В этом месте слова были не особо разборчивыми, как будто чернила плохо проявились. Что странно, так как кристалл почтовика был еще достаточно заряжен. А это значит, на оригинале письма были слезы…

Всхлипнула и утерла свои.

«Я ненавижу политику, ненавижу всех этих чудовищ, что развязали войну.

Прости меня, дочь, что я всего лишь слабая женщина, которая не может пойти по головам, чтобы прекратить эту несправедливость. Как же я хочу тебя увидеть…».

Мамины письма… Сумбурные, сбивчивые, полные любви, отчаяния, надежды…

Мама писала так много о ненависти к властям и всем тем, кто развязал войну, что я начинала опасаться, как бы она не начала ненавидеть отца. Он-то не остановил войну, хотя, наверняка, мог.

Сам отец написал всего лишь одну строчку: «Прости и пойми».

Я отказывалась понимать нелюбовь к своей семье, которую заменяла ответственность за всю страну. Эгоистично, неправильно это было. Но не понимала.

Я не знала, будут ли у меня свои дети, потому как пока что ни на шаг не приблизилась к этому. Одно я знала точно – ради своих близких, того же Данфера, я наплюю на все государства вместе взятые.

Несколько дней я ходила погруженной в свои мысли, рассеянной и задумчивой. Пугала близких. Пока эда Элодия не решила взбодрить меня и повезла всю нашу компанию в крупнейшую оранжерею Геделрима.

А там, совершенно случайно, нам встретилась Сивина.

Никогда не питала слабости к цветам и прочей растительности. Растёт, цветёт, благоухает. Кому-то нравится, а мне было все равно. Мне нравилось лишь делать их из проволоки и бисера. Отчего-то искусственная красота, произведенная своими же руками, пленяла меня больше.

Вот только попав в оранжерею, я чуть не задохнулась от восторга. Концентрат прекрасного! Яркие, или скромные, но милые, пестрые, или робко окрашенные в нежные цвета, без запаха, или пахнущие так, что голова кругом, утопающие в зелени раскидистых листьев, самые разнообразные цветы поражали своей красотой, изяществом, а некоторые и простой.

Одна из работниц оранжереи устроила нам экскурсию, рассказывала дотошно, но не заумно и скучно о своих подопечных, которые, и это было видно по её взгляду, обращенному на растения, словно её дети, были родными и взлелеянными.

По началу и меня рассказ заинтересовал, но довольно быстро я отстала от нашей группки, в которой были Элодия и её внучки, под предводительством работницы.

Напевая под нос незамысловатую мелодию, я шла по дорожкам и разглядывала все это великолепие.

– Хорошо-то как! – негромко вслух произнесла я. Прикрыла глаза и вдохнула пряный, пьянящий аромат, чересчур насыщенный, но все равно очень приятный.

– Полностью с тобой согласна, – раздался знакомый голос.

Я обернулась и увидела Сивину.

Чуть растрепанная прическа, руки в земле, повязанный и также заляпанный землёй передник.

– Я тут помогаю, – она заметила мой удивленный взгляд и пояснила.

Взмахнула рукой, убирая непослушную прядку. На щеке остался темный след.

И, несмотря на несколько неопрятный вид, выглядела Иви значительно краше сестры. По крайней мере для меня. Не той яркой, уже расцветшей красотой, а мягкой, только-только начинающей раскрываться. Ну а добрая улыбка и открытый взгляд только добавляли приятных красок в картину её привлекательности.

– Неужели работаешь? – Спросила я.

Я подошла к ней, достала платок и вытерла след от земли. Как когда-то для меня делала Рини… Сама-то Иви нескоро заметит, что выпачкалась. Рассеянная и мало обращающая внимание на свой внешний вид.

– Не поймут же. Не положено, – вздохнула Иви. – Поэтому просто помогаю.

И мы обе замолчали. Неловкость и тишина. Никто из нас не знает, что сказать. Да и что уместно будет?

Вот только я подзабыла уже, что из всего окружения у Ровенийских, Иви была самым искренним, светлым человеком. Разве только что ещё Рини… А уж из Натсенов так точно.

Она обняла меня первой, опять забыв про грязные руки. Провела ими по моим плечам, чуть сжала.

– А я скучала.

– Я тоже.

– Ты так и не приехала нас проведать.

– Вы тоже.

– И то верно, – невесело усмехнулась Иви. – Как-то не до того было.

– Вот и у меня также. Да и разве меня у вас будут рады видеть?

– Обязательно, – уверенно заявила младшая из Натсенов.

А вот я не была уверена, что старшие Натсены того же мнения.

Мы никогда много или очень доверительно не общались с Иви. Да и она не из самых разговорчивых людей. Все как-то больше сама в себе, своих мыслях. Должно быть у неё этих мыслей очень много, раз не всегда легко из них выныривала.

Вот только рядом с Иви всегда было легко и… тепло.

Тепло. Все чаще я использовала такое определение, а все влияние Даника.

Я никогда не слышала от Иви злого, недоброго слова вообще или о ком-то в частности. Светлая, добрая девушка. И я действительно по ней соскучилась. Тихому, вкрадчивому голосу. Говорила она и впрямь обычно немного, но чаще всего, как говориться, «не в бровь, а в глаз».

– Мне бы не хотелось, чтобы мой приезд к вам был неприятным сюрпризом для твоих брата с сестрой.

– Не будет. Приезжай смело.

Я очень хотела ей поверить, поэтому согласилась.

Домой я возвращалась не с соседкой, а сама.

Хотелось ещё прогуляться. Одной. Хотя, погода не располагала. Осень уже настойчиво пыталась доказать, что она имеет право хозяйничать.

Побродив немного по шумным улицам города, я пришла к так полюбившейся мне чайной.

Посетителей, как и я, озябших под пронизывающим ветром, который и загнал их в большинстве сюда, было много. Свободных мест не наблюдалось. Расстроенная, я уже хотела было покинуть чайную, как один из официантов, уже знакомый мне по прошлым приходам, провёл меня до столика, на котором стояла табличка «Заказан».

– Гость ещё нескоро придёт, поэтому пока можете тут присесть. Потом, как только другой столик освободится, вы пересядете. Вы же не против? – Учтиво поинтересовался молодой человек.

Ещё бы я была против.

Горячий, душистый чай с примесью ароматных травок грел руки и отогревал изнутри.

Мне нужны были эти минуты одиночества, как бы я им не тяготилась раньше, чтобы поразмыслить о встрече с Сивиной.

Вот зачем мне ехать Натсенам? С Иви мы можем видеться и тут, в Геделриме. Как я поняла, её помощь в оранжерее – на постоянной основе и больше напоминала все же работу.

А вот с Рун и Исгельна… С ними я рассталась не самым лучшим образом. С каждым своё, но от этого не менее непримиримое. Может, зря пообещала младшей?

Чай уже давно остыл, а заказанное пирожное рассеянной, безжалостной рукой было превращено в мешанину из крошек.

– Местечко в углу у окна освободилось, ваше любимое, – отвлёк от размышлений официант.

– Но если хотите, можете остаться и здесь. Вы мне не помешаете.

Ну прямо-таки день встреч!

Он оказался настолько загорелым, что был лишь ненамного светлее, чем я. Учитывая, что хозяин скромного домика у границы в Лаксавирии был светловолосым, а значит, наверняка и являлся обладателем очень светлой кожи, на солнце он явно находился много. На фоне смуглой кожи светло-серые глаза горели особенно ярко. Холодные глаза именно горели…

Я хотела поступить в своей излюбленной манере – сбежать.

– Останьтесь, – уже настойчивее произнёс тот самый незнакомец, что так сильно помог нам с Даником.

Не попросил, скорее приказал. Ишь, раскомандовался!

Не сбежала и осталась сидеть на месте. И пока мужчина разглядывал меню, я разглядывала его.

Теперь-то мне было видно, что волосы у него не просто светлые – выгоревшие. А в уголках глаз в мелких морщинках солнце не смогло пригреться. Только вот не похож он на часто улыбающегося.

Внешний вид незнакомца был каким-то небрежным. Несколько растрепанные волосы с милыми колечками завитков, рубашка, расстегнутая на одну пуговицу больше, чем положено, рукава чуть закатаны. Одежда точно дорогая, но, как мне казалось, для носящего её, была важна не цена, а качество.

Потом моё внимание переключилось на его руки. Крепкие и тоже сильно загорелые. Грубоватые даже на вид. Руки человека, который явно умеет ими работать и не гнушается этой работы. Вспомнились руки Рона. Сильные, заботливые, хоть и оказались лживыми. Белые, лощённые, с длинными пальцами аристократа. По сравнению с руками хозяина домика, руки Рона были как у неженки.

Мужчина не был красивым в общепринятом смысле, но что-то привлекательное в нем определенно прояслялось. И это заметила не только я. Сидящие за соседними столиками дамочки не без интереса разглядывали моего нечаянного спутника. Мне же, к чему я давно привыкла, доставались неприязненные взгляды.

– Я тоже закончил изучение, – произнес он, отложив меню.

Мой взгляд упёрся в крошево на тарелке.

– Здесь есть обычный чай? – С раздражением спросил все ещё незнакомец.

– А чем вас не устраивает этот? – Я кивнула на перечень того, чем угощают тут.

– Боюсь, он будет пахнуть как парфюмерная лавка.

И покосился на мою чашку.

Надо же, унюхал что-то. Но ведь приятно же пахнет!

– Мне такой нравится, – из чистого упрямства вставила я.

– Не сомневаюсь.

Я со вздохом отобрала чайную карту, открыла последнюю страницу и, указав на нужные строчки, вернула обратно.

– То, что нужно. Спасибо, – хмыкнул он.

Дальше мы чаёвничали уже в молчании. Мне принесли свежий напиток, который пах самой лучшей парфюмерной лавкой.

«Он заказал столик заранее, но при этом оказался недоволен столь обширным ассортиментом чая. Зачем тогда вообще сюда пришёл?», – размышляла я.

Впрочем, мужчину, веротяно, тишина абсолютно не смущала. А я вот чувствовала себя неуютно.

– Меня зовут Стейнир, – прервал тишину он и, наконец-то, соизволил представиться.

От неожиданности я растерялась и молча на него уставилась. Если назвал имя, значит хочет не просто познакомиться, но и продолжить знакомство. А зачем? Хотя, странный вопрос. Зачем ещё знакомятся?

По выжидательному взгляду стальных глаз и нетерпеливому постукиванию пальцев по столу я поняла, что несколько увлекалась в мысленных предположениях. Он назвал своей имя, а я нас чуть не поженила. Надо все-таки чаще общаться с людьми.

– Астари.

Вот так, обошлись без фамилий, титулов. Более чем достаточно.

– Как же вы перебрались через границу, Астари?

Тут же стало не по себе и как будто даже зябко.

– Зачем вам это знать?

– Беспокоился.

А если не так? Или беспокоился по причине того, что мы, наоборот, миновали границу? Позволить себе такую роскошь как доверие, тем более к почти первому встречному, я не могла. Хотя ещё пару минут назад надумала бог весть что про нас. А с другой стороны, она нам очень помог…

– Без проблем перебрались.

И ведь не соврала.

Вероятно, такой ответ вполне устроил Стейнира.

Пока я цедила одну единственную чашку с парфюмированным чаем, Стейнир выпил целый чайник.

Он больше не беспокоил меня вопросами. Сама же я с разговорами не лезла.

Впрочем, одни вопрос они мне все же задавал с периодичностью в пять минут.

– Я закажу вам что-нибудь к чаю?

Не утруждая себя ожиданием моего ответа, хотя я и яростно качала головой, Стейнир на свой вкус заказывал мне угощения.

Стол уже был уставлен разнообразными пирожными, печеньем. Я глотала слюну, глядя на все это великолепие голодными глазами. И молила всех богов, чтобы желудок меня не выдал. А все мой зарок – ни крошки лишнего! За фигурой слежу…

Отказываться было бесполезно – стол целенаправленно, настойчиво, со странным упрямством заполнялся сластями.

Может, все же мой горестный вздох, а может и возрастающая в глазах паника, дали Стейниру понять – пора с этим заканчивать.

– Прошу прошения, я, вероятно, вас задерживаю. Позвольте вас проводить.

Ложка, которой я ковыряла ещё мною заказанное пирожное, с противным звоном стукнулась о тарелку. В тарелке уже давно был не бисквит, а почти мука.

– Не позволю! – Чуть ли не взвизгнула я.

Я только представила, как Элодия и Банафрит прильнут к окнам, а потом и замучают расспросами, когда увидят меня с этим эдом. Или эделом? Я не определилась. Было в нем и то, и другое. Не спрашивать же, уточнять. Будь у меня чуточку больше бесцеремонности, ну прям как у моей соседки порой…

На миг мне показалось, что глаза Стейнира, чуть оттаившие, затянуло льдом.

Ведь могла же смягчить отказ, объяснить… Не успела.

– Тогда, действительно, не смею задерживать, – холодным голосом отчеканил Стейнир.

Он кивнул мне и стремительным шагом покинул кафе. На столе осталась значительно большая сумма, чем стоил его заказ. И это помимо так и не оценённых пирожных.

От расстройства я не удержалась и попробовала то пирожное, которое настойчивее всего на меня смотрело и так и манило завитушками крема.

В пропасть диеты, с такими огорчениями!