Глава VIII
Первое вмешательство Треслера. Бешеная скачка

Энтузиазм составляет главную движущую силу жизни ковбоя. Без энтузиазма ковбой неминуемо опускается на уровень обыкновенного наемного работника, что далеко не одно и то же в социальных условиях этой области.

Ковбой иногда бывает хорошим человеком, с точки зрения прописной морали, но чаще бывает дурным. Он не признает никаких полумер. К своей лошади он питает такую же нежность, как мать к своему ребенку. Он будет играть в покер до тех пор, пока у него не останется в кармане ни одного цента. Когда он пьет, то также не знает меры. Он всегда готов к ссоре и всегда доводит ее до конца. У него есть много хороших сторон, но, чтобы получить истинное и неприкрашенное понятие об этом детище прерий, всего лучше, конечно, узнать его недостатки.

Ковбой прежде всего наездник. Он так гордится своим искусством верховой езды, что это почти граничит у него с манией. Он до мелочности разборчив во всем, что касается его лошади, его одежды, сапог, шляпы, яркого шелкового шейного платка и рукавиц. Вообще, он хочет быть франтом, и его франтовство составляет целую науку. Но это не мешает ему быть превосходным наездником. Он не обязан объезжать лошадей, но он любит укрощать молодых жеребцов. Это служит для него развлечением и отдыхом от скучной, однообразной работы, клеймения скота, кормления, загона его в корали, исправления изгородей и всего того, что ему приходится исполнять на ранчо.

Поимка и укрощение диких лошадей должны были происходить в Москито-Бенд на следующий день, и все рабочие ранчо находились поэтому в возбужденном состоянии; в бараке господствовал шум и веселье в то время, как приготовлялся завтрак. Марболту удалось заключить контракт о снабжении полиции большим количеством верховых лошадей, и по условиям договора все эти лошади должны были быть обучены ходить под седлом и хорошо выезжены.

Треслер встал одновременно со всеми остальными рабочими фермы, чтобы принять участие в ловле лошадей. Пока приготовлялся завтрак, он пошел за своим седлом. Надо было осмотреть, в порядке ли оно, так как он ведь купил его из вторых рук, от одного из своих товарищей. Осматривая седло, он думал о своем разговоре с Джо Нелсоном прошлой ночью. Этот разговор заставил его уяснить себе свое положение на ранчо. Он не мог уже считать себя простым учеником, наблюдателем, присматривающимся к работе на ранчо и в известной мере свободным в своих поступках. Раньше он мог делать то, что ему хотелось, мог отделить себя от ранчо и умыть руки относительно всего, что там делалось. Теперь это изменилось! Хочет ли он или нет, но он должен сыграть свою роль. Он занял известное положение, возлагавшее на него ответственность, от которой он не хотел отказываться.

Седло было приведено в порядок, лошадь вычищена и накормлена. Покончив со всем этим, он отправился в барак завтракать. Проходя мимо домика управляющего, он услышал голос Джека, который окликнул его с какой-то непривычной приветливостью:

– Доброе утро, Треслер! Поздненько вы вернулись прошлой ночью!

Треслер подошел и остановился в дверях.

– Да, – ответил он холодно. – Лошадь пустилась вскачь и отнесла меня на десять миль к югу. Когда я вернулся на дорогу в Форкс, то встретил Нелсона, возвращавшегося домой.

– О, ваша лошадь – настоящий дьявол! Как же вы справляетесь с ней?

– Ничего. Я все же предпочитаю ее какой-нибудь неуклюжей кляче. Это самая прекрасная породистая лошадь, на какой мне когда-либо приходилось ездить.

– Да, я думаю, вы правы. Хозяин всегда ее ценил. Лошадь эта нездешняя. Он ее купил у каких-то метисов, проходивших со своим скарбом через эту страну, года три тому назад. Так, по крайней мере, он рассказывал мне. Мы тщетно пробовали ее объездить. Вам это все-таки удается… А скажите, Нелсон объяснил вам, почему он так запоздал? – вдруг спросил Джек, кончив зашнуровывать свои тяжелые, высокие сапоги и выпрямляясь.

– Нет, – ответил Треслер. – Я его не спрашивал.

– Я думал, он сказал вам. Он был пьян?

– Нет.

– Так, что же могло задержать эту свинью? – воскликнул Джек свирепым тоном.

– Это меня не касается, – так же холодно возразил Треслер. – Нелсон отдал письмо, мне же ничего другого не оставалось, как поторопить его и вернуться домой.

– Я готов поклясться, что он целый день пропьянствовал в кабаке! Ну, я увижу его позднее…

Треслер равнодушно пожал плечами и пошел своей дорогой. Никто не вызывал в нем такого раздражения, как этот человек. Рано или поздно произойдет кризис, – он это чувствовал, несмотря на все успокоительные уверения Дианы.

В бараке уже кончили завтракать, и Треслеру пришлось самому раздобывать себе пищу. Повар, очень благоволивший к нему, дал ему хорошую порцию бобов со свининой и большой кусок свежеиспеченного хлеба.

Когда он разговаривал с поваром, приятно улыбаясь в предвкушении вкусного завтрака, откуда-то со стороны конюшни донесся жалобный, заглушённый крик. Треслер нахмурил брови, прислушиваясь. Крик повторился, и он тотчас же, не раздумывая, бросил завтрак и выбежал из барака. По дороге он захватил тяжелую плеть из сыромятного ремня. На ногах у него были мягкие мокасины, и его шагов совершенно не было слышно.

Около домика Джека он услыхал его голос, изрыгавший ругательства, и вслед за тем сдавленный крик, в котором едва можно было распознать голос Нелсона, жалобно призывающий на помощь.

В один миг Треслер очутился по другую сторону хижины. Там, на земле, лежал Джо Нелсон, защищая руками свою голову, а Джек, с искаженным лицом, бил его своими тяжелыми сапогами, подбитыми железом.

Кровь бросилась в голову Треслеру. Не раздумывая, он поднял свою плеть, которая взвилась над головой Джека и ударила его по лицу. Это произошло так внезапно, что великан не успел опомниться. С криком боли он схватился руками за окровавленное лицо, но следующий удар плети свалил его на землю.

Его падение сразу отрезвило Треслера. В это время из барака сбежались люди, с изумлением смотревшие на эту сцену, Треслер поднял на руки избитого старика и понес его в барак, в сопровождении безмолвных товарищей. Там он положил Джо на свою кровать, и тогда все окружили его и закидали вопросами. Аризона говорил меньше всех, но оказал наибольшую помощь. Вместе с Треслером он раздел старика, находившегося в бессознательном состоянии, и осмотрел нанесенные ему повреждения. Кости рук и ног у него не были сломаны, но относительно ребер Аризона был в сомнении. На голове у него было несколько ран от ударов сапога, что, вероятно, и было причиной его обморока. Соединенными усилиями и с помощью холодной воды Аризоне и Треслеру удалось привести в чувство старика. Тогда Треслер обратился к стоящим вокруг него людям.

– Ребята, – сказал он, – помните, то, что случилось, касается только нас троих: Джо Нелсона, меня и Джека. Я сам разрешу это по-своему. А теперь мы должны заняться своей работой.

В ответ на это послышался ропот. Аризона хотел что-то возразить и высказать общее мнение товарищей. Но Треслер прервал его на полуслове:

– Слушай, Аризона. Ведь мы все добрые друзья здесь! Ты бы не захотел, чтобы я вмешивался в твою ссору?

– Да… но…

– Никаких «но»… – И Треслер открыто и смело взглянул в лицо Аризоне.

Неистовый индеец невольно подчинился его влиянию и сдержался.

– Пойдем, ребята! – сказал он, обращаясь к окружающим. – Он прав! Пора приняться за работу.

Как только все ушли, Треслер запер за ними дверь и вернулся к старику.

– Тебе лучше, Джо? – спросил он.

– Да, – отвечал тот слабым голосом. – Кажется, у меня кости целы…

Треслер уселся возле него на скамье. Джо закрыл глаза.

– Не говорите об этом мисс Диане, – прошептал он.

– Она, наверное, услышит об этом, – сказал Треслер.

– Лучше бы меня убили, – опять заговорил Джо. – Вам не надо было вмешиваться в эту историю. Ведь теперь вас постараются выгнать из ранчо. Вы не обо мне должны были заботиться, а о мисс Диане.

– Не беспокойтесь, Джо, – возразил Треслер. – Меня не могут выгнать.

– Ах… Вам не надо ссориться с Джеком, – продолжал старик. – Ради мисс Дианы вы должны остерегаться этого… Идите на работу… Не задерживайтесь здесь.

Треслер понимал, что Джо был прав, и поэтому ответил:

– Хорошо, Джо! Я пойду… Я буду сдерживаться в будущем. Но и вы не напивайтесь больше. Не давайте повода…

Он вышел, но на пороге столкнулся с Дианой. В руках у нее была корзинка, в которой лежали кое-какие припасы, принесенные ею для Джо. Она была очень взволнована, и Треслер постарался ее успокоить, сказав ей, что старик скоро поправится, так как никаких серьезных повреждений у него нет.

– Я думала, что он уже умер, когда увидала, что вы взвалили его себе на плечи, – сказала девушка. – Я так была встревожена, что не могла больше оставаться дома. Только я не знала, как мне прийти сюда незамеченной. Но приехал сержант Файлс, и отец ушел с ним в контору. Я подождала, пока Энтони удалился с лошадью полицейского, и тотчас же побежала сюда.

– Ну что ж, войдите, мисс Диана. Старый Джо будет рад видеть вас. Здесь еще ничто не убрано, но, я надеюсь, вы на это не обратите внимания. Только не оставайтесь здесь долго и не позволяйте Джо разговаривать. Будьте осторожны!

Девушка кивнула головой. Треслер посмотрел в сторону конюшни. Все люди уже сидели на своих лошадях. Он увидал, что Аризона ведет двух оседланных лошадей, и узнал, что одна из них была его Леди Изабелла. Его очень тронуло такое внимание со стороны Аризоны.

– Сержант Файлс находится здесь, – сказала с ударением девушка. – Ночные всадники… Вы знаете.

– Я повидаюсь с ним, – отвечал Треслер.

Леди Изабелла тотчас же принялась за свои фокусы, когда он вскочил в седло. Он с трудом сдерживал ее, и она то и дело становилась на дыбы, плясала и поворачивалась из стороны в сторону. Как раз в самый разгар его борьбы с лошадью на дороге показался другой всадник, который остановился и с восхищением смотрел на эту сцену. Но только когда Леди Изабелла, убедившись в бесполезности своих усилий сбросить наездника, покорилась своей участи, Треслер заметил незнакомца и тотчас же догадался по его костюму, кто он был.

– Сержант Файлс? – спросил он, подъезжая.

– Да, – отвечал полицейский офицер, с любопытством оглядывая всадника и в особенности его лошадь.

Наружность сержанта была совсем не внушительная. Он был небольшого роста, довольно плотный человек, очень здоровый на вид и больше похожий на сельского работника или на фермера, нежели на полицейского офицера. Но, несмотря на свою неказистую, простоватую наружность, он обладал недюжинным умом, был хитер и ловок, как кошка. Его наружность обманывала многих, считавших его недалеким, добродушным человеком и словно не замечавших холодного, проницательного взгляда его глаз, спрятавшихся под густыми нависшими бровями.

– Ваша лошадь замечательно хороша! Чистокровная! И вы недурно справляетесь с нею, – заметил сержант. – Скажите мне ваше имя.

– Треслер… Джон Треслер.

– Вы здесь недавно?

Тон полицейского был холодно-официальный. Треслер отвечал кивком головы.

– А! Значит, вы переведены сюда из другого ранчо?

– Вовсе нет! – засмеялся Треслер. – Я приехал сюда добровольно, чтобы учиться фермерскому хозяйству. Хочу завести собственное ранчо потом… Но я поджидал вас, сержант. Мне надо поговорить с вами.

Сержант устремил на него свои проницательные глаза.

– В этой стране происходят странные вещи. Вы, может быть, слышали об этом? – нерешительно проговорил Треслер.

– В скотопромышленных районах можно творить что угодно, если клеймо на скоте легко изменить и нет никого, кто бы занялся расследованием таких дел, – холодно заметил полицейский, не спуская глаз со стройных ног Леди Изабеллы.

– Опять Красная Маска? – спросил Треслер.

– Разумеется!

– Вы слыхали рассказ об его последнем набеге? Об убийстве Менсона Орра?

– Слыхал от Марболта… и от других. Слепой предложил пять тысяч долларов награды за поимку разбойника.

– Это лучше, чем я мог ожидать, – заметил Треслер. – Видите ли, слепой как-то странно отнесся к этому. Он сам потерял скот, но когда наши люди предложили ему погнаться за Красной Маской, то он отнесся к этому предложению недоброжелательно и пригрозил уволить каждого, кто покинет ранчо с этой целью.

– Я нашел, что он очень предупредителен, – возразил сержант.

– Конечно, – ответил Треслер несколько разочарованно. Очевидно, сержант не был расположен разговаривать с ним. Но больше всего Треслера раздражало особенное внимание, которое он оказывал лошади. Теперь сержант Файлс пристально рассматривал плечо Леди Изабеллы, где были едва заметны следы старого клейма.

– Мне надо кое-что рассказать вам, сержант, – снова заговорил Треслер. – Вы, в качестве официального лица, может быть, найдете это интересным. Ввиду последних событий я, во всяком случае, считаю это заслуживающим внимания.

– Говорите, – отвечал сержант, не сводя глаз с лошади.

«Что он находит в ней замечательного?» – подумал Треслер и тоже со вниманием посмотрел на ноги и плечи своей лошади. Хотя полицейский офицер и не проявил особенного интереса к словам своего собеседника, но Треслер все же подробно рассказал ему о том, что он видел в первую ночь после своего приезда в Москито-Бенд, а также передал рассказы других лиц, бывших случайными свидетелями появления ночных всадников.

– Видите ли, сержант, – прибавил он в заключение, – я думаю, что я был прав, не говоря никому об этом до разговора с вами. Все это случалось здесь уже несколько раз и, без сомнения, случится опять. Что вы думаете об этом?

– Это самое прекрасное животное, какое мне только приходилось видеть! Единственно только… – вдруг сказал Файлс, но, заметив нетерпеливый жест Треслера, удивленного этими словами, не имевшими отношения к его рассказу, сержант точно спохватился и прибавил: – Да, все это очень интересно, конечно…

– Вам Марболт рассказывал что-нибудь о прежних посещениях ночных всадников? – спросил Треслер.

– Он много говорил мне… У меня не было времени выслушать его до конца.

– Что он рассказал вам?

– Главным образом, он говорил мне о революционном духе, который обнаруживается теперь на ранчо.

– Вот как…

Треслер понял ловушку, которая была расставлена ему.

– Вы, по-видимому, подозреваете, что между ночными всадниками и кем-то на ранчо существует соглашение? – заметил он полицейскому.

– Да! Я имел в виду, что вы поймете это!

– Кого же вы подозреваете? И какие у вас основания? – быстро спросил Треслер.