Глава 8

Хангсет еще дымился.

Арчет сидела в седле и смотрела на город, бухту и разрушения с высоты близлежащей горы, забыв про подзорную трубу, которую держала в руке. Конь переступал с ноги на ногу, беспокойно вдыхая сырую и едкую горелую вонь, время от времени приносимую ветром. Отряд Престола Вековечного растянулся вдоль вершины, вокруг советницы императора, держась с подчеркнутым бесстрастием и профессионально, как того требовала репутация. Но ветер уже донес до Арчет пару сдавленных проклятий, когда люди увидели, что творилось внизу. Она не могла их винить. Ее предупреждали о том, чего следовало ждать, и все-таки она с трудом верила собственным глазам.

Арчет в некотором роде знала Хангсет, бывала здесь несколько раз с кириатскими инженерными войсками во время войны. В самом начале противостояния Чешуйчатые выбрались на сушу именно на этом побережье, на всем его протяжении, убивали и сжигали все на своем пути, действуя почти с человечьей деловитостью, и неизменно отступали в глубины до того, как имперские легионы успевали нанести ответный удар. Акал, который в вопросах тактики был реалистом, смирил гордыню и обратился за помощью к кириатам. Грашгал послал своих инженеров.

Теперь кириатские заградительные сооружения вдоль портовой стены и береговой линии были пробиты насквозь в полудюжине мест; на гладких стекловидных укреплениях зияли дыры с рваными краями, которые в свете раннего полудня переливались радугой. Что бы ни причинило ущерб, оно не остановилось – за каждым проломом разрушения продолжались и были такими всеобъемлющими, каких Арчет не случалось видеть со времен войны. От каменных строений остались невысокие руины, деревянные просто исчезли, превратившись в золу и обломки. В бухте тут и там из воды торчали обломанные, наклоненные мачты, указывая на корабли, прямиком отправившиеся на дно. На пристани громоздились развалины рухнувшего маяка. Казалось, некий бог рептилий огромной когтистой лапой стер это место с лица земли.

Мертвецов были сотни.

Едва взглянув на город в подзорную трубу, она могла приблизительно подсчитать потери, но к моменту, когда это случилось, предположения оказались лишними. На обращенных к берегу склонах холмов они напоролись на пеструю толпу беженцев-горожан и обессиленных солдат, которыми командовал – если можно это так назвать – один из немногих выживших офицеров Хангсетского морского гарнизона. Молодой лейтенант, вздрагивая и морщась от воспоминаний, коротко доложил ей о случившемся. О потусторонних воплях со стороны моря, шарах живого синего пламени и призрачных фигурах, рассекавших улицы, полные дыма, которые убивали все живое оружием из мерцающего света. «Ничто их не брало, – оцепенело рассказывал он. – Я видел, как наши лучники всаживали в них стрелы с пятидесяти футов, натянув тетивы до предела. С такого расстояния стрела со стальным оперением должна пронзить человека насквозь, пробить доспехи и тело. Но стрелы, мать их, будто растворились или… я не знаю. Когда они приблизились к нашей баррикаде на двадцать футов, я повел своих людей в атаку. Это было как сражаться в ночном кошмаре. Мы двигались словно под водой, а эти уроды были такими проворными…»

Он замолчал, охваченный воспоминаниями, и словно сделался в три раза старше.

«Как тебя зовут?» – мягко спросила Арчет.

«Галт. – Он продолжал таращиться в пустоту. – Парнан Галт, рота Павлина, пятидесятый имперский морской полк, семьдесят третий призыв».

Семьдесят третий. Как и гонец, принесший известие в Ихельтет, он был совсем мальчишкой, когда закончилась война. Скорее всего, в бою не бывал, если не считать стычки с пиратами и периодическое подавление бунтов. После шестьдесят шестого призыва мало кто из новобранцев в регулярных войсках приобрел иной опыт. Арчет похлопала его по плечу, встала и ушла, а он остался сидеть наедине с воспоминаниями. Она не просила вернуться с ними в город.

Поручив сержанту Престола Вековечного и его взводу позаботиться о колонне беженцев, которая ждала своей участи, она продолжила путь с остатком роты. Скептические голоса в ее голове воевали с подступающим ощущением серьезной беды. Молодой лейтенант и гонец стали свидетелями чего-то нового – такого, что легко со счетов не сбросишь. Их полные ужасов рассказы были не просто болтовней тех, кто впервые узрел войну в ее омерзительном великолепии.

«Нет? – Внутренний скептик набрал силу. – А ты собственную первую битву помнишь, а? Маджакские застрельщики-берсеркеры прорвались сквозь строй при Балдаране. С воем понеслись через поле, сея панику среди солдат. Трава от крови легла, словно зализанные патлы сутенера. В тот первый раз ты сломалась, схватила Араштала за руку, но та была отрублена и осталась в твоей. Ты заорала, но никто не услышал, и ты будто увязла в грязи. Разве это не было похоже на ночной кошмар?»

«А призраки? Неведомое мерцающее оружие? Растворяющиеся стрелы?»

«Субъективные впечатления. Страхи, типичные для ночных битв. Лучники перепугались, как все, и начали стрелять куда попало или как попало».

«Хм-м…»

Кем бы ни были нападавшие, Хангсет лежал перед ней, иссеченный, изорванный и дымящийся, как чье-то свежевспоротое брюхо на поле боя посреди холодного севера.

– Святая, чтоб тебя, Мать Откровения… – Махмаль Шанта рядом с ней тщетно пытался успокоить вставшего на дыбы коня. Было неясно, проклинает он животное или разрушения внизу. – Что за хрень тут произошла?

– Не знаю, – задумчиво ответила Арчет. – Выглядит нехорошо, да?

Шанта нахмурился, пытаясь усидеть верхом, сохранив толику достоинства. Он был в седле бесполезен, как всегда. Узловатые старые пальцы сжимали вожжи, словно веревку, по которой пожилой инженер пытался куда-то забраться.

– Повторение Демлашарана, чтоб ему пусто было, вот как это выглядит, – проворчал он.

Арчет покачала головой.

– Это не драконы. Слишком много сохранилось.

– По-твоему, что-то еще, кроме драконьего пламени, способно так дырявить кириатские укрепления? Да чтобы этот гребаный конь в тартарары провалился …

Арчет потянулась к пугливому животному и ласково положила ладонь ему на шею. Пробормотала слова, как учил отец, поцокала языком. Конь немного успокоился, отчасти уверенный, что хоть кто-то из присутствующих понимает, что происходит, и может это контролировать.

«Ах, если бы… – невольно пришла ей в голову мысль, куда более ироничная, чем располагали обстоятельства. – И вообще, жаль, что людей не так просто обмануть, как лошадей».

«Эй, Арчиди, в последний раз, когда я проверяла, обмануть их было очень даже легко».

«Ну да, ну да, опять ты отстраняешься, старая боевая кляча». Теперь ощущение надвинулось в полную силу, полное холодного черного юмора: «Взгляни, развалины дымятся вокруг, и безоружные пострадавшие плачут о своих потерях, чтобы этого не пришлось делать тебе. Надевай холодную, бряцающую броню профессиональной отчужденности, Арчет Индаманинармал, обживайся в ней, пока она не покажется теплой и уютной, и со временем забудешь, что на тебе надето. Ты заметишь ее, лишь когда она пригодится, не даст ощутить стальной укус того, что могло бы иначе проникнуть внутрь и причинить боль. И тогда лишь вздрогнешь, ухмыльнешься и отряхнешься после удара, как делают воины».

Эту часть себя она так и не научилась ненавидеть. Что, наверное, к лучшему – в последнее время при дворе ей помогали именно отстраненность с толикой веселья.

Она бросила взгляд через плечо туда, где у подножия горы сидел в седле Пашла Менкарак, Святейший и Наипочтеннейший надзиратель первого класса, страж Божественного Откровения (и Престола Вековечного, а как иначе), завернувшийся в черный с золотом официальный плащ и похожий на стервятника. Он чуть наклонил голову, оберегая глаза от солнечных лучей, и глядел, похоже, вверх по склону – прямо на нее.

– Мудила хренов, – пробормотала она.

Шанта увидел, куда смотрит чернокожая воительница.

– Ты бы следила за тем, что говоришь в его присутствии, – тихонько проговорил он. – Судя по тому, что я успел увидеть, он сообразительный.

– Ага. – Арчет ухмыльнулась. – Поначалу они все такие. Через пару месяцев при дворе поглядим. Будет валяться на ложе из сисек и задниц и услаждать свой хрен, как прочие.

Шанта закатил глаза от такой вульгарности.

– Или утонченность двора его не проймет, в точности, как тебя, Арчет. Ты о таком не подумала?

– Его-то? У него нет моего морального стержня.

– Кто его знает. Судя по тому, что мне довелось слышать о Цитадели в последнее время, там все перешло в другую колею. Говорят, из религиозных училищ теперь выходят люди совершенно иной породы. Вера тверже некуда.

– Ну и ладно.

Заметив движение, Арчет развернула коня, и пепельный ветер дохнул ей в лицо. Файлех Ракан, капитан подразделения Престола Вековечного, ехал рысью вдоль строя своих всадников, направляясь к ним с Шантой. Вздохнув, она нацепила маску главнокомандующего. Шанта замер в седле, выжидая. Подъехав к Арчет, Ракан спешился в знак уважения. Положил правую руку на рукоять сабли, накрыл левой и поклонился.

– Командующий, мои люди готовы. Ждем ваших распоряжений.

Арчет кивнула.

– Что ж, – сказала она, просияв. – Полагаю, нам пора спуститься и взглянуть поближе.

* * *

Среди руин, сквозь фальшивое воодушевление, проступили почти подлинные, давно знакомые чувства.

Свербящее желание покопаться в развалинах, которое толкало ее в пустынные экспедиции, а еще раньше – в Кириатские пустоши; жажда, которая вынуждала все время возвращаться к несговорчивым Кормчим на огненных кораблях, что еще остались. Она искала смысл, выход за грань сущего – туда, где мерцали и манили огни, словно в ночной гавани, скрывшейся за плотной завесой непогоды. Замеченный ответ превращался в маяк, и мир ненадолго обретал подобие упорядоченности. На какое-то время ей казалось, что некая цель близка.

К этим чувствам примешивалось еще одно – не такое уверенное, оно постепенно набиравшее силу. Арчет догадывалась, что Файлех Ракан и все его люди с их каменными физиономиями воинов Престола Вековечного испытывают именно это ощущение, чистое, откровенное и пламенеющее, готовое в любой миг выплеснуться наружу.

Ярость.

Оскорбленная гордость Империи, могучая и величавая, разгоралась медленно, пока не раскалилась добела. Неслыханное дело! Кое-кто посмел, позволил себе небывалую дерзость – после обоюдного решения о мире напасть на имперский порт и причинить вред мужчинам и женщинам, находящимся под осененным Откровением покровительством его императорской светлости Джирала Химрана II!

Для Арчет, знавшей, как ковался «обоюдный мир», больше, чем хотелось бы, данное чувство было фатально испорчено. Но оно все равно ощущалось, прилипчивое, словно боль в мышцах после долгой езды или патока по краям плохо вымытого противня. Невзирая на увиденное, советница императора знала достаточно, чтобы держать в узде свой цинизм.

«Смотри, – начал внутренний голос. – Ты знаешь, что Ихельтету принадлежат обширные территории, в сравнении с любыми его политическими конкурентами. По большей части, Империя обращается с теми, кто живет в пределах этих территорий, с некоторым узаконенным уважением, которое в других местах не распространено».

«Я в курсе».

«Ну и вот. Пусть это не цивилизованная всеобщность, про которую любил болтать Грашгал, это не будущее, которое он якобы видел в мечтах. И не такая уж плохая, рабочая замена. Ихельтет, в отличие от некоторых, хоть какие-то шаги в этом направлении делает».

Это было правда – среди жителей Империи преобладало грубоватое подобие сплоченности, рожденное в равной мере из религиозного универсализма Откровения, аскетичного военного эгалитаризма изначальной культуры девяти племен – «…теперь их семь; ага, знаю, не спрашивай…» – и благоразумного своекорыстия. Прими гражданство и перейди в истинную веру, пошли пару сыновей на военную службу, когда они достигнут совершеннолетия, плати налоги, рассчитанные таким образом, чтобы ты и твоя семья не обнищали, вам не пришлось уходить в горы и вести там бандитскую жизнь. Пока ты этим занимаешься, постарайся не увязнуть в долгах и не заболеть. Вероятность того, что при выполнении всех этих условий ты никогда не будешь голодать, твой дом не сожгут, детей не изнасилуют у тебя на глаза, а на тебя не наденут рабский ошейник… скажем так, достаточно велика. Везунчики даже видели, как взрослеют внуки.

«Неужели это так плохо, Грашгал? А?»

Всю предшествующую жизнь она внушала себе, что нет.

«Но это…»

Струящийся дым и хлопья пепла, взлетающие при каждом шаге, обгорелые ребра ребенка, раздавленного упавшим брусом.

«Мы так не договаривались. Такой хрени не допустим».

Она стояла под обломанной горелой балкой в том месте, где та соединялась с последней стоящей опорой дома, который лишился крыши. Поднявшийся ком в горле застал ее врасплох. Более холодная, рассудочная часть личности куда-то девалась, исчезла за пределами досягаемости. Со всех сторон нахлынула тишина руин. Вонь того, что осталось от трупов в развалинах вокруг, показалась тревожно знакомой, несмотря на прошедшие годы. Пепел и какая-то менее понятная грязь липли к сапогам значительно выше щиколоток. Ножи в голенище и на поясе казались бесполезным грузом. Ветер переменился, и изнутри развалин повалил дым, от которого защипало в глазах.

– А, вот ты где.

Махмаль Шанта стоял снаружи жилища, за каменным проемом, который каким-то образом пережил удар, разваливший остальную часть стены. Спешившись, инженер будто вновь обрел толику хорошего настроения. Он изогнул бровь, окинув взглядом призрак входа и ступил через порог, где прищурился, оглядываясь, и скривил лицо. Она не понимала, заметил ли он трупы, но не заметить вонь было невозможно.

– Насмотрелась?

Она покачала головой.

– Недостаточно, чтобы разобраться в случившемся.

– Так мы за этим здесь? – Шанта подошел ближе и присмотрелся к ее лицу. – Ты плакала?

– Это дым.

– Ну да. – Он откашлялся. – Что ж, раз тебе хватает безрассудства искать объяснения произошедшему, знай: парни Ракана нашли выжившую. Может, мы сумеем у нее что-нибудь выспросить.

– Выжившую? Здесь?

– Да, здесь. Похоже, когда все ринулись за город, она сообразила найти укромное местечко и отсидеться там. – Шанта взмахом руки указал на улицу. – Ее нашли у гавани и теперь пытаются накормить. Видимо, последние четыре дня она питалась жуками и дождевой водой, потому что не вылезала из убежища с самого нападения. Ведет себя, мягко говоря, беспокойно.

– Отлично… – Арчет отвернулась, делая вид, что осматривает руины дома в последний раз. Ее взгляд снова наткнулся на раздавленную грудную клетку ребенка и зацепился за торчащие, сломанные ребра, словно каждое было колючкой, предназначенной именно для этого. – Уходим на хрен отсюда.

– После вас, моя госпожа.

На улице ее немного отпустило. Косые лучи клонящегося к закату солнца расчертили груды обломков, откуда-то доносилось мелодичное пение птиц. От подножия холма до горизонта простиралось глянцевое, ярко блестящее руно моря. Дневная жара начала спадать.

Но руины стояли за спиной немым укором. Она почувствовала себя неблагодарной хозяйкой, покидающей расстроенных гостей.

Мимо прошел Шанта и заставил ее встряхнуться, избавляясь от тягостных уз.

– Идешь? – спросил он.

На полпути к гавани Арчет кое-что вспомнила.

– Что ты имел в виду? «Хватает безрассудства искать объяснения произошедшему» – это о чем?

Шанта пожал плечами.

– Ну, знаешь. Мы не тот народ, которого интересуют конечные цели, так? Помахать флагом, собрать налоги. Наказать кого-нибудь – кого угодно! – чтобы всем полегчало. Ванбир помнишь?

Арчет остановилась и уставилась на него.

– Я вряд ли его забуду.

– Вот так и обстоят дела.

– Я здесь не для того, чтобы флагом размахивать и искать козлов отпущения, Махмаль. Мы пришли, чтобы найти факты.

– Так тебе Джирал сказал? – Морской инженер состроил гримасу. – Видать, застала его в хороший день.

Они застыли посреди засыпанной пеплом мостовой, прислушиваясь к отголоскам слов Шанты, которые унес ветер, и выискивая на лицах друг друга намеки на следующий шаг. Молчание становилось тягостным. Они давно были знакомы, но к такому повороту оказались не готовы.

– Я думаю, – наконец тихо произнесла Арчет, – что нам обоим лучше сосредоточиться на том, ради чего нас сюда прислали, а мысли об Императоре пусть останутся поводом для частных размышлений и молитв.

На изборожденном морщинами, ястребином лице Шанты появилась отработанная придворная улыбка.

– О да, моя госпожа. Так и есть. Ни дня не проходит, чтобы я не поминал Джирала Химрана в своих молитвах. – Он чуть согнулся в официальном поклоне. – С тобой, я полагаю, все обстоит так же.

Он не упомянул, чего просит для императора, обращаясь к высшим силам. Арчет, которая вовсе не молилась, издала горловой звук, выражая нечто вроде согласия.

И они отправились дальше по усыпанным пеплом улицам, притихнув и чуть спеша, будто двусмысленность слов Шанты превратилась в пса, который преследовал их, уткнувшись носом в землю и оскалив зубы.