Глава 3

Мне, естественно, было любопытно взглянуть на квартиру Элинор Деново. Похоже, нам могла понадобиться любая мелочь, способная пролить хоть какой-то свет на ее жизнь, а в квартире женщины таких мелочей сотни, хотя разглядеть их бывает непросто. Поэтому, прежде чем устроиться с Эми и моим блокнотом в гостиной, я попросил ее провести меня по квартире. Небольшая прихожая, довольно просторная гостиная, две спальни, ванная и маленькая кухня. Если в прихожей, кухне или ванной и таились какие-то важные для расследования мелочи, то я их не разглядел; в ванной, например, я не заметил ничего, что бы указывало на то, что ею когда-либо пользовался мужчина. Правда, Элинор уже почти три месяца не было в живых.

Спальню Эми я не слишком разглядывал – в данном случае любые интересующие меня подробности я мог выяснить и у самой Эми. Она сказала, что в маминой спальне ничего менять не стала. Возможно, кому-нибудь другому, особенно Лили Роуэн, обстановка в спальне Элинор Деново что-то и подсказала бы, я же вынес лишь то, что покойная пользовалась тремя видами духов, причем все очень дорогие, и не слишком беспокоилась по поводу того, что на ковре возле двери в ванную темнело здоровенное пятно. На стенах висели пять картин, вернее, цветных репродукций с картин Джорджии О’Кифф, как сообщила Эми. Я взял себе на заметку, что надо выяснить, кто такая О’Кифф. Единственным предметом мебели с обивкой был диван с двумя подушками. А я видел диваны с дюжиной подушек. Четыре стула отличались друг от друга, и ни один из них не подходил к дивану. Зато книг было много, целых семь полок, причем настолько разных, как художественных, так и научно-популярных, что, просмотрев двадцать-тридцать названий, я бросил это занятие.

Что меня на самом деле заинтересовало, так это полное отсутствие фотографий. За исключением фото самой Эми в ее спальне, во всей квартире не было больше ни единого снимка ни кого-либо, ни чего-либо. В это трудно было поверить, но Эми сказала, что, насколько ей известно, их никогда не было и у нее нет ни одной маминой фотографии, даже маленькой. Меня это здорово обескуражило, поскольку нам не помешало бы знать, как выглядела при жизни Элинор Деново. Не представляю даже, существует ли еще хотя бы одна женщина среднего возраста, способная вот так вот просто умереть, не оставив после себя ни одной своей фотографии.

Бумаг, писем, оплаченных счетов и прочей всячины было предостаточно, а вот дневника или чего-нибудь еще полезного найти не удалось. Конечно, если придется совсем туго, я попробую покопаться здесь еще разок или пошлю Сола Пензера. Впрочем, кое-каких успехов я все-таки добился: сравнил письмо из коробки с несколькими бумагами, написанными рукой Элинор, – почерк совпал.

Когда я наконец устроился на диване с блокнотом, сев между Эми и металлической коробкой, время уже близилось к полудню. Сегодня Эми выглядела года на два моложе; волосы она не укладывала, так что при каждом ее движении они свободно колыхались. Я вытащил из наружного кармана пиджака сложенный листок бумаги.

– Вот расписка за подписью Ниро Вулфа, которую он велел вручить вам в том случае, если ваш рассказ о коробке с деньгами подтвердится, а он подтвердился. Так что отныне вы наш полноправный клиент. – Я вручил Эми расписку. – Теперь выслушайте предложение. Вчера за обедом мы обсуждали ваше дело. Вам чертовски повезло! Полка в шкафу не лучшее место для хранения четверти миллиона зеленых. Не думайте, что нас интересует только, хватит ли вам средств на тот случай, если работа затянется, нет – мы печемся еще и об интересах клиента, то есть о ваших. Поэтому мы делаем вам следующее предложение. Сегодня и завтра банки закрыты. Когда я уйду, то возьму коробку с собой и помещу в сейф, который стоит в кабинете Ниро Вулфа. В понедельник утром я отнесу коробку в ваш банк, где мы с вами и встретимся. Какой у вас банк?

– «Континентал». Филиал на Восемьдесят шестой улице.

– Прекрасно. Филиал мистера Вулфа, как и мой, находится на Тридцать четвертой. Я заготовлю двенадцать банковских чеков на сумму двадцать тысяч долларов каждый, выписанных на ваше имя, а также захвачу с собой письма в двенадцать сберегательных банков в Нью-Йорке с просьбой от вашего имени открыть счет до востребования. Подписанные вами чеки мы приложим к письмам. Вы будете получать проценты, которые составят по тысяче долларов с каждого счета – забавное совпадение, не правда ли? Оставшиеся четыре тысячи вы положите на собственный счет в «Континентал».

Эми нахмурилась:

– Но… Как я объясню?..

– Вам не придется ничего объяснять. Если когда-либо ищейки из налогового управления проявят излишнее рвение и станут домогаться, откуда у вас деньги, то вы всегда легко докажете, что получили деньги в подарок от отца. Мистер Вулф уверен, что ничего у них не выйдет. Я тоже так считаю. Если вы положите деньги в сейфовую ячейку в банке и станете расходовать по двенадцать тысяч в год, то продержитесь двадцать лет. Если же последуете нашему совету, то каждый год будете получать по двенадцать тысяч, а общая сумма не изменится. Не говоря уже о том, что в любой момент вы сможете забрать деньги, чтобы купить себе скаковую лошадь или что-нибудь еще в этом роде.

Эми Деново улыбнулась:

– Я бы хотела немного обдумать ваше предложение. Это вовсе не значит, что я вам не верю, – напротив, я безгранично доверяю вам, а о своем решении сообщу до вашего ухода.

– Хорошо. Теперь вопрос: приходили ли по почте какие-нибудь чеки вашей матери после ее смерти? Либо домой, либо в офис?

– Сюда не приходили, а если бы их получали в офисе, то, думаю, мистер Торн сообщил бы мне об этом.

– Хорошо. Должен вам сказать, что кое-какие сдвиги уже произошли. Я больше не думаю, что ваше дело может занять целый год. Возможно, мы уложимся за неделю, а то и быстрее. Ваша мать в письме допустила одну ошибку. Если она и впрямь не хотела, чтобы вы узнали, кто ваш отец, а судя по всему, она пыталась избежать этого, то ей не следовало упоминать, что деньги приходили по почте в виде чеков. От чеков цепочка тянется к тому, кто их отправлял, да и деньги она, похоже, получала в банке, поскольку они все в сотенных купюрах. Десять сотен ежемесячно. Скорее всего, она получала их в собственном банке. В понедельник мы это выясним. – Я открыл блокнот. – Теперь я хочу задать вам несколько вопросов, в том числе очень личных.

На расспросы Эми у меня ушел целый час, так что я едва поспел домой к ланчу. Когда я вошел в дом, Вулф с укоризненным видом торчал в проеме двери, ведущей в столовую. Стоя там, он тем самым давал понять, что мне следовало позвонить и предупредить о своем возможном опоздании. Впрочем, поскольку опоздал я всего на три минуты, то не стал перед ним оправдываться, а просто спросил, не желает ли он взглянуть на содержимое коробки перед ланчем. Вулф отказался. Я отнес коробку в кабинет, поставил ее на стол, а потом присоединился к Вулфу в столовой. Сев на свое место, я заявил, что не хочу портить ему аппетит, но мисс Деново вняла нашему совету и в понедельник утром встретится со мной в банке, поэтому, если понадобится, с нее можно будет получить не только аванс.

Как правило, после ланча, но не после обеда мы пьем кофе в столовой, хотя порой, когда у меня имеются срочные сообщения, Вулф велит Фрицу подать кофе в кабинет. Спросив Вулфа, не желает ли он ознакомиться с содержимым коробки, я уже тем самым намекнул на то, что у меня есть срочное сообщение. Следовательно, выхода у него не было. Поэтому, покончив с нарезанным кубиками арбузом, посыпанным сахарным песком и выдержанным в хересе в течение часа в холодильнике, мы перешли в кабинет, а Фриц принес кофе. Я открыл коробку, но Вулф едва удостоил ее взглядом и уселся. Я прошел к своему столу, развернулся на стуле и вынул из кармана блокнот.

– Я провел у нее почти три часа, – гордо заявил я. – Рассказать подробно?

– Нет. – Вулф налил себе кофе. – Только то, что представляет интерес.

– Тогда минут через десять вы сможете уткнуться в свою книгу, – заметил я. – Ну да ладно. Для простоты я буду называть мать и дочь Элинор и Эми. Итак, самое поразительное то, что я не обнаружил ни одной фотографии Элинор. Нигде, даже на дне выдвижного ящика. Ни одной! Это исключительно важно, поэтому, пожалуйста, объясните мне, что сие означает.

Вулф издал какой-то звук, но его вряд ли можно было назвать даже хрюканьем.

– Значит, ты так ничего и не нашел? – спросил он, отхлебывая кофе.

– Практически ничего. Беда еще и в том, что Эми ровным счетом ничего не известно. Вряд ли на всем белом свете найдется другая такая девушка, которая в течение двадцати двух лет росла с матерью, но практически ничего не знает про нее. В одном, правда, Эми свято убеждена, во всяком случае, она сама так полагает: мать ненавидела ее, хотя и пыталась это скрыть. По ее словам, имя Эми означает «любимая». Элинор, должно быть, сама не сознавала, какой это обернется насмешкой.

Я подошел к столу Вулфа, налил себе из кофейника полную чашку, вернулся на свое место и отпил пару глотков.

– Были ли у Элинор близкие друзья – мужчины или женщины? – продолжил я. – Эми и этого не знает. Да, конечно, последние четыре года она проучилась в колледже и почти не бывала дома. Характер Элинор? Осторожная, воспитанная и сдержанная. Больше Эми ничего добавить не в состоянии. Эми использовала также словечко «интроверт». По-моему, чересчур старомодное для выпускницы колледжа Смит.

Я перелистал несколько страничек.

– Элинор хотя бы раз за двадцать лет должна была обмолвиться насчет своего детства или семьи, но Эми утверждает обратное. Она даже не подозревает, чем могла мать зарабатывать на жизнь, прежде чем устроилась в «Реймонд Торн продакшнз», где проработала до самой смерти. Эми не знает, чем именно занималась мать у Торна, но полагает, что должность у Элинор была достаточно солидная.

Я перевернул страничку и отпил кофе.