко уехать прочь, обдав мерзавца клубами выхлопа. Но уже на вздохе Алина одумалась, обозвав себя эмоциональной идиоткой. Поэтому она с умеренным возмущением спросила:

– Что вам в голову взбрело представить меня сестрой президента? Да еще и имечко присвоили какое-то старорежимное – Ангелина… Хотя экспромт был хорош, королева в восхищении. То есть сестра президента в восхищении. Кстати, помните, как он очумел, когда вы свой платок на стул постелили?..

Егор, криво улыбнувшись, произнес:

– Возвращаю комплимент, вы мне прекрасно подыгрывали. Не ожидал, признаться. Вы были… изобретательны. Весьма.

Алина напряглась, стараясь придумать какой-нибудь остроумно-ироничный ответ, но не успела. Они подъехали к метро. Егор остановил машину напротив входа и, насмешливо подмигнув на прощанье, захлопнул за собой дверцу.