КОНЕЦ ЗАБЕГА

Он ничего не придумал лучше, как бродить. Действительно, идти ему теперь было некуда – Вадим вообще ничего больше не понимал. Если психиатр сам оказался сумасшедшим, то кто же может ему помочь? Об этом стоило бы поразмыслить.

Вадим не хотел есть, спать или в туалет. Его бил невероятный озноб и он просто шёл, куда глаза глядят. У него не было даже не малейшей цели; он просто скитался, бродил. Прошёл

множество остановок. Зимний парк, малолюдный. Ходил около торгового центра, рядом с которым стояла группа людей в чёрных куртках и красных кроссовках. Один что-то вызывающе крикнул ему, но парень не отреагировал и пошёл дальше.

Неизвестно, сколько он так ходил, только едва уже не валился от усталости. И ноги его принесли к одиноко стоящему белому зданию с тёмными дверями, которые сейчас запирал мужчина в чёрной одежде. Делал он это медленно, потом посмотрел наверх – на купол. Перекрестился и пошёл прочь.

Церковь. И Вадим понял, что больше ему идти некуда. Он просто направился к этому мужчине, и тот остановился. Видимо, Вадим выглядел так плохо, что священник (Вадим решил, что это был именно он) остановился. Взгляд его оказался преисполнен сострадания и участливости, парень мог в этом поклясться. Он убедился, когда подошёл ближе. Мужчина с длинной чёрной бородой – худой и высокий – внимательно смотрел на пришедшего.

– Здравствуйте, – сказал Вадим. – Мне больше некуда идти. Потому я пришёл сюда.

Мда, лаконично, но лучше и сказать нельзя. Краткость – сестра таланта.

– Здравствуй, – ответил мужчина. – Я вижу, что приключилось с тобой что-то нехорошее. И нужна тебе помощь.

– Нужна, – тут же согласился Вадим и почувствовал невероятное облегчение, как будто сначала босиком стоял на морозе, а потом забежал в натопленную баню.

– Идём. И ты мне всё расскажешь. И я обещаю помочь, чем смогу.

– Если Вы мне не поможете, то вряд ли кто-то ещё поможет…

Мужчина повёл его обратно и снова стал отпирать церковь. Вадим оглянулся по сторонам и поразился тому, как же потеплело на улице. Они прошли внутрь и оказались в тёплом и просторном помещении, и Вадим почему-то сразу же успокоился. Стояла тут какая-то необычайно умиротворённая атмосфера. Может, потому что сейчас здесь уже никого не было из прихожан – после утренней молитвы; может, потому что само это здание обладало невероятной силой.

– Рассказывай, что у тебя случилось.

И парень снова всё рассказал, начиная от вчерашнего вечера и заканчивая сегодняшним утром. Старался ничего не упустить, постепенно приводил мысли в порядок… Конечно, он по-прежнему считал себя убеждённым атеистом, но выговориться перед кем-то ему нужно было. И, в конце концов, он понял, что нашёл правильное место.

– Я тебя услышал, – сказал священник задумчиво. – Я бы мог многое тебе сказать, но я знаю того, кто сталкивался с тем же самым. Это не галлюцинации.

Вадим попытался сглотнуть, но у него застрял комок в горле, а ладони вспотели. Наверное, он до последнего хотел найти всему произошедшему рациональное объяснение, но теперь понял, что попал в большую переделку. Но спрашивать ничего не стал, вглядываясь в сосредоточенное лицо мужчины.

– У меня был прихожанин, который долго лечился в психиатрической лечебнице, но безрезультатно, а потом пришёл сюда. Он рассказывал похожие вещи.

– И Вы ему помогли? – с надеждой спросил Вадим.

– Он сам себе помог, – ответил священник. – Его гложило… Впрочем, я думаю, тебе надо с ним самому поговорить, вы сразу поймёте друг друга. Я бывал у него в гостях. В те моменты, когда он не мог выйти из дома, его одолевали… «Галлюцинации», как ты выражаешься. И он звонил сюда, и я ехал к нему.

– И он их победил?

– Во всяком случае, они его оставили в покое.

– И где же мне его найти?

Священник помолчал, глядя на парня. По всей видимости, выглядел тот всё ещё настолько плохо, что он сказал:

– Я сам тебя отвезу к нему, но сначала… Возьми-ка кое-что. Я думаю, это тебе пригодится.

Он ушёл в комнату, примыкающую к молельному залу, а вернулся обратно уже с небольшой полулитровой стеклянной баночкой, закрученной белой крышкой. Внутри была прозрачная жидкость.

– Держи. Это святая вода.

Вадим понял это ещё до того, как его ладони коснулись прохладной поверхности склянки. Он пристально посмотрел в лицо священника – одновременно печальное и спокойное – и тот кивнул. Кивнул оценивающе, а потом жестом показал Вадиму на выход.

Парень очень удивился, когда увидел, что священник ездит на серой «волге», поджидающей хозяина у северо-западного угла решётчатого забора. Добрая улыбка коснулась его губ – старый добрый автомобиль, который он так редко встречал. С большими жёлтыми фарами, мягко урчащий, плавно двигающийся по дороге.

Навстречу летели «субару», «шкоды», «ниссаны». Даже один серенький «опель» – такой непривычный для действительности их городка. Они проехали несколько перекрёстков, прежде чем священник начал уходить влево и влево – многоэтажки начали сменяться стандартными «пятёрками», а затем и те стали редеть, вместе с угрюмыми пешеходами. Большую часть пути они молчали, пока не выехали к длинному блошиному рынку.

– Он тут… работает? – нерешительно спросил Вадим.

– Да, – ответил священник. – Пойдём.

Они выбрались на улицу, и парень снова почувствовал холод. Он шёл следом за твёрдо идущим мужчиной, стараясь не смотреть на лица торговцев и покупателей – мало ли что. Но то и дело замечал колючие и пристальные взгляды людей в чёрных и коричневых куртках нараспашку, разноцветных шапках. Чернобородые или бритые – с двумя подбородками; или худенькие женщины в больших подранных бушлатах, или совсем юные девчушки – кареглазые, в двух тёплых платках. Они все смотрели на него – он мог поклясться, неодобрительно, с ненавистью.

«Ты точно спятил, Вадя, – произнёс парень про себя и выдохнул с некоторым облегчением. – Они просто смотрят на тебя, как на самого обычного клиента таких местечек. И ждут, что ты подойдёшь к ним и купишь джинсы или ботинки, или унты».

Покупателей тут было не очень много – с десяток сонных людей, растянувшихся шеренгой вдоль этих лотков. Кто-то примерял куртку с тёмным воротником, крутился перед засаленным зеркалом под одобрительный взгляд пузатого продавца. Собственно, и многие палатки пустовали – в зимний сезон не все торговцы выходили на рынок, многие вообще арендовали места в павильонах.

Откуда ни возьмись, перед ним возникла девушка в тёплой длинной юбке, закутанная в пуховый платок. Она очень торопилась, потому суетливо пыталась проскочить между священником и атеистом (или уже «атеистом»), и задела его плечом. Задела крепко – он чуть не выронил банку на пол. Сердце ухнуло вниз.

Девушка даже не оглянулась, да он особо и не хотел ловить на себе дополнительные взгляды. Тем более что священник уже свернул вправо – и оказалось, что рынок здесь закончился, и теперь начинались узенькие бутики или что-то в этом духе. Первое маленькое зданьице, по правде сказать, не было бутиком – вывески не было, но на стекле

была приклеена картонка, где корявая надпись из больших букв гласила «САПОЖНИК».

Они вошли внутрь и едва сразу не упёрлись в прилавок – много места там и не могло быть. На стенах висели ремни и заклёпки, непонятные полуобручи и парочка меховых изделий; на прилавке же лежал сапог с оторванной подошвой, и мозолистые иссушенные руки откровенно старого мужика аккуратно переворачивали его с бока на бок.

Вадим вгляделся в него пристальнее: седые короткие волосы, очень морщинистое лицо, напоминающее собой помятый брезент, кожаный фартук. Он мельком посмотрел на священника, и брови его удивлённо поползли вверх. Но когда он уставился на Вадима, то просто замер.

– Здравствуй, Егор, – сказал священник. – Дела идут?

– Здравствуй, Аркадий Георгиевич, – отозвался Егор, но продолжал ошалело смотреть на парня, отчего у того аж кожа покрылась мурашками размером с гальку. – Идут… Штиблеты рвут, сапоги ломают. А покупать новые – не могут, поэтому дела идут, спасибо на добром слове… Отмеченный, невероятно!

Вадим опешил и переводил взгляд то на одного, то на второго. Священник, впрочем, сохранял непроницаемое лицо.

– Отмеченный? – не понял Вадим. – Что это значит…

– Тебе передали метку, – кивнул тот. – Я это понял сразу. Я это почувствовал. Или, если хочешь, просто увидел в тебе.

– Не понял, как…

– Рыбак – рыбака, – подсказал Аркадий Георгиевич и едва заметно улыбнулся.

Егор кивнул и тоже улыбнулся, но его улыбка вышла болезненной.

– Мне тоже передали метку. Давно, двадцать лет назад. Помню, навис пасмурный вечер, и я тогда был в хорошеньком подпитии, чего скрывать… И наткнулся на бабулю, лежащую на остановке. Из её бочины торчал охотничий нож. Так вот… Я, конечно, растерялся и хотел побежать куда-нибудь, искать телефон-автомат или забежать в кафе, чтобы вызвать «скорую». Я это сделал, кстати. Но сначала она очнулась и дала мне семирублёвую монету, представляешь?

Вадим раззявил рот от неимоверного изумления и не знал, что сказать. Он нашёл в кармане свою метку и вынул её, показал, и глаза Егора быстро наполнились слезами, но он продолжал улыбаться.

– Вот. И у тебя она есть.

– Я её выкидывал, – пожаловался Вадим. – Но она всё равно оказывается у меня в кармане. Что за абсурд?

– Это же метка, – напомнил сапожник. – Её выкинуть нельзя. Никак. Я куда только не кидал свою… Но передать можно. Отдать.

Он замолчал, гневно поджав губы.

– Они требуют у меня её, они требуют её отдать, – заговорил Вадим хриплым голосом. – Почему они сами не могут…

– Сами они не могут, – согласился Егор. – Это метка. Белую метку получает тот, кто избран… Так сказать, шлагбаумом.

– Каким ещё шлаг…

– Шлагбаумом, да, это, мне кажется, точное слово. И этот шлагбаум смотрит, чтобы они не сильно разгонялись.

– Кто – они? – тупо спросил Вадим, хотя знал ответ на этот вопрос.

– Ты же видел их. Я видел. И ты видел. И ты ещё увидишь. Я чуть не сошёл с ума, угодил

в «дурку», но… Мне это не помогло. Они достали меня и там.

– Подождите, подождите! – спохватился Вадим, опершись на стойку, как старик с головокружением опирается на костыль. Он хотел это многозначительно выкрикнуть, но получился лишь сдавленный клёкот. – Они… Эти они…

– Кровососы, одурманенные, лохмачи, чёрнокнижницы, – сказал Егор тихо, наклонившись вперёд. Может, он боялся, что его услышат. – Давители, кровопийцы, душители, кого там только нет… – Он содрогнулся всем телом, и лицо его побелело. – Так вот, чтобы они не разгонялись, есть шлагбаумы. Темнобои, злоборцы, белославы. В общем, как их только не называют.

– Есть они и они, то есть, – повторил Вадим, но в голове у него прояснения не наблюдалось.

– Верно! – щёлкнул пальцами Егор и указал на него. Жёлтенький сухой палец немного дрожал. – И ты теперь – один из них. Из шлагбаумов.

– Но мог быть и один из других, – проговорил Вадим.

– Верно, неплохо схватываешь, на лету прямо, – отметил Егор с небольшим удовлетворением. – Я много изучал этот вопрос. И не только с Аркадием Георгиевичем – он появился уже под самый конец, когда я едва не сорвался в безумие полностью. Я говорил ещё с другими людьми. Которые тоже сталкивались с чем-то таким. Иные даже пытались всё упорядочить и записать.

– И что?..

– И что? – повторил Егор и усмехнулся, но невесело. – Всё элементарно. Или не очень. Слушай: есть, так скажем, беспредельщики, понимаешь? Делают всякое. И их нужно кому-то усмирять. И вот шлагбаумы останавливают их, не дают им слишком уж бесчинствовать.

– Что-то вроде полиции?

– Можно и так сказать… Получивший метку становится шлагбаумом, и будет им, пока не передаст её. Другому.

– А если я не хочу…

– Так возьми и отдай, – подытожил Егор и опустил взгляд.

– А почему они просят отдать метку, а сами не могут взять её? – спросил он и тут же подумал, что уже спрашивал это.

– Мне говорили, что это позволяет сохранять баланс. Относительный, конечно. Иначе бы душители переломали все шлагбаумы и забрали метки. А так… Они не могут её взять насильно, только по доброй воле отмеченного.

– И в чём же суть этого… «отмеченного»?

– А в том, юный мой друг, что у отмеченного есть свои преимущества над обычными людьми. Ты, наверное, заметил, что ты можешь с ними контактировать, даже если их нет поблизости. Пресловутые «галлюцинации»… Готов поспорить, что так ты их и называешь…

«Да на что угодно», – послышался у него в голове голос Виталика.

– Ещё ты не поддаёшься подчинению. То есть, если кровосос прокусит тебе артерию или вену – или даже лохмач – ты не превратишься в одного из них. Одурманить тебя тоже не смогут. С тобой можно только договориться.

Егор попытался облегчённо улыбнуться, но не вышло, только искривился.

– Но это не так и хорошо, – сказал внезапно священник, до этого почти не участвовавший в разговоре.

– Да, – кивнул Егор. – Потому что они не будут тебя умасливать, не для них этот способ. А

вот заставить – попробуют…