Когда-то моя жизнь тоже дала трещину. Но когда? Когда я решил стать военным? Или когда каскадёром? Может, когда я стал отцом? Не знаю, что из этого было обдуманным. Скорее всего ничего. В первую очередь, учеба в военном училище. Я не могу найти для этого решения ни одной весомой причины, кроме той, что я поступил так же, как мой отец. Возможно, я ещё боялся, что все вокруг обнаружат, что у меня нет никакой цели в жизни. Вообще никакой мечты.

Уже будучи старшим лейтенантом, я видел Арину, свою жену, в лучшем случае раз в неделю, когда приезжал в город из области, где находилась моя часть. Мне казалось это неправильным. Я боялся таким макаром развалить свою семью. Чем больше я об этом думал, тем мучительнее мне было на службе. Она мне опостылела. Я подал рапорт об отставке. Его потеряли. Второй тоже. Я почувствовал себя загнанным в угол в огромном лабиринте, стены которого всё сильнее сжимались. Я был готов к крайним мерам. Уже раздумывал затеять драку, покататься пьяным по городу, чтобы добиться увольнения по уголовке, как вдруг именно меня из части захотели отправить в командировку на Ближний Восток, где на тот момент была «горячая точка». Это стало подарком судьбы. После моего отказа меня с треском вышвырнули. Я чувствовал себя предельно счастливым, но недолго.

Я искал новую работу не спеша. Мне нравилось быть дома с Ариной и Катей. Нравилось есть пироги с вишней, которые мне пекли. Я любил даже ходить с женой в музеи, хотя в школе всегда прогуливал экскурсии. Я, кажется, впервые ухаживал за девушкой, но ей было невозможно угодить. Все мои романтические порывы она считала неуместными. Когда Арина, гуляя в туфлях, подвернула ногу, я решил донести её на руках, но она не дала мне это сделать и разрыдалась от стыда. От того, что все вокруг смотрели на нас. Меня это задевало.

Однажды, когда мы курили на балконе, она завела следующий разговор:

– Тебе разве не стыдно за то, что тебя уволили со службы?

– Нет. Почему мне должно быть стыдно?

– Ты испугался. Побоялся реальной опасности, – всё это время она смотрела куда-то вдаль, где машины неслись по шоссе.

– Я не боюсь смерти, – сказал я, про себя добавив, что боялся не всякую смерть, а только вдали от дома.

– Тогда какого черта ты решил рискнуть службой? Ради чего ты туда шёл вообще? Если ты не смог сопроводить кого-то из одной точки в другую, то что бы ты делал, если бы началась война? Куда бы ты бежал? – не дождавшись моего ответа, она продолжила через небольшую паузу. – Я пойду на работу, если ты не хочешь этого делать.

– Не пойдёшь, – к тому моменту уже докурив, я ушёл с балкона.

Тогда наш медовый месяц закончился, что-то надломилось. Она всё реже позволяла прикасаться к себе, а я всё чаще прокручивал в голове вопрос: «Почему меня так не любят?» Ведь я к ней хорошо относился. Меня это очень обижало. Возможно, с того момента я начал вести себя как-то иначе. Чаще срываться.

Я долго маялся без работы, пока не случилось чудо. Один мой бывший сослуживец, уволившийся гораздо раньше меня, каким-то образом узнал, что я тоже теперь на гражданке, разыскал меня и предложил переговорить об одном деле. При встрече он тут же состроил из себя бизнесмена и первым делом сообщил мне, что держит с приятелями собственный аэроклуб. Я поначалу думал, что меня позвали выразить похвалу, но к делу он всё же перешёл. Начинался летний сезон, возрастал спрос на подобного рода развлечения и им требовался инструктор по прыжкам с парашютом, а я это умел, как и все в моей части. Мне хоть и не хотелось иметь дело с этими диванными экстремалами и каждый день ездить загород, но деваться было некуда. Там предлагали хорошие деньги.

Я быстро втянулся. В целом, работа не представляла для меня большой сложности, но постепенно меня начинало раздражать вытирать сопли всем этим девочкам и мальчикам, приходившим в аэроклуб. Родители делают им такой дорогущий подарок на день рождения, а они устраивают истерики и умоляют опустить вертолёт на землю. Меня никто не учил никаким психологическим тонкостям, так что приходилось делать вид, что я просто ничего не слышу из-за шума винта. Они все находились в таком оцепенении, что распоряжаться ими, как марионетками, труда не составляло. Со временем я узнал, что мой бывший сослуживец никакой доли в бизнесе не имеет. Он тоже работал инструктором и при своем последнем прыжке получил травму, над ним сжалились и разрешили возиться с бумажками.

Второе чудо не заставило себя долго ждать. Однажды к нам пришли взрослые дяди, которые искали тренера по прыжкам, но в услугах аэроклуба не нуждались. Их корректно отослали, куда подальше, но меня они заинтересовали, и я решил проявить любопытство. Один из мужчин продиктовал мне телефон и попросил позвонить.

В тот день меня конкретно припекло, я проторчал весь день под палящими солнцем. К концу дня голова раскалывалась, но я всё равно набрал записанный номер в электричке по дороге домой. Они искали инструктора-парашютиста на съемку в блокбастер с «не резиновым» бюджетом. Тем самым они намекали, что не могли себе позволить слишком дорогого специалиста.

– Я думал, уже давно всё снимают на зелёном фоне.

– Не в нашем случае, сможете подойти завтра в полдень?

Я согласился. Хотя ничего не смыслил в кино. Уже прошла эра коллекционирования кассет, но я по-прежнему смотрел только ограниченный список фильмов. Когда-то все они были у меня на DVD-дисках, проигрыватель выкинули, но ничего не изменилось. Оставаясь один, я часто включал «Пятый элемент» или «Брата», просто чтобы создать фоновый шум. На особенные случаи оставлял «Крестного отца», но жена каждый раз отказывалась его смотреть, аргументируя тем, что не может запомнить героев по именам и постоянно в них путается. Я начинал объяснять, ей становилось скучно, и она уходила. Приходилось выключать. Однажды мы всё-таки посмотрели первую часть от начала до конца, во время титров Арина заявила: «Никогда бы не подумала, что тебя может так понравиться фильм про семейные кланы». Сам же я об этом никогда не задумывался.

После того судьбоносного телефонного разговора я пришёл домой в приподнятом настроении и ещё с порога объявил Арине, что меня пригласили на съемки.

– Шоу «Последний герой»? – тем утром во время ссоры у меня сорвалось с языка, что ради неё мне пришлось пойти на опасную работу, хотя я сам прекрасно знал, что ничего иного мне не светило, да и быть грузчиком было бы куда опаснее.

– Его уже давно закрыли.

– А то я удивлялась, что тебя не приглашают.

– Это съемки фильма, а не шоу. И я там никого не играю.

– В качестве кого тебя тогда зовут?

– Инструктора.

В тот вечер мы больше ничего не обсуждали. Я чувствовал, что Арине хотелось узнать больше потребностей, но она всегда придерживалась своей выжидающей тактики, когда была обижена.

На съёмках мне не пришлось никого инструктировать, я сам снялся в качестве дублера главного актера. Тогда меня заметили и предложили пройти курсы каскадеров, чтобы меня можно было взять на работу. У меня действительно была хорошая физическая подготовка, но я никогда не думал, что смогу благодаря этому попасть в кино, пусть и не в титры. Я чувствовал гордость и наконец разрешил себе помечтать. Я грезил о будущем, где Катя хвалится своим папой, где мы сможем наконец позволить себе свадебное путешествие не хоть куда-нибудь, а на Сицилию, где когда-то обитала вымышленная семья Корлеоне. Я представил, как мы катаемся вдоль набережной на арендованном кабриолете, и у Арины ветром срывает шелковый шарф. Эта мысль промелькнула у меня только однажды, на выходе со съемочной площадки в мой первый рабочий день, я тогда чуть не поперхнулся дымом от сигареты, которую закурил. Голос Арины произнёс у меня в голове: «Когда мы накопим на свадебное путешествие, нам понадобится не кабриолет, а катафалк». Она всегда отпускала подобные реплики, боясь показаться сентиментальной или оказаться мягче, чем ей бы хотелось. Я не знаю. Возможно, она просто меня ненавидела и пыталась испортить всё хорошее, что оставалось. Но я всё равно как будто её любил.

Чтобы как-то остановить поток своих воспоминания, я разогрел ужин, погулял по комнате и вышел на пробежку пораньше, не выдержал сидеть в четырёх стенах ещё хоть сколько-нибудь. Постоянно чуть не врезался в прохожих, разбредающихся по домам после работы. Я уже не строил новых маршрутов, привычно пробирался через одни дворы на другие, отсчитывая шагами метры и складывая их в километры. Каждый раз мой путь лежал через пруд, возле которого строили новый жилой комплекс. Всё вокруг него было покрыто густой пылью, но зато туда никто не совался. Гастарбайтеры и их бригадиры к вечеру уже расходились, только одинокий подъемный кран отбрасывал тень. Мне полюбился этот путь не потому, что меня так завораживала мутная водная гладь пруда, хоть я иногда и сбавлял темп возле него, чтобы перевести дыхание. Этот путь – самый короткий к моему старому дому, где живет моя бывшая жена. Иногда я вглядывался из темноты в окна, как в светящийся аквариум, всё ожидал увидеть нового ухажера Арины или хоть какой-то знак, после которого я бы начал новую жизнь, обо всем забыв. Но вместо этого, как назло, одна и та же идиллическая картина: Арина накрывает на стол, чтобы поужинать с Катей вдвоём, потому что папа уже год, как не приходит с работы домой. Столько же я наблюдал за ними в окно. Хотя я бы мог зайти и столько всего рассказать, сообщить, что был на волосок от смерти, но мне нельзя.

Свет в окне Арины погас. На удивление слишком рано. Когда-то из него выглядывала мать и звала меня домой, если я зимними вечерами слишком увлекался катанием с горки на картонке. Ей приходилось кричать мне по несколько раз, хотя я прекрасно её слышал. Не хотелось сдаваться сразу. Этот двор для меня всегда будет полон призраков моих первых друзей, их сварливых мамаш и отцов-забулдыг. Призраки меня не беспокоят, они меня не узнают. Сами же обитатели дома давно спились или переехали подальше от неблагополучного местечка. Хотя дом делают неблагополучным именно его жители.

В этой кирпичной пятиэтажке всегда для меня будет доноситься эхом Юрий Антонов с пластинок из 4 квартиры, этажом выше мой ровесник будет играть в подобие сквоша в зале, пока мать на работе, а по ночам его отец будет кричать на родных, что ему на заводе не платят денег, как будто они в этом виноваты. В моей новой съёмной квартире дела обстоят иначе, иногда я слышу, как соседка вопит о том, что ей нечем выдавать зарплату сотрудникам и что пельмени за 400 рублей оказались совсем непутевые. В целом, из-за хорошей акустики я много чего про неё знаю, но всё равно никогда не здороваюсь. Я стараюсь всем подряд забивать себе голову, чтобы забыть Арину, удалить эту часть жизни из памяти, но ноги меня сами ведут к старому кирпичному дому.

Обратно я обычно возвращаюсь через пустынный сквер, где горят фонари. Возле стройки в такое время совсем темно, можно ненароком наткнуться на выброшенные балки и разбиться. Весна – странное время года. Если открыть окно, будет холодно, закрыть – жарко. В мыслях об этом проходят мои ночи, если я не валюсь с ног после побежки, поэтому я всегда стараюсь не беречь свои силы.

Четверг

В 7:00 по обычаю я потянулся за мобильником на подлокотнике и понял, что живу без него уже второй день. Столько же я не читаю новости. Я не особо переживаю пропустить очередной массовый протест или государственный переворот в каком-нибудь Зимбабве, но новости иногда помогают мне быстрее проснуться. Не переживаю я и за сам телефон. Звонят мне разве что из моментального кредита, а с девушками из бара я никогда не обмениваюсь номерами. К слову, сам я там не пью, но иногда угощаю. С Ариной мы также не созваниваемся, просто каждое первое воскресенье месяца я прихожу к Кате и провожу с ней время. В этом году её день рождения пришёлся на понедельник, и, когда меня позвали, я почему-то подумал, что мне просто перенесли встречу. Я не читал другого СМС. В целом, стараюсь чаще игнорировать телефон. Я даже боюсь, что мне позвонят. Ведь в сообщениях можно написать обо всем, кроме чего-то страшного и необратимого, а мне всегда казалось, что такой звонок лучше пропустить.

Я решительно настроился и стал собираться на съёмочную площадку, чтобы забрать оттуда все свои вещи. Удивительно, что даже в свой якобы отпуск я хожу на работу, как по расписанию. Когда я уже практически стоял на пороге, мне позвонили в дверь. Это был курьер. Я пытался его убедить, что ничего не заказывал, но он был упёртым и корректно попросил не тратить его время, ведь на посылке было указано моё имя.

– Так уж и быть, что я вам должен?

– Ничего. Отправитель оплатил доставку. Распишитесь, пожалуйста.

– Сейчас, – пока я расписывался, чуть не забыл его спросить самое главное. – А можно узнать имя отправителя?

Он мне назвал имя той самой девушки из лифта, и я наконец понял, что должно лежать в моей посылке. Если бы я чуть быстрее расправился с завтраком, то мне бы пришлось зазря проехать через весь город. К счастью, курьер с моими вещами подоспел вовремя. Всё на месте: и моя одежда, сложённая на удивление аккуратно, и разряженный телефон, и кошелёк с ключами (я пользовался запасными, бог знает, когда я успел их взять). Зажигалка почему-то лежала отдельно, не в кармане. Она – единственная вещь в моем доме, которой нет практического применения. Я не курю и ничего не поджигаю. Наверное, она и единственное украшение моей съёмной квартиры. Хозяин особо не заморачивался с интерьером: поставил дешевый диван-кровать, повесил жалюзи, на которые я любовался вместо телевизора. В объявлении было написано: «квартира-студия в стиле минимализм». На деле же спальный вагон с окнами по всей длине. Вот вы проходите мимо купе-уборной, а дальше – гостиная и кухня, не разделённые перегородками. Хотя нет, у меня есть украшение – квадратная свечка с пультом управления на случай отключения электроэнергии.

Я, впрочем, и не нуждаюсь в особом изыске или уюте. Мне комфортнее думать, что я тут ненадолго и в любую минуту смогу быстро собрать вещи, чтобы свалить. В глубине души я даже знаю куда. Туда же, откуда пришёл. И эта нелепая зажигалка с касаткой служит мне напоминанием о том, что не всегда всё было так паршиво.

Однажды мы втроём всё-таки съездили отдохнуть. Не накопив на свою сицилийскую мечту, я приобрёл тур в Грецию, всё-таки море одно и то же, только разные берега. Помню, когда мы приехали, все курортники обсуждали арест какого-то крупного российского бизнесмена прямо на соседнем пляже. Меня же этот факт нисколько не занимал, хотелось, как можно скорее оторваться от мирских забот. В действительности там мы ненадолго обрели семейный покой. На протяжении всей поездки ссора между мной и Ариной произошла лишь раз, но ту единственную стычку я хорошо запомнил.

Каждое утро для Арины было целым ритуалом. Мы устанавливали зонт так, чтобы на её шезлонг не падало солнце, она вешала шляпу, мазалась разными кремами от загара и долго ерзала, выбирая удобную позу для чтения книги. Свои длинные темные длинные волосы Арина также тщательно прятала, хотя мне всегда нравилось, как они вились от морской влаги. Только после выполнения всех процедур она успокаивалась.

В это время Катя играла на берегу в зоне нашей видимости. Она сдружилась с каким-то мальчиком её возраста, они вместе ковырялись в песке и, в целом, ладили. Мы старались её лишний раз не дергать, но вот родители мальчика постоянно кричали: Алекс то, Алекс сё. Они были гораздо старше меня, а уж тем более Арины, и общих тем для разговора у нас никогда не находилось, отчего не было возможности их отвлечь от постоянного галдежа, который начинал всех раздражать.