Цитаты из книги «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!»

Однако в учебниках предполагалось, что каждый ребенок должен освоиться с какой-то другой системой счисления! И следом начинался тихий ужас: «Переведите эти числа, записанные в семеричной системе, в числа, записанные в пятеричной». А такой перевод – штука полностью бесполезная. Если вы умеете это делать, вас оно может позабавить, если не умеете – забудьте. Смысла в таком занятии все равно никакого.

Я ученый, человек объективный, и мне представлялось, что, поскольку единственное, чем пользуются ученики школ, это учебники (а единственное, чем пользуются учителя, это предназначенные для них руководства, которые мне также предстояло рассматривать), какие-либо дополнительные разъяснения издателей способны мои оценки лишь исказить.

Едва я начал эту чертовщину читать, у меня глаза на лоб полезли: читаю и ничего понять не могу, ни складу ни ладу! Все дело в том, решил я, что я не удосужился прочесть ни одной книги из того самого списка. В общем, меня начало донимать ощущение собственной некомпетентности – и донимало, пока я не сказал себе: «Притормози и медленно прочитай одно предложение, глядишь и поймешь, какого лешего оно значит». Я притормозил – на первом попавшемся месте – и внимательно прочитал следующее предложение. В точности я его не помню, но оно было очень похожим на такое: «Индивидуальный член социального сообщества нередко получает информацию по визуальным, символьным каналам». Повертел я это предложение так и сяк и наконец перевел его на нормальный язык. Знаете, что оно означало? «Люди читают».

Эти ребята обладали каким-то странным высокомерием – никто ничего не понимал, и все притворялись, будто понимают.

То есть студенты сдавали экзамены, «уча» все это и не зная решительно ничего, кроме слов, которые они запомнили.

К примеру, если кто-то спрашивает вас: «Чему равен квадрат двадцати восьми?» – вы вспоминаете, что квадратный корень из двух равен 1,4, а 28 больше чем 1,4 в 20 раз, стало быть, квадрат 28 должен быть в 400 раз больше 2, то есть он равен примерно 800. Если же вас просят разделить 1 на 1,73, вы можете сразу сказать, что получится 0,577, поскольку знаете, что 1,73 очень близко к квадратному корню из 3, поэтому 1/1,73 должно быть в три раза меньше квадратного корня из 3. Ну а если вам требуется 1/1,75, так оно равно обратному числу для 7/4, а вы помните, что для седьмых долей десятичные знаки повторяются: 0,571428…

Разве вы не знаете, как возводить в квадрат близкие к 50 числа? – удивляется он. – Берете квадрат 50-2500 и вычитаете стократную разницу между 50 и нужным вам числом (в нашем случае, двойкой) – вот вам и 2300. Ну а если вам требуется поправка, возводите разницу в квадрат и добавляете его. Получается 2304. Еще через несколько минут нам понадобился кубический корень 2,5. А для того чтобы получить на «Маршане» кубический корень, приходилось пользоваться таблицами первых приближений. Я выдвигаю ящик стола, собираясь достать таблицы и понимая, что на сей раз времени нам придется потратить немало, а Бете говорит: – Это что-то около 1,35.

Мы продолжаем беседовать в этом духе еще какое-то время. Затем, уже под конец разговора, он спрашивает: – Какова твоя оценка жизни? – Шестьдесят четыре. – Почему ты назвал «шестьдесят четыре»? – А каким способом вы предлагаете оценивать жизнь? – Да нет, почему ты назвал «шестьдесят четыре», а, скажем, не «семьдесят три»? – Если бы я назвал «семьдесят три», вы задали бы мне этот же вопрос.

Надо сказать, что для знакомства с людьми я никогда ни к каким уловкам не прибегал – просто подходил к человеку и представлялся. Однако это знакомство было для меня очень важным, к тому же я понимал, что, прежде чем он согласится открыть мне свои секреты по части сейфов, я должен показать ему, что тоже чего-то стою. Я выяснил, где он живет – в подвале корпуса теоретической физики, в котором работал и я, – узнал, что работает он по вечерам, когда калькуляторами уже никто не пользуется. Так что для начала я стал, направляясь вечерами в свой кабинет, проходить мимо его двери. Больше ничего, просто проходить мимо. Несколько вечеров спустя я добиваюсь от него приветствия. Он видит, что мимо топает уже примелькавшийся ему человек, ну и говорит: «Привет» или «Добрый вечер». Процесс идет медленно, несколько недель я всего лишь посматриваю на него, возящегося с «Маршанами». Но никаких замечаний не делаю – еще не пришло время. Понемногу мы начинаем обмениваться короткими фразами: – Привет! Вижу, работы у вас хватает! – Еще как. И прочее в этом роде. И наконец он приглашает меня пойти с ним отведать супчика.

профессор Дель-Сассо подошел ко мне и сурово изрек: «Новичкам следует ставить опыты в собственных лабораториях!»