Я пытаюсь.
Я действительно пытаюсь сосредоточиться.
Это невозможно.
Во-первых, Ким, кажется, не в себе, – она почти ничего не записывает. И это меня чертовски беспокоит.
Во-вторых, звезды футбольной команды КЭШ окружают нас как стая волков, а самый большой и злой вожак сидит прямо за мной.
Эйден не произнес ни слова, но ему и не нужно.
Ощущение его присутствия невозможно игнорировать, даже если он хранит молчание. Я чувствую, как его глаза прожигают дыру в моем затылке и пожирают мой мозг.
Миссис Стоун начинает говорить о подготовительном тесте. Я концентрируюсь на ней впервые с начала урока.
– Вы должны отыграть известный сценарий, но добавить к нему свой индивидуальный штрих. Чем креативнее вы будете, тем больше бонусных очков получите.
Я люблю бонусные баллы. Это мой идеальный шанс улучшить свои оценки для поступления в Кембридж.
– Можем ли мы выбрать, с кем будем выступать? – спрашивает девочка в начале класса.
– Партнеры будут выбраны случайным образом, – говорит миссис Стоун. – Обмен партнерами запрещен.
– Мы можем выступать в одиночку?
– Ни в коем случае, – припечатывает миссис Стоун. – Это для того, чтобы научить вас командной работе.
Некоторые ученики тихо скулят, в то время как другие хихикают.
Остаток урока я провожу, пытаясь сделать как можно больше заметок, чтобы занять мысли до отказа.
Но никто не может стереть из воспоминаний то, что Эйден маячит как Дьявол в углу, ожидая шанса украсть мою душу.
Как только урок заканчивается, Ким засовывает свои вещи в сумку и выходит за дверь.
Я собираюсь последовать за ней, когда моя ручка падает и с глухим шорохом катится по полу.
Высокая фигура наклоняется и поднимает ее. Медленно, нарочито лениво.
Я перестаю дышать, когда Эйден выпрямляется во весь рост. Его внимание сосредоточено на мне, пока он вертит ручку между указательным и средним пальцами.
Эта ручка может отправляться к черту, мне все равно. Называйте меня трусом, но я не вынесу еще одного противостояния с Эйденом прямо сейчас.
Кроме того, Ким – мой главный приоритет.
Не удостоив Эйдена взглядом, я выбегаю из класса, пока он все еще полон людей.
Новое решение: никогда не оказываться одной в том же месте, что и Эйден.
Это мой единственный шанс выжить.
Мне требуется несколько минут, чтобы найти Ким. Она притаилась за углом нашего следующего класса, в наушниках, а ее взгляд затерялся где-то вне досягаемости.
Я подбегаю к ней и хватаю за плечо.
– Ким! Я так беспокоилась за тебя. Почему ты мне не перезвонила?
Ее лицо бледное, как будто она увидела привидение. Она медленно стягивает наушники, позволив им упасть вниз.
– Элли…
– Что? Что случилось? Эйден что-то сделал?
– Эйден? – ее брови хмурятся. – Какое он имеет ко всему этому отношение?
– Э-э… Ким? Ты пришла на урок с этим засранцем.
– Он нашел меня возле кабинета медсестры и сказал идти с ним на занятия.
Моя кровь закипает.
– Он причинил тебе боль? Заставил тебя?
– Что за черт? Зачем ему это делать? – Ким играет с лямками своего рюкзака. – Он вежливо попросил. Почти…
– Почти что?
Что-то ностальгическое мелькает в ее глазах.
– Дружелюбно.
– Воу, Ким. Ты слышишь себя? Эйден не дружелюбен. Он не может быть дружелюбен никогда.
Он гребаный псих!
Пожалуйста, не говорите мне, что он тоже играет с разумом Ким. Это что, своеобразное «пошла ты» мне в душу? Или я слишком драматизирую?
Но опять же, Эйден из тех, кто просчитывает свои ходы, прежде чем что-либо предпринять.
Ким хмурит брови, поджимая губы.
– Почему ты так напряжена?
– Извини, – я смягчаю свой голос. – Это просто потому, что я беспокоюсь о тебе, ладно? Эйден никогда не был дружелюбен к тебе, так с чего бы ему быть таким сейчас?
– Но Кинг никогда не был груб со мной. Мы раньше общались, знаешь… – Ее губы дрожат.
Общались?
Я знаю, что Ким училась в Королевской Элитной Средней Школе вместе с остальными всадниками, но у меня никогда не складывалось впечатления, что она дружила с ними.
Я имею в виду, Ксандер издевается над ней при любом удобном случае. С чего бы остальным дружить с ней?
Особенно Эйдену.
– В любом случае, что ты делала у медсестры? – спрашиваю я.
– Просто мигрень. – Она улыбается, но улыбка не касается ее глаз. – Утром я приехала за тобой, но твой дядя сказал, что тебя уже нет.
– Извини за это. Тетя подбросила меня, а я забыла свой телефон в школе.
Она секунду молчит, покусывая нижнюю губу.
В конце концов она расскажет мне, что произошло. А пока я глажу ее по плечу и говорю мягким тоном.
– Выпускной год, взрослые решения, верно?
– Какие решения?
– Ты знаешь, в этом году мы всех уделаем.
Она смотрит на меня, выглядя потерянной.
– Как? Как именно мы это сделаем? Потому что твой пустой оптимизм никогда нам не помогал.
– Ким?..
Она, кажется, не слышит меня и продолжает:
– Мы не можем остановить их. Мы можем только оставаться под водой, пока она льется на нас, и молиться, чтобы они не промахнулись, чтобы нам не пришлось терпеть это снова. Мы можем только склониться и позволить им нанести удар, надеясь, что он будет последним.
– Ким! – Я встряхиваю ее. – Не говори больше такого. Мы рождены не для того, чтобы нас унижали. Ты меня слышишь?
– Я не такая сильная, как ты, Элли. – Слезы блестят в ее глазах. – Я не могу заморозить мир, как это делаешь ты. Это больно. Все это больно. Я устала, ясно? Я просто чертовски устала от этого дерьма. Это было десять лет назад. Десять гребаных лет. Да, я облажалась, но я всего лишь человек. Я заслуживаю второго шанса.
Я остаюсь на месте как вкопанная, когда Ким вытирает глаза и стремительно обходит меня, чтобы войти в класс.
Она… сорвалась.
Ким не из тех, кто срывается. Она такая добрая, тихая и… замученная.
Что произошло, что заставило ее сорваться? И что, черт возьми, она имела в виду, говоря, что заслужила второй шанс?
Второй шанс от кого?
Может быть, я не знаю свою лучшую подругу так хорошо, как мне казалось?
По затылку бегут мурашки, и мой желудок сжимается от странного осознания.
Я оборачиваюсь только для того, чтобы попасть в плен дымчатых глаз короля дьяволов.
И он ухмыляется.
Остаток дня проходит настолько суматошно, что я не могу найти возможности поговорить с Ким.
Я ерзаю, мои ноги не перестают дергаться, и я продолжаю грызть колпачки своих ручек.
Также мои мысли не покидает тот факт, что стая из четырех всадников окружала нас на каждом занятии. В каждом. Долбанном. Классе. Эйден всегда сидел позади меня, подобно надвигающейся угрозе.
Если кто-то занимал места по обе стороны от меня и Ким, все, что им нужно было сделать, – это встать рядом, и все неугодные убирались восвояси.
Эйден не предпринял ни малейшей попытки, чтобы заговорить со мной или даже признать мое существование после ухмылки, которой он сверкнул ранее.
Его молчание страшнее, чем его слова. На них я могу реагировать. Как я могу реагировать на… ничего?
За всего лишь один день моя голова готова взорваться.
Когда Ким выбегает из класса, я бегу за ней.
Я трачу пять минут на ее поиски по всему периметру школы. Ее нет ни в домике, ни в библиотеке.
Я опускаю голову, когда вхожу в девятую башню школы, где по расписанию у нас последний урок, и внезапно ударяюсь обо что-то твердое.
Ох.
Ксандер стоит прямо у входа, загораживая его.
Он смотрит вперед, сжимая кулаки.
Я отслеживаю направление его взгляда, и что-то умирает в моем сердце.
Ким плачет, уткнувшись в грудь Эйдена, а он гладит ее по спине.
Есть несколько вещей, которые никто не хочет себе представлять.
Как родители занимаются сексом.
Смерть любимого питомца.
Апокалипсис.
Ким, плачущая в объятиях Эйдена, – это одна из вещей, которые я никогда не хотела себе представлять.
Моя лучшая подруга ищет утешения в единственном человеке, который все это время активно разрушал мою жизнь.
Чувство предательства пронзает низ моего живота и устремляется прямо в грудь.
Логическая часть меня распознает в этом перформансе некое подобие мести Эйдена. Он знает, что Ким – единственная, кто у меня есть в резерве, и использует это против меня.
Эта часть также знает, что он полный псих.
Но я не могу подавить другую часть. Она крошечная и едва заметная, но она есть.
Гнев. Горечь.
Ксандер бросается в их сторону, сжимая кулаки.
Может, его и прозвали Войной, но он не жестокий. Ксандер Найт из тех, кто убивает добротой и улыбкой с ямочками на щеках.
Игривый, хотя и полный ненависти.
Вполне вероятно, что это первый раз, когда я вижу, как он проявляет какие-либо признаки насилия.
Коридор заполнен бесчисленными зрителями, включая президента школьного фотоклуба, который фотографирует Ким в объятиях Эйдена.
Что бы ни произошло сейчас, через несколько часов это разойдется по всей школе.
Погодите.
Это то, чего хочет Эйден? Он спланировал все это шоу, не так ли?
Ксандер останавливается перед ними. Его лицо холодное, как камень, а напряженные плечи натягивают форменную куртку.
Его взгляд падает на руку Эйдена, обнимающую Ким за спину.
Я ловлю себя на том, что тоже пристально смотрю на это.
Я хочу сломать эту руку.
Я хочу сжечь его и скормить собакам.
Ни Эйден, ни Ксандер не произносят ни слова. Они пристально смотрят друг на друга, ведя разговор без слов.
Завоевание и Война дополняют друг друга, но прямо сейчас они, похоже, находятся на грани уничтожения.
Ксандер выглядит так, будто находится в нескольких мгновениях от того, чтобы взорваться, в то время как у Эйдена на лице это приводящее в бешенство бесстрастное выражение.
Все остальные замолкают, едва дыша, как будто ждут, когда упадет бомба.
Ксандер вцепляется пальцами в куртку Ким и дергает ее назад. Ее заплаканные глаза расширяются, когда она встречает убийственный взгляд Ксандера.
Я бегу к ней, но, прежде чем добираюсь до них, Ксандер отпускает ее, и она ускользает в противоположном направлении.
Я должна была последовать за ней. Вместо этого я останавливаюсь перед Эйденом. Он наблюдает за мной с острым интересом, несмотря на то, что Ксандер своим взглядом почти швыряет кинжалы ему в лицо.
Эйден наклоняется, чтобы прошептать так тихо, чтобы только я могла его услышать:
– Я все еще жду, когда ты покажешь мне метку.
– Это все ради этого? – шиплю я.
Чертов покерфейс.
– Я даже слов не могу подобрать, ты… – шепчу я.
– Скажи нет, сладкая. – От его горячего дыхания по моей коже пробегают мурашки. – Я настаиваю.
– После школы, – невозмутимо отвечаю я. – Встретимся после школы.
Эйден приподнимает бровь, как будто интересуется, к чему я веду. Я не знаю, но мне нужно как-то остановить его.
За оставшееся время я что-нибудь придумаю.
Я оставляю его и напряженного Ксандера.
Коул и Ронан, которые пропустили шоу, неторопливо выходят из кафетерия.
– Я говорю тебе, Нэш, – оживленно говорит Ронан спокойному Коулу. – У меня на дне рождения будут шлюхи, выпрыгнут из торта, как кролики из шляпы.
Коул поднимает бровь.
– Я думал, это была прошлогодняя фантазия?
– Капитан Леви убил всю атмосферу в прошлом году. – Ронан бьет себя в грудь, озорно смеясь. – Он не остановит меня в этом.
– Что ж, в этом году я ваш капитан, и я говорю тебе, что никаких шлюх не будет.
– Mais non![5] — Лицо Ронана искажается драматическим презрением. – Я думал, мы друзья, ублюдок.
– Присяжные все еще не пришли к единому мнению по этому вопросу.
– Вот и все. Ты вычеркнут из списка моих друзей. Удачи в поиске места для вечеринки, потому что я запрещаю тебе появляться в моем доме и…
Их болтовня затихает, когда они добираются до Эйдена и Ксандера.
Причина, по которой я сосредоточилась на их разговоре, заключалась в том, что я хотела отвлечься от нежелательного внимания за моей спиной.
Не от глазеющих студентов.
Нет.
Задняя часть моей шеи покалывает, а кожа покрывается мурашками из-за раздражающего осознания.
Эта неразрывная связь.
Как будто он вторгается в каждую частичку меня и остается под кожей.
Я нахожу Ким, прячущуюся под лестницей в углу. Ее глаза налились кровью и опухли, а руки дрожат, когда она сжимает свой рюкзак.
Ее волосы в беспорядке, пряди мятного цвета выглядят так, словно лабораторный эксперимент пошел не по плану.
– Ким?.. – Я медленно подхожу к ней, как к раненому животному.
Часть меня хочет накричать на нее и потребовать ответа, почему она позволила Эйдену обнять себя.
Я словно не узнаю ее после того, как она вернулась из своего летнего лагеря. Ким изменилась не только физически, она как будто возвела вокруг себя стену.
У меня болит в груди. Она ускользает, и я не знаю, как удержать ее или поговорить с ней.
Ее темно-зеленые глаза встречаются с моими. Они наполнены столькими эмоциями, но самая заметная из всех – печаль.
Глубокая печаль.
Она бросается ко мне, и я не могу удержаться, чтобы не обнять ее. Всхлипы вырываются из ее горла, когда она утыкается лицом мне в грудь.
Я чувствую себя ужасным другом из-за того, что не заметила ее переломный момент и не была рядом с ней.
Вероятно, именно поэтому она плакала в объятиях Эйдена. Она всего лишь хотела утешения.
Как акула, жаждущая крови, Эйден, должно быть, почуял это и вступил в бой, как рыцарь на белом коне.
Если он планировал вывести меня из себя, используя ее, то это сработало.
– Ким… ты моя лучшая подруга, и я люблю тебя, но ты должна сказать мне, что происходит.
Она отступает назад и вытирает глаза тыльной стороной ладоней.
– Ты когда-нибудь задумывалась, могла бы ты быть злодеем в чьей-то истории?
– Злодеем? Ты? Ты самый добрый человек, которого я знаю. – Я смеюсь, но она не смеется вместе со мной.
– Иногда злодеи выглядят невинными, Элли. – Ее взгляд блуждает по окружающему нас пространству. – Настоящие злодеи не знают, что они злодеи, ведь они думают, что поступают правильно.
– Что ты имеешь в виду?
– Я совершила нечто непростительное и расплачиваюсь за это. – Она издает сдавленный вздох. – Я просто должна найти способ выжить в этом году.
– Ким! – Я хватаю ее за плечи. – Ты не сделала ничего плохого, ясно? Не верь ничему из того, что наговорил тебе Эйден. Это они придурки, а не ты.
– Может, нам забросать яйцами их машины? – Она улыбается сквозь слезы. – Идея получше: мы можем украсть их майки или сотворить какую-нибудь чертовщину на поле, чтобы они проиграли предстоящую игру.
Я отражаю ее улыбку, чувствуя себя естественно, раз она успокоилась.
– Это опустит меня до их уровня, а я отказываюсь падать так низко.
– Фу, ты как старая бабка! – Она фыркает. – Перестань быть зрелой сукой.
– Я бы предпочла быть зрелой, а не придурошной.
– Ты знаешь… – Она замолкает, встречаясь со мной взглядом. – Эйден не всегда был таким.
– Нет. Я сделаю вид, что не слышала этого. Меня не волнует, каким он был.
Помните правило о том, чтобы не пытаться понять хулиганов? Я была смертельно серьезна.
– Может быть, тебе стоит попытаться, Элли. Ты никогда не задумывалась, почему он выбрал тебя? Почему он никогда не достает никого, кроме тебя?
– И что ты предлагаешь? Копаться в его жизни? Обнажить травмирующее прошлое и исправить его, потому что внутри он такой хороший человек с золотым сердцем? – Я вздыхаю. – Такое случается только в твоих любовных романах и в корейских мыльных операх, Ким.
– Эй! – Она бьет меня по руке. – Не оскорбляй мои любовные романы, и в тысячный раз повторяю, они называются дорамами.
– Да, конечно. Дорамы.
– Вот именно. – Она изображает реверанс. – Итак, скажи мне, что произошло между тобой и Кингом?
– О чем ты?
– Ты кажешься более агрессивной по отношению к нему, чем обычно. Я имею в виду, ты только что наговорила о нем целый абзац, когда раньше отказывалась даже произносить его имя.
Что-то в моей груди сжимается. Я хочу рассказать Ким о вчерашнем, но я такая трусиха.
Я не хочу, чтобы Ким осуждала меня за слабость. Она всегда называет меня сильной и стойкой, но вчера я сдалась от одного толчка. Мне стыдно даже смотреть ей в глаза, не говоря уже о том, чтобы рассказать, что произошло.
– Я просто злюсь, что он обнял тебя.
– Почему?
– Что значит «почему»? Он ведет себя как настоящий манипулятор.
– Откуда ты это знаешь, если отказываешься познакомиться с ним поближе?
Я поджимаю губы.
– Да ладно, Элли, разве в твоих китайских военных книгах не говорится, что нужно держать врагов ближе, чем друзей? Ты не сможешь победить его, если ничего о нем не знаешь.
Я хочу возразить, но она права. Я ничего не знаю об Эйдене, и это ставит меня в невыгодное положение.
Всякий раз, когда Ким предлагала рассказать мне, что она узнала о нем за те годы, что они росли вместе, я всегда отвергала ее попытки.
Эйден – это тот зуд, который заставляет меня чувствовать себя неуютно. Обычное упоминание его имени портит мне настроение и дергает за ниточки моего спокойствия.
Я сделала все, чтобы забыть о нем, но короля нельзя забыть, не так ли? Даже если его нет поблизости, его имя всплывает по всей школе. Черт возьми, даже дома тетя и дядя всегда говорят о «Кинг Энтерпрайзес».
Он как призрак, преследующий меня, куда бы я ни пошла.
Может быть, я неправильно смотрела на вещи. Может быть, игнорировать его – это не выход.
Если я и решу познакомиться с ним поближе, то не для того, чтобы понять. Это всего лишь тактика, чтобы научиться ему противостоять.
– Ты знаешь Ксандера, – говорю я Ким. – Однако это тебе ничего не дало.
– Знала Ксандера. Прошедшее время. Он был чужаком на протяжении многих лет. – Она издает страдальческий вздох. – Кроме того, я не собираюсь с ним воевать. Ты, с другой стороны, похоже, настроена бросить вызов Кингу.
– Я всего лишь защищаю себя и… – Я сжимаю ее руку, у меня внезапно пересыхает в горле. – Нашу дружбу. Я ненавижу, что он встает между нами, Ким.
– Мои отношения с Кингом не такие.
Отношения?
Прежде чем я успеваю задать ей вопрос, школьный звонок оповещает о последнем занятии.
– У тебя тренировка, – говорит Ким.
Я быстро обнимаю ее.
– Я увижу тебя позже?
Она не посещает никаких спортивных занятий.
На ее лице появляется ухмылка.
– Мы будем смотреть «Люцифера»?
– Разумеется.
В раздевалке я заканчиваю переодеваться в рекордно короткие сроки до прихода других девушек.
Я всегда прихожу первая или последняя и обычно переодеваюсь в дальнем углу, так что никто из них даже мельком не видит мой шрам.
Шрам, который теперь окружен засосами.
Я жду тренера в коридоре. Некоторые девушки болтают друг с другом.
С того самого дня, когда Эйден заклеймил меня изгоем, я не очень нравлюсь команде по легкой атлетике.
О проекте
О подписке