Боится, как пить дать, боится. Голову в плечи вжимает и даже на мгновение зажмуривает чернющие глазища, но потом снова распахивает их и гордо вскидывает голову.

– Я могу повторить для непонятливых: ты не в городе, – медленно покачивает головой, сложив при этом руки под аккуратной, но достаточно заметной грудью.

Я девчачьи прелести люблю, а потому залипаю на приподнятую уверенную двоечку и глупостей, которые лепечет Цветочек, не слушаю.

– Э-эй! – щёлкает перед моим лицом тонкими пальчиками. – Ты куда это уставился?

Медленно скольжу взглядом по острым ключицам, поднимаюсь к изящной шее, любуюсь красивой формой чуть пухлых губ и…

Опять этот взгляд. Вот, блин, засада. Вполне себе симпатичная девчонка, особенно, если снять с неё все эти деревенские тряпки. И ведь могла бы скрасить мой досуг в этом захолустье, но нет, от такого взгляда все пошлые мысли из головы как ветром сдувает.

Шумно выдохнув, девушка недовольно фыркает, и больше не говоря ни слова, двигается в сторону калитки.

– Так, стой, – перехватываю её руку. – Давай договариваться, – улыбаюсь своей фирменной улыбочкой, от которой обычно все девчонки без ума.

Но только не эта.

Как её, там? А, Сенька, точно. Так вот эта самая Сенька смотрит на меня, как на пациента психбольницы и укоризненно покачивает головой.

– Достаточно просто сказать «пожалуйста», но ты, видимо, не привык к такой форме общения, – произносит тоном занудной училки.

Интересно, а на кого она учится в нашем универе? Или случайно там оказалась?

Можно бы, конечно, у Агаты или Антона спросить, но этим двоим больше доверия нет.

– Подожди, а ты Стукиным кто? – спрашиваю вдруг, сам того не ожидая.

Из-за внезапного спора, неожиданной встречи с «попрошайкой» из универа, которую я никак не ожидал здесь увидеть, я совершенно забыл о том, как жёстко прокололись Тоха и моя девушка. Кажется, теперь бывшая, потому что я терпеть не могу, когда мне врут, пусть даже в таком, на первый взгляд, безобидном вопросе.

– А они не рассказали, да? – Сенька меняется в лице при упоминании этих двоих.

– Они говорили, что у них родители в деревне живут…

– Да не деревня это! – вспыхивает, словно спичка.

– Хорошо-хорошо! – поднимаю ладони в примирительном жесте.

Никогда ни перед кем не унижался и ни о чём не просил, привык свою правоту доказывать силой и связями, используя по максимуму возможности своих родителей.

Но сейчас, глядя на этот деревенский Цветочек, я сильно сомневаюсь, что привычные методы могут с ней сработать. А потому придётся мне действовать хитростью, если уж я хочу выиграть этот дурацкий спор.

– Так что по поводу близнецов? – произношу как можно мягче. – Кто они тебе?

Лицо расслабляю, чтобы не пугать мелочь своим хмурым видом.

– Сводные, – выплёвывает ядовито.

– Даже так… – складываю руки на груди.

Конечно, они говорили, что родом из деревни, что есть тут некий Сенька, которого я считал то ли дальним родственником, то ли наёмным работником.

И никак не мог себе представить, что это девушка…

К тому же, достаточно милая девушка, смугленькая, правда, будто живёт круглый год в солярии. Интересно, а ножки у неё такие же стройные, как и талия? Под сарафаном, к сожалению, не видно.

– Значит, так, Есения, – сканирую мелочь взглядом, – мне нужны ключи, поэтому… – шарю по карманам в поисках налички, но тут же вспоминаю, что из-за дебильных условий нашего спора, я приехал в деревню без денег.

Всплеснув руками, взъерошиваю волосы и делаю несколько шагов сначала в одну сторону, потом в другую.

Мне надо придумать, как быть, потому что разговор с этой деревенщиной не клеится ни хрена. Она реально тупая, или притворяется?

– Пожалуйста, – произносит еле слышно. Прям умирающий лебедь.

– Чё? – торможу резко.

– Можно просто сказать «пожалуйста», – повторяет девчонка.

Закипаю, сжимая кулаки от негодования. Не буду я её ни о чём просить ни её, ни кого-либо другого.

Пинаю ногой свою спортивную сумку, из ноздрей буквально валит пар.

И можно было бы вернуться в город, но мне, во-первых, не на чем, а во-вторых, я же тогда проиграю, не прожив в этой деревне ни единого дня. Не в моих правилась сдаваться без борьбы, а потому из двух зол надо выбрать меньшее: проиграть спор или просто попросить девчонку так, как она этого хочет.

Ещё раз перевожу взгляд на ветхую халупу, старые деревянные окна, покосившийся забор. Как в таком безобразии вообще жить можно?

– Внутри прибраться нужно будет, – окончательно добивает мой настрой на приятное времяпрепровождение Цветочек. – Я не успела, Антон ночью сообщил, что нашёл квартиранта. И кстати, он сказал, что ты в качестве оплаты сделаешь ремонт в моей хатке, – добавляет хитро прищурившись.

– Охренеть, блин! Урою этого баклана, как только выиграю, – взрываюсь от бурлящих внутри эмоций. – А что ещё этот урод сказал?

– Что ты будешь работать у нас, это он папе пообещал, – лучезарно улыбается девчонка, считывая мою реакцию.

Видит, что я зверею, и всё равно продолжает смотреть с превосходством.

– Кстати, что за спор?

– Тебя не касается, – отрезаю грубо. – Давай ключи…

Пытаюсь сделать вдох, чтобы добавить ещё одно слово, но грудную клетку буквально сжимает тисками. Во рту дикая сухость, язык онемел, не шевелится совершенно.

– Пожалуйста… – добавляю хриплым, чужим голосом.

И как теперь в зеркало на себя смотреть и не плеваться? Я унизился перед какой-то деревенщиной, и всё ради возможности пожить месяц в старой развалюхе.

Скажи мне кто ещё пару дней назад, что я вляпаюсь в подобное – ни за что бы не поверил.

А сейчас стою и радуюсь, как ребёнок, когда в мою ладонь опускается прохладный металл.

«То ли ещё будет!» – звучат в голове слова предков, которые они сказали мне по телефону, когда узнали о том, что я уезжаю в деревню.

Они в мою жизнь не лезут, ведь я давно живу отдельно. Но поставить родителей в известность всё же было необходимо, ведь в этом захолустье вполне могло не быть связи.

– Спасибо, – отвечаю девушке, крепко сжав в кулаке ключи.

Под её ошарашенный взгляд иду к своему новому жилищу.

Да, Цветочек, я и сам в шоке от того, что знаю столько «волшебных» слов.

Глава 6

– Ксюш, ты присядь-присядь, – доносится до меня бормотание папы, стоит переступить порог кухни.

Мачеха с видом, будто собралась умирать, медленно опускается на стул, а отец хлопочет вокруг, наливает чай, подаёт бутерброды.

Мне его так жаль, ведь он сам очень сильно устаёт. И похудел за последние годы, зато Оксана всё шире и шире становится в размерах. Но при этом из раза в раз продолжает манипулировать чувствами отца.

Когда моей мамы не стало, папа очень тяжело переживал потерю. Во второй раз он женился ради того, чтобы у меня была мать, по крайней мере, так утверждал отец. Хотел, как лучше, а получилось в итоге просто ужасно.

Зато теперь он боится, что снова останется один, поэтому и трясётся над своей любимой жёнушкой, а она и рада пользоваться его добротой, только знает, вздыхает и жалуется на здоровье.

– Приятного аппетита, – присаживаюсь за стол и придвигаю к себе чашку с чаем, который мне любезно налил папа.

Это так приятно, что он иногда вспоминает обо мне, а ведь раньше, когда мы жили вдвоём…

Встряхнув головой, прогоняю ненужные воспоминания. Не хватало ещё расплакаться от нахлынувших чувств при мачехе.

– Девочки уже в саду? – спрашиваю, чтобы как-то заполнить образовавшуюся паузу.

Находясь в собственном доме, я испытываю неловкость и чувствую себя здесь чужой.

Слёзы вновь подкатывают к горлу, но я глотаю их вместе с чаем, обжигая рот горячей жидкостью. Морщусь, однако, даже такая мелочь не укрывается от пристального взгляда Оксаны.

– Что такое, Есенюшка? – произносит приторно-сладким голосом. – Не вкусно? – смотрит на меня с наигранным сожалением. – Ну, вот, поэтому я и прошу тебя всегда готовить, ты ведь у нас такая умничка. Да, Серёж?

Мачеха заливается соловьём, а мне хочется просто встать и убежать куда-нибудь подальше от этой змеи. Наедине она со мной всегда очень грубо разговаривает, а при папе вечно находит какой-нибудь повод нагрузить новой работой. Причём, так у неё всё получается гладко, что и не подкопаешься.

– Да, Сеня отлично готовит, – поддакивает папа.

Серьёзно?

– Это просто бутерброды, что тут готовить? Их нельзя испортить, – отвечаю, поднимая вверх кусок хлеба с колбасой.

– Эх, какая же я растяпа, даже бутерброды умудряюсь испортить, – продолжает свою низкопробную игру Оксана.

– Дочь, а ты этому лохматому отнеси, что ли, перекусить, Антон говорил, что парень в переплёт попал, готов работать за пропитание, – папа резко меняет тему. – Правда, выглядит он слишком хорошо для оказавшегося в беде человека, но мало ли, – добавляет задумчиво.

Вот наплели, а. И Антоха, и Градский, но я не такая доверчивая, как папа, и вижу, что Роман преследует иные цели.

Ещё и какой-то спор всё время упоминает.

– Может, тогда тебе принять предложение бывшего шефа и выйти на работу? – в разговор вклинивается мачеха. – Раз уж по хозяйству будет теперь помощь.

Ну да, ну да.

Сама же в своё время папу уговорила уволиться, посадила возле своей юбки. Грезила огромным хозяйством, думала, озолотится на козах и молочной продукции.

– Он всего на месяц приехал, – выпаливаю без задней мысли. – А потом обратно уедет, в город.

– А ты откуда знаешь? – Оксана недовольно прищуривается.

– Услышала случайно его разговор по телефону, – ориентируюсь молниеносно. Не хватало ещё, чтобы Оксана меня в чём-нибудь нехорошем обвинила.

Она и так с моих семнадцати лет отцу твердит, что за мной нужен глаз да глаз, иначе я в подоле принесу.

Нормальная?

Лучше бы за Агатой своей так следила, но нет, её деточки – образец добродетели, ведь они выросли с матерью. А я такая несчастная сиротка, материнской ласки недополучила и потому теперь за мной нужен особый контроль.

– Отлично! Серёж, ты слышал? Можно тогда на подработку согласиться, как раз месяц вахта, – едва не потирает руки в предвкушении женщина. – А через месяц уволишься.

Её глаза горят алчным огнём, не удивлюсь, если Оксана уже подсчитывает мысленно, куда потратит ещё незаработанные папой деньги.

Перевожу взгляд на отца: хмурится. Кажется, тоже не в восторге от идеи мачехи, но ничего не говорит в ответ.

– Ладно, потом решим, а ты пока всё-таки отнеси этому городскому завтрак и узнай заодно, что он умеет, – даёт поручение папа. – И мне с собой перекус собери, на планок поеду.

Отец встаёт из-за стола и уходит переодеваться, я тоже быстро допиваю чай и поднимаюсь следом. Да, мне неприятно сидеть с Оксаной за одним столом, да ещё и вдвоём, но дело не только в этом.

Под пристальным взглядом мачехи кусок в горло не лезет, к тому же я знаю, что стоит папе уйти, и женщина тут же начнёт цепляться ко мне. Она вечно находит, к чему придраться, а ведь я даже пыталась с ней поначалу найти общий язык. Но и это Оксана обернула в свою пользу, превратив меня в домработницу.