Глава 2

– Ну, что, поехали? – спрашиваю у развалившейся на переднем сиденье малявки.

По лобовому стеклу лупит дождь, на панели автомобиля – второй час ночи, а я вынужден ехать по этой мерзкой погоде в какое-то захолустное отделение больницы.

Благо, находится этот стационар всего в получасе езды от моего особняка.

Спустя время паркую внедорожник возле здания больницы.

Малая заснула по дороге, и будить её жалко, поэтому я иду на разведку один.

В регистратуре мне сообщают, что никаких Петровых не поступало ни сегодня, ни вчера, ни третьего дня.

– Ищите лучше! – рявкаю на медсестру.

Девушка вздрагивает и проверяет ещё раз.

– Нет ничего, – пищит испуганно.

– Проверяй, – стреляю глазами, и испуганная медсестричка в итоге пускает меня за стекло, прямо в святая святых регистратуры, чтобы я лично посмотрел данные на компьютере и убедился в том, что она говорит правду.

Зашибись!

В машину возвращаюсь ни с чем.

Кроха спит, а я смотрю на неё и думаю, как скажу, что мать её пока найти не удалось?

Придётся обзванивать другие больницы, морги, поднимать связи.

Но это только утром, а сейчас не помешало бы хоть немного поспать.

Дождь заканчивается, и в посёлок мы возвращаемся уже через двадцать минут.

– Свалилась же ты на мою голову, – бурчу, рассматривая спящую мелочь на соседнем кресле.

Небезопасно возить детей на переднем сиденье, я знаю, но кроха сама сюда уселась, а я не стал прогонять. Да и машин встретил за время пути – всего пару. Здесь глушь такая, что и не ездит никто.

И как женщина с ребёнком оказалась возле моего дома – ума не приложу.

– Мама, – стонет во сне Полина.

Что-то невольно сжимается в области сердца.

Жаль, что ли, мелкую становится, сам не пойму.

Старые травмы дают о себе знать, и я мыслями возвращаюсь в то время, когда жил в детском доме.

Конечно, когда я был в подростковом возрасте, моя мать удачно вышла замуж, вспомнила, что у неё есть сын, и забрала меня.

Но я всё равно прекрасно помню, что такое драться за конфету или за место у окна. Получать тумаки за то, что обошёл кого-то в учёбе или каком-либо конкурсе.

Я всегда сообразительным был, учился хорошо, даже отлично. Это помогло мне в будущем построить собственную империю и к сорока годам стать миллиардером.

Да, с пятнадцати лет я жил в семье матери, но ни копейки из денег её мужа не взял. А в восемнадцать и вовсе съехал. Конечно, родительница по сей день пытается поддерживать видимость хороших отношений, может заявиться в гости без предупреждения, что я люто ненавижу.

– Мы пвиехали? – сонно потягивается на сиденье Поля.

– Да, – сухо бросаю в ответ, мыслями витая в далёком прошлом.

– А мама? Где мама? – вскидывается, озираясь по сторонам испуганно.

– Мамы не было в больнице, давай, мы её поищем завтра, а сегодня надо поспать, ночь ведь уже, – уговариваю ребёнка.

– Но я хочу к маме! – возмущается, хмуря светлые бровки. – Вдвуг её там обижают?

Боже, за что мне всё это?

– Никто не обижает твою маму, правда. А если ты не перестанешь истерить, я буду вынужден позвонить в полицию и отдать тебя им, ясно? – понимаю, что веду сейчас себя по-скотски, угрожая ребёнку, но выхода нет у меня.

– Вадно, – произносит кроха важно и складывает руки под грудью.

А ведь у неё где-то там кошак притаился, о котором я успел забыть.

– Пойдём уже, – выхожу из машины.

Девочка продолжает сидеть внутри.

Мелкие сами не умеют открывать дверь, так?

О, сколько мне открытий чудных ещё предстоит сделать, пока я найду мать этого кудрявого недоразумения!

В общем, мелочь заношу в дом на руках, потому что она сонно покачивалась, когда поставил на ноги.

– Я хочу писять, – заявляет Полина, едва переступаем с ней порог дома.

Заношу в ванную.

– Писай, – киваю на унитаз и выхожу.

Спустя минут пять малявка выходит робко из туалета и косится на меня как-то странно.

– Мне нужен говшочек, – стеснительно смотрит в пол.

Говшочек? Для каких целей, стесняюсь спросить, может понадобиться говшочек?

– Горшок, что ли? – уточняю.

– Уу, – кивает, подобравшись.

Походу ей непросто всё в себе держать, но у меня ведь в доме нет горшка.

Откуда ему здесь взяться?

– Ничего не знаю, у меня только унитаз, – отрезаю категорично.

Маленькая нижняя губёшка на лице девочки начинает подрагивать.

Вспоминаю, как Полина ревела, когда только появилась на пороге моего дома.

Нет, на «бис» мне такого концерта не надо.

– Ладно, – скриплю зубами, – пойдём, я тебя подержу.

Минута, пока девчонка делает свои дела, кажется вечностью.

Я надеюсь, никто не узнает, что я помогал малявке в этих делах, иначе мне потом ещё с полицией разбираться придётся. С несовершеннолетними сейчас строго, объясняй потом, почему проявил сердобольность и тупо не сдал Полину в органы опеки.

– Я фсё, – радостно сообщает, дергая короткими ножками.

Ставлю на ноги, благо, малявка в состоянии одеться сама.

– А теперь спать, – сообщаю категорично, но кто бы меня слушал?

– Я хочу кушать, – перебивает на середине фразы.

Не пойму, привыкла уже ко мне? Откуда такая смелость?

– Третий час ночи, какое кушать? – шиплю рассерженно.

– Но я давно не кушава! – снова топает ножкой.

Пытается расстегнуть пальтишко, пуговицы не поддаются маленьким пальчикам.

Нервно дёргаю ткань в попытке помочь, пара пуговиц отлетаю в сторону.

– Ты повал?! – выкрикивает удивлённо.

– Слушай, разбирайся сама, если такая умная, – снова раздражаюсь.

– Сама? – выпучивает на меня голубые глазища.

Как рыбка, беззвучно открывает и закрывает рот, а потом…

– Аааа! – начинает реветь так, что уши закладывает.

Обманчивое затишье перед бурей, а я повёлся, дурак.

В целом ведь мелочь права, пальто ещё перед туалетом снять надо было.

Брезгливо морщась, стягиваю всё-таки с малявки старенькую ветхую вещь, оставляю на банкетке в прихожей. Кота приходится отпустить на пол, и с громкий решительным «мяву!» он уносится куда-то вглубь дома.

Только бы не нагадил!

А ведь ещё вчера утром моя жизнь казалась мне идеальной. Я работал по графику, да, мало спал, но в целом, чувствовал себя отлично.

И что теперь?

За каких-то пару часов всё перевернулось с ног на голову.

Нет, надо скорее искать мать Полины и избавляться от этой беды, пока совсем плохо не стало.

Глава 3

– Наелась? – спрашиваю тоном надзирателя.

Полина довольно улыбается, утягивает со стола салфетку и аккуратно вытирает губы.

Ничего себе манеры!

Девочка поднимается и выбирается из-за стола, берёт тарелку из-под бутерброда и несёт её к раковине.

– А теперь – точно спать! – произношу категорично, подхватываю мелочь на руки, пока она ещё чего не придумала, и отношу в гостиную.

Тут огромный диван, её точно места хватит, даже раскладывать необязательно.

– А мама меня купает певед сном всегда, – заявляет с лёгкими нотками издевательства в тонком голосочке.

Нет, у этой мелочи талант – выводить меня из себя.

– Сегодня поспишь так, я не стану тебя купать, – произношу таким тоном, каким отдаю приказы подчинённым.

Полина сникает, но больше не спорит. Чувствует, похоже, что бессмысленно закатывать очередную сцену.

Усаживаю девчонку на диван, а сам думаю, может, зря я ввязался в это всё? Никогда никого не жалел, а тут на тебе.

Отвёз бы мелкую в отделение полиции и спал бы уже сладким сном.

– А где котёночка? – спрашивает, наивно хлопая пушистыми ресничками. – Его тоже надо поковмить.

Изобразив фейспалм, вынуждаю мелкую принять лежачее положение, укрываю её пледом и ухожу наверх.

Всё, хватит! Я. Хочу. Спать!

Падаю на кровать в своей спальне и вырубаюсь тут же.

Скрип двери, тихие робкие шаги, шевеление воздуха рядом.

– Я боюсь одна, – лепечет невинный детский голосок.

Резко открываю глаза и подскакиваю, как ужаленный. Хватаюсь за сердце, прижимаясь к изголовью кровати.

– Ты… – выдыхаю, спросонья не сразу сообразив, кто передо мной стоит.

– Можно, я тут буду спать? – кивает на место рядом со мной.

– Нет, – отрезаю категорично. – Иди вниз, Полина, – произношу строго и отворачиваюсь на другой бок.

Снова вырубаюсь, и даже сны мне не снятся. Всё-таки вымотался я порядком. Одно дело просто работать допоздна и другое носиться по округе ночью в поисках чьей-то пропавшей матери.

Утром просыпаюсь от странной вибрации возле грудины. Медленно размыкаю веки, касаюсь своего тела ладонью и понимаю, что вместо ткани футболки я чувствую толстый слой шерсти.

И как я за одну ночь умудрился в мамонта превратиться, спрашивается?

– Вяу-вяу! – верещит возле уха, словно сигнализация, а в кожу впивается что-то острое.

Просыпаюсь моментально, от сна и следа не остаётся.

Вскакиваю с кровати и что же вижу?

На месте, где я лежал, пристроился кошак. Мелкий, но вредный, оказывается, зараза. Орёт покруче Польки, ещё и царапается.

А на другом краю кровати, обнимая ручонками кота, спит девчонка.

А ведь я сказал ей, чтобы вниз шла, но эта меня явно слушаться не собиралась.

– Полина, просыпайся, – сжимаю пальцами переносицу, устало вздыхая.

Вот и выспался вроде, но как представлю, что опять буду своё время тратить на бесполезное занятие, так сразу упадок сил чувствую.

– Мы едем к маме? – спрашивает, усаживаясь на кровати и сонно потирая глазки.

– Да, – отвечаю и ухожу из комнаты.

Девчонка плетётся следом.

Набираю номер зама, отдаю распоряжения касательно поиска Ольги. Потом звоню ещё по нескольким номерам, поднимаю все возможные связи.

И в итоге ниточки опять приводят меня к той больнице, в которой мы были ночью.

– Петрова Ольга, – чеканю, испепеляя взглядом медсестру, которая ночью отправила меня ни с чем.

Рядом за руку меня держит Полина. Вцепилась, будто я ей родной, ей-богу.

– Такая есть, поступила сегодня ночью…

– А какого тогда хрена вы мне морочили голову буквально двенадцать часов назад и сказали, что таких нет? – рычу, выходя из себя.

Полина вздрагивает и прижимается к моей ноге. От меня самого у меня же ищет защиты – удивительный ребёнок.

– П-п-простите, – заикается медсестра, поднимается и шёпотом просит коллегу позвать доктора.

Седовласый мужик в белом халате с бейджем «Заведующий травматологического отделения» появляется уже через минуту.

Весь такой важный, он быстро понимает, кто здесь главный, и принимается лепетать.

– Извините, пациентку оформили не сразу, поэтому произошла путаница, – натянуто улыбается. – А кем она вам приходится, позвольте спросить? – вжимает голову в плечи, пугаясь собственного вопроса.

– Муж я, – рявкаю, сам не понимаю, зачем.

Меня и так все слушаются, но мне надоело тратить нервы и время на объяснения, проще представиться супругом и открыть себе сразу все дороги.

– Раз супруг, тогда, конечно, пойдёмте, я вас сам провожу, – лебезит докторишка, походу, вспомнив, кто в прошлом году оказывал финансовую помощь всем сельским больницам в округе.

То-то же.

Глава 4

Оля Оля Оля

Солнечный луч, скользнув по лицу, щекочет ресницы. Вздрогнув, открываю глаза. Во рту дикая сухость, перед глазами слегка плывёт.

– Пить, – хриплю не своим голосом.

Пялюсь в белый потолок, не в силах вспомнить, где нахожусь. Точно не дома, потому что дома у меня другой потолок.

Какой?

Не помню, но уверена, что не белый.

Напрягаю память и чувствую резкий приступ головной боли.

Что же со мной?

– Кто… ни… будь, – хриплю, едва шевеля губами.

Поворачиваю голову, шея затекла. Больно.

Но я замечаю, что в комнате стоит ещё одна кровать, и на ней кто-то лежит.

Да и стены вокруг тоже белые.

Больница?

Вероятнее всего.

– Эй, ты проснулась? – ахает незнакомый женский голос.

Проходит несколько секунд, и вокруг меня начинается какая-то суета. Сначала прибегает медсестра, потом мужчина в медицинском халате. Доктор, надо полагать.

Меня поворачивают, светят в глаза, просят открыть рот. Чувствую себя безвольной куклой.

Куклой без имени.

– Помнишь, как тебя зовут? – словно читая мои мысли, спрашивает врач.

Снова напрягаю память, морщась от болезненных спазмов.

– Оля, – называю первое пришедшее на ум имя.

Может, угадала?

– Верно, умница девочка, – врач заглядывает в бумаги, которые ему подала медсестра. – А лет тебе сколько?

Задумываюсь и пожимаю плечами, потому что… не помню.

– Может, двадцать пять? – предполагаю.

– Почти угадала, – хмурится доктор. – Но это простительно, ведь двадцать шесть тебе исполнилось совсем недавно, – одобрительно улыбается.

Похоже, не так уж всё плохо. Расслабляюсь.

Сейчас мне расскажут, что со мной произошло, и я всё вспомню обязательно. Подлечусь, приду в себя, вернусь домой…

Домой?

– Поля… – выдыхаю ошеломлённо.

Лёгкие сжимаются, превращаясь в сморщенную губку, кислорода катастрофически не хватает.

Я вдруг отчётливо понимаю, что дома меня ждёт дочка. Моя дочка. Полиночка.

С кем она сейчас?

Я ведь живу одна. Кажется. Или нет?

Руки машинально взмывают вверх, пальцами принимаюсь массировать виски, полностью игнорируя тот факт, что в венах у меня катетер, и капельница вообще-то рядом с кроватью на штативе.

– Где моя дочка? – таращусь на склонившегося надо мною доктора.

Хватаюсь за края его белоснежного халата мёртвой хваткой. Приподнимаюсь, заглядывая в серые глаза, обрамлённые крупными старческими морщинками.

– Ань, успокоительное сделал ей, тут всё-таки потребуется консультация психиатра, – хмурится. – В больницу тебя привезла машина «скорой», и никакого ребёнка и близко не было.

– Но как же… – откидываюсь на подушки, больно ударяясь затылком.

Морщусь и пропускаю тот момент, когда в капельницу втыкают иголку и впрыскивают лекарство. Заворожено смотрю за тем, как жидкость течёт по трубке прямо в кровь, медленно моргаю.

Я уверена в том, что у меня есть дочка, иначе и быть не может. И я должна узнать, что с ней произошло, ведь малышка может находиться в опасности.

Поднимаю правую руку. Кольца на пальце нет, выходит, я не замужем?

Может и ребёнок мне приснился?

– Где мой телефон? – бормочу вяло, сонно. – Мне надо позвонить, моя дочка…

– Да хватит уже, – раздражённо фыркает медсестра, а доктор вовсе поднимается и выходит из палаты.

Поворачиваю голову и вижу, как на меня жалостливо смотрит соседка. Может, она мне поможет?

– Скажите хотя бы, сколько я здесь нахожусь? – прошу медсестру, едва сдерживая слёзы.

– Я утром заступила, откуда знаю. Может, всего ночь, а может, и неделю, – равнодушно бросает, ошарашивая.

Чувствую, как на глаза наворачиваются слёзы. Перед глазами отчётливо встаёт образ моей Полиночки. Кудрявые светлые волосики, голубые глаза. Она похожа и на меня, и на отца одновременно, бывает же так.

Я помню, как выглядит этот мужчина, но не помню, в каких мы с ним отношениях.

Зажмуриваюсь, чтобы скрыть рвущиеся наружу рыдания. Не хочу устраивать концерт, уверена, тогда меня точно запишут в ряды психически неуравновешенных особ и дочку найти не помогут.

Наконец, медсестра выходит, и я обращаюсь к соседке по палате: