– Да, и усложнение вызвано очень любопытным предложением Херста. Он указал – боюсь, совершенно справедливо, – что так как условие похорон не выполнено, состояние должно перейти к нему, и предложил небольшое дополнение, а именно: я поддержу его и Джеллико в обращении, чтобы брата объявили умершим и исполнили завещание, а он пожизненно будет платить мне по четыреста фунтов в год; и это условие сохраняется «при всех обстоятельствах».

– Что он под этим имеет в виду?

– Он имеет в виду, – с яростным ворчанием ответил Беллингем, – что если тело в будущем будет найдено и условие завещания выполнено, он по-прежнему будет владеть всем состоянием и платить мне по четыреста фунтов в год.

– Черт возьми! – сказал я. – Похоже, он знает, как заключать сделки.

– Он хочет платить мне пожизненно по четыреста фунтов в год, если тело не будет найдено, и сохранить за собой состояние, если оно будет найдено.

– Полагаю, вы отказались от его предложения?

– Да, очень решительно, и моя дочь поддержала меня в этом, но я не уверен, что поступил правильно. Человек должен дважды подумать, прежде чем сделать то, что потом не исправить.

– Вы говорили с мистером Джеллико об этом деле?

– Да, я виделся с ним сегодня. Он очень осторожный человек и не дал мне никакого совета в ту или другую сторону. Но думаю, он не одобряет мой отказ; он даже сказал, что птица в руках лучше двух в кусте, особенно если неизвестно, где этот куст.

– Думаете, он обратится в суд без вашей санкции?

– Он не хочет, но если Херст на него надавит, он сделает. К тому же Херст как заинтересованная сторона может обратиться от своего имени, и после моего отказа он, вероятно, так и сделает; по крайней мере, таково мнение Джеллико.

– Все это поразительная путаница, – нахмурился я, – особенно если вспомнить, что у вашего брата был адвокат, к которому он мог обратиться за советом. Разве мистер Джеллико не говорил ему, как нелепы его условия?

– Да, говорил. Он сказал, что просил брата разрешить ему оформить завещание в разумном виде. Но Джон и слышать об этом не хотел. Бедняга иногда бывал очень упрям.

– А предложение Херста все еще действительно?

– Нет, благодаря моему горячему темпераменту. Я категорически отказался и прогнал его с очень резкими словами. Надеюсь, я не допустил ошибку. Херст застал меня врасплох, когда сделал это предложение, и очень рассердился. Вы помните, моего брата в последний раз видели живым в доме Херста… но я не должен так говорить и приставать к вам со своими проклятыми делами, вы ведь пришли просто поболтать, но, если помните, я вас предупреждал.

– О, но мне было очень интересно. Вы не представляете себе, как меня заинтересовало ваше дело.

Мистер Беллингем мрачновато рассмеялся.

– Мое дело, – повторил он. – Вы говорите так, словно я какой-то редкий и любопытный преступный безумец. Но я рад, что вы находите меня забавным. Это больше, чем я сам себе кажусь.

– Я не сказал «забавным». Я сказал «интересным». Я с глубоким уважением отношусь к вам, как к главному герою трогательной драмы. И я не единственный, кто смотрит на вас в таком свете. Помните, я упомянул доктора Торндайка?

– Да, конечно, помню.

– Как ни странно, я встретил его сегодня днем, и мы с ним долго разговаривали у него дома. Я позволил себе упомянуть, что познакомился с вами. Я поступил неверно?

– Нет. Конечно нет. Почему бы вам и не рассказать ему? Он помнит мое адское дело, как вы его называете?

– Помнит прекрасно и во всех подробностях. Он очень интересуется этим делом и хотел бы узнать, как оно развивается.

– Кстати, я тоже, – вздохнул мистер Беллингем.

– Мне интересно, – спросил я, – не будете ли вы возражать против того, чтобы я рассказал ему все, что узнал сегодня? Его это чрезвычайно заинтересует.

Мистер Беллингем немного подумал, глядя на пустую решетку. Вскоре он посмотрел на меня и медленно произнес:

– Не знаю, почему бы я мог возражать. Это не тайна, и даже если бы было тайной, у меня нет на нее монополии. Расскажите ему, если считаете, что ему не все равно.

– Можете не опасаться, что он кому-то расскажет, – заверил я. – Он закрыт, как устрица; и факты могут сказать ему больше, чем нам. Он может дать нам один-два полезных совета.

– О, я не собираюсь пользоваться его головой, – быстро и с некоторым гневом произнес мистер Беллингем. – Я не их тех, кто выпрашивает бесплатные профессиональные советы. Поймите это, доктор.

– Я понял, – поспешно ответил я. – Я совсем не то имел в виду. Это не мисс Беллингем? Я слышал, как открылась входная дверь.

– Да, это, должно быть, моя девочка, но не уходите. Вы ведь не боитесь ее? – спросил он, когда я торопливо схватил шляпу.

– Не уверен, – ответил я. – Очень величественная молодая леди.

Мистер Беллингем усмехнулся и подавил зевок. В этот момент в комнату вошла его дочь, и, несмотря на ее потрепанное черное платье и старую сумку, я подумал, что ее внешность вполне соответствует моему описанию.

– Вы пришли, мисс Беллингем, – сказал я, когда она с холодной вежливостью пожала мне руку, – и застаете отца зевающим, а меня уходящим. Как видите, я могу быть полезен. Разговор со мной – непогрешимое средство от бессонницы.

Мисс Беллингем улыбнулась.

– Кажется, я вас прогоняю, – заметила она.

– Вовсе нет, – поспешно ответил я. – Моя миссия завершена, вот и все.

– Присядьте ненадолго, доктор, – попросил мистер Беллингем, – и пусть Руфь испытает ваше средство. Она обидится, если вы уйдете, как только она пришла.

– Я не хочу задерживать вас, – сказал я.

– О, я дам вам знать, когда начну засыпать, – со смехом ответил он, и с таким пониманием я снова сел – надо сказать, не против своего желания.

В этот момент вошла мисс Оман с небольшим подносом и с улыбкой, на какую я считал ее неспособной.

– Съешьте тост с какао, дорогая, пока все еще горячо, – уговаривающим тоном произнесла она.

– Да, Филлис, спасибо, – ответила мисс Беллингем. – Только шляпу сниму.

И она вышла в сопровождении поразительно преобразившейся старой девы.

Она немедленно вернулась в середине глубокого зевка мистера Беллингема и занялась своим скромным ужином, и тут ее отец удивил меня своим загадочным замечанием:

– Ты задержалась, девочка. Король-пастух^[12] доставил тебе неприятности?

– Нет, – ответила она, – но я подумала, что пора заканчивать, поэтому по пути заглянула в библиотеку на Ормонд-стрит и закончила.

– Значит, все готово к набивке?

– Да.

Отвечая, она уловила мой удивленный взгляд (поистине, набитый король-пастух – удивительный феномен) и негромко рассмеялась.

– Мы не должны говорить такими загадками, – сказала она, – в присутствии доктора Беркли, иначе он превратит нас в соляной столб^[13]. – Отец говорит о моей работе, – объяснила она мне.

– Значит, вы таксидермист? – спросил я.

Она торопливо поставила на стол чашку с какао, которую только что поднесла ко рту, и рассмеялась.

– Боюсь, отец своим непочтительным замечанием ввел вас в заблуждение. Придется ему искупить вину объяснением.

– Понимаете, доктор, – сказал мистер Беллингем, – Руфь – искатель литературы…

– О, не называй меня искателем, словно я женщина-следователь в полиции, – возразила мисс Беллингем. – Лучше скажи «исследователь».

– Хорошо, исследователь или исследовательница, как желаешь. Она подыскивает ссылки и библиографию для людей, которые пишут книги. Она просматривает все, что написано по нужной теме. А после того как наестся фактами до отвала, идет к клиенту и извергает это все, а он в свою очередь извергает в прессе.

– Какой неприятный способ объяснения, – сказала его дочь. – Но в сущности так и есть. Я литературный шакал и ищу питание для литературных львов. Понятно?

– Совершенно понятно. Но я все же не понимаю, что вы говорили о набивке короля-пастуха.

– О, набивать нужно не короля-пастуха, а автора! Просто мой отец не очень ясно выразился. Вот в чем дело. Преподобный архидьякон написал статью о патриархе Иосифе…

– Ничего не зная о нем, – прервал ее мистер Беллингем, – его уличил в этом специалист, что вызвало его страшное раздражение…

– Ничего подобного, – сказала мисс Беллингем. – Он знал столько, сколько положено почтенному архидьякону, просто специалист знает больше. Поэтому архидьякон попросил меня собрать литературу о конце семнадцатой династии, что я и сделала, и завтра я набью его, как выразился мой отец, а потом… А потом архидьякон бросится в бой и прижмет специалиста королем-пастухом, Сененен-Ра и всей толпой фараонов конца семнадцатой династии, которых я отыскала и которыми, как выразился мой отец, набью архидьякона. Вот это будет потасовка, могу вам сказать. Да, стычка будет серьезная, – заявила мисс Беллингем. И, покончив с данной темой, энергично занялась тостом, а ее отец тем временем освежился колоссальным зевком.

Я с тайным восхищением и глубоким растущим интересом наблюдал за ней. Несмотря на бледность, усталые глаза и почти осунувшееся лицо, она была цветущей девушкой, и у нее имелись целеустремленность, сила и характер, выделяющие ее из обычных женщин. Я заметил это, когда смотрел на нее и отвечал на ее замечания; подметил также, что ее речь, несмотря на оттенки депрессии, не лишена язвительности и иронии. Она поистине загадочная, но решительно интересная молодая особа.

Кончив есть, она отодвинула поднос, открыла поношенную сумку и спросила:

– Вы интересуетесь историей Египта? Мы на эту тему безумны, как шляпочник^[14]. Похоже, это семейная черта.

– Я не очень много об этом знаю, – ответил я. – Изучение медицины поглощает и не дает возможности читать что-то другое.

– Естественно, – сказала мисс Беллингем. – Невозможно быть специалистом во всем. Но если вас интересует, как ведет свое дело литературный шакал, я покажу вам свои записки.

Я охотно согласился с ее предложением (боюсь, не из энтузиазма к теме), и она достала из сумки четыре больших ин-кварто блокнота в синих переплетах; каждый из блокнотов посвящен одной династии, от четырнадцатой до семнадцатой. Я просматривал ее аккуратные записи, и мы говорили об исключительно сложном и трудном периоде, которому они посвящены, постепенно понижая голос, потому что мистер Беллингем закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Мы как раз достигли критического времени правления Апепи II^[15], когда тишину комнаты прервал громкий храп, заставивший нас обоих неслышно рассмеяться.

– Ваш разговор сработал, – еле слышно сказала мисс Беллингем, когда я взял свою шляпу и мы вдвоем на цыпочках прошли к двери, которую она неслышно открыла. Снаружи девушка неожиданно отказалась от подшучивания и очень серьезно заметила: – С вашей стороны очень хорошо, что вы навестили его. Вы принесли ему много добра, и я очень благодарна. Спокойной ночи!

Она сердечно пожала мне руку, и я начал спускаться по скрипучим ступеням в счастливом настроении, что вряд ли мог объяснить.