Итак, за мной увязался хвост. Если я попробую прижать его к ногтю исключительно логическими выводами, он наверняка попросит не морочить ему голову. Конечно, я могу создать ситуацию, когда в моем распоряжении окажется нечто большее, чем просто логика, однако на это потребуется какое-то время, а Фрейер говорил, что присяжные скоро вернутся для вынесения вердикта, и, следовательно, нужно было спешить. Я решил, что вполне могу постоять пару минут и получше рассмотреть этого типа. Среднего роста, в коричневом плаще реглан и фетровой шляпе с загнутыми полями, с худым узким лицом и острым носом. После первой минуты он явно занервничал и поднялся на крыльцо ближайшего дома, где находился кабинет доктора Волмера, и позвонил в звонок. Дверь открыла Хелен Грант, секретарша доктора. Тип в плаще реглан перекинулся с ней парой слов, повернулся, даже не дотронувшись до полей шляпы, спустился на тротуар, после чего поднялся на крыльцо соседнего дома и нажал на кнопку звонка. Мои две минуты истекли, да и вообще хорошего понемножку, поэтому я, уже не оглядываясь, направился на Девятую авеню, остановил такси и велел водителю ехать на перекресток Сентр-стрит и Перл-стрит.

В это время дня в коридорах здания суда было полно народу: адвокатов, клиентов, свидетелей, членов жюри, друзей, врагов, родственников, посредников, вымогателей, политиков и просто обычных жителей. Справившись у служащего внизу, я поднялся на лифте на третий этаж, прошел по коридору и завернул за угол в крыло XIX, рассчитывая легко попасть в зал заседаний, поскольку дело Хейса было самым рядовым, отнюдь не сенсационным.

И действительно, я без труда попал внутрь. Зал заседаний оказался практически пустым – ни судьи, ни жюри присяжных, ни секретаря или стенографистки. Ни Питера Хейса. На скамьях для зрителей в разных концах сидели восемь-девять человек. Наведя справки у стоявшего в дверях пристава, я узнал, что жюри присяжных еще совещается и неизвестно, когда вернется. Тогда я нашел телефон-автомат и сделал два звонка: сперва – Фрицу, чтобы сказать, что, возможно, приду домой только к обеду, а возможно, и нет; затем – доктору Волмеру. Мне ответила Хелен Грант.

– Радость моя, ты меня любишь? – спросил я.

– Нет. И никогда не полюблю.

– Отлично. Я всегда боялся просить об одолжении влюбленных в меня девушек, а от тебя мне нужно именно это. Пятьдесят минут назад мужчина в коричневом плаще реглан позвонил в вашу дверь, и ты ему открыла. Чего он хотел?

– Господи! – возмутилась она. – Скоро ты начнешь прослушивать наш телефон! Только не вздумай впутывать меня в свои темные делишки!

– Никаких темных делишек. Он что, пытался продать тебе героин?

– Вовсе нет. Он спросил, не здесь ли живет некий Артур Холком, и я ответила «нет». Тогда он спросил, не знаю ли я, где он живет, и я снова ответила «нет». Вот и все. Арчи, а в чем дело?

– Ни в чем. Забудь. Расскажу при встрече, если тебя это все еще будет интересовать. А твои слова, что ты меня не любишь, просто художественный свист. Скажи «до свидания».

– Прощай навсегда!

Итак, за мной действительно был хвост. Человек, который ищет Артура Холкома, не должен красться и выскакивать из переулка как черт из табакерки. Конечно, гадать на кофейной гуще не имело смысла, и все же, когда шел обратно по коридору, я естественно задавал себе вопрос: был ли этот тип как-то связан с П. Х., а если и был, то с кем из них?

Подойдя к двери в крыле XIX, я обнаружил некое оживление. Люди входили в зал. Я подошел к судебному приставу и спросил, вернулось ли жюри, на что он ответил:

– Не задавайте вопросов, мистер. Здесь все обо всем знают. Кроме меня. Не задерживайтесь, проходите вперед.

Я прошел в зал заседаний и отошел в сторону, чтобы не мешать движению и спокойно осмотреться. Внезапно меня кто-то окликнул. Я повернулся. Передо мной стоял Альберт Фрейер. Выражение лица у него было не слишком приветливым.

– Значит, вы никогда не слышали о Питере Хейсе, – сквозь зубы процедил он. – Ну, тогда вы еще услышите обо мне.

То, что я промолчал, не имело значения, так как он отнюдь не нуждался в ответе. Фрейер со своим спутником прошел по центральному проходу за барьер и сел за столом для защиты. Я последовал за ним, выбрав место слева в третьем ряду, с той стороны, откуда должен был появиться подсудимый. Секретарь и стенографистка уже заняли свои места; помощник окружного прокурора Мандельбаум, которого Вулф однажды посадил в лужу, уселся за свой стол и поставил перед собой портфель, а рядом устроилась более мелкая сошка. По проходу шли люди, я свернул шею, пытаясь разглядеть среди них типа в коричневом плаще, который искал Артура Холкома, но внезапно по рядам пробежал ропот, и все головы повернулись налево, в том числе и моя. В зал ввели подсудимого.

У меня хорошее зрение, и я попытался его разглядеть, пока он шел к своему стулу, сразу за Альбертом Фрейером. В моем распоряжении было всего четыре секунды, поскольку, когда он сел спиной ко мне, хорошее зрение оказалось без надобности, так как на выпускной фотографии, в академической шапочке и мантии, Пол Херолд был снят анфас. Поэтому я закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Вроде бы он, а вроде и нет. Это вполне мог быть он, однако, глядя на две лежавшие рядом фотографии на письменном столе Вулфа, я бы поставил тридцать к одному, что это не он. А теперь я бы поставил два к одному, а возможно, рискнул бы серьезными деньгами, причем еще неизвестно, на какой из двух вариантов сделал бы ставку. Меня так и подмывало пройти вперед и посмотреть на обвиняемого поближе, но я, собрав всю свою силу воли в кулак, продолжал сидеть как приклеенный.

Присяжные начали занимать места, но я не обращал на них внимания. Подготовка к тому моменту, когда присяжные должны решить судьбу человека, всегда вызывает у зрителей или мурашки по всему телу, или сосущее чувство под ложечкой, но только не у меня. Мой мозг лихорадочно работал, я сверлил глазами затылок обвиняемого, тщетно пытаясь заставить его обернуться. Когда судебный пристав произнес: «Встать, суд идет», присутствующие вскочили, но я немного замешкался. Судья сел, велев нам последовать его примеру, что мы и сделали. Я могу рассказать, что произнес секретарь и что судья спросил у старшины присяжных, лишь благодаря тому, что это рутинная процедура, так как на самом деле пропустил все мимо ушей, снова сосредоточившись на своей цели.

Первые слова, которые мне действительно удалось услышать, произнес старшина жюри присяжных:

– Мы считаем, что подсудимый виновен в предъявляемом ему обвинении, а именно в убийстве первой степени.

Публика зашумела, по залу пронесся ропот и приглушенные шепотки. Женщина за моей спиной захихикала. По крайней мере, мне так показалось. Я сосредоточился на своей цели и не ошибся. Внезапно он порывисто вскочил с места и обвел дерзким, ищущим взглядом зал заседаний, на секунду остановившись на мне. Но затем охранник взял его под руку и, развернув, усадил на место, а Альберт Фрейер встал и потребовал опросить присяжных.

В такие минуты зал обычно замирает, но мне некогда было рассиживаться. Опустив голову и прижав ладонь ко рту, точно меня вот-вот стошнит, я вскочил с места и припустил по проходу к выходу. Ждать еле-еле ползущий лифт было невмоготу, и я кубарем скатился с лестницы. На улице уже несколько человек пытались поймать такси, поэтому я, пройдя квартал чуть южнее, вскоре нашел свободную машину и дал водителю свой адрес.

Время я рассчитал практически идеально. В 17:58 я нажал на кнопку звонка, и Фриц, сняв с входной двери цепочку, впустил меня в дом. Ровно через две минуты Вулф должен был спуститься из оранжереи. Фриц проводил меня в кабинет, по дороге доложив, что звонил Сол, который встречался с тремя П. Х., но все впустую. Тем временем в кабинет вошел Вулф и сел за письменный стол, а Фриц удалился.

Вулф поднял на меня глаза:

– Все в порядке?

– Нет, сэр! – с чувством произнес я. – Не в порядке. У меня имеется стойкое ощущение, что Пол Херолд, он же Питер Хейс, только что признан виновным в убийстве первой степени.

Вулф задумчиво пожевал губами:

– Он что, произвел на тебя такое сильное впечатление? Сядь. Ты ведь знаешь, я терпеть не могу вытягивать шею.

Я плюхнулся на стул, развернувшись лицом к Вулфу:

– Ну, я еще очень деликатно донес до вас новости. И это вовсе не впечатление. Это факт. Хотите узнать подробности?

– Да. Те, что относятся к делу.

– Итак, первое. Когда я вышел из дому, за мной увязался хвост. Кстати, тоже проверенный факт, а не впечатление. У меня не было времени играть в игрушки и припирать мужика к стенке, поэтому я от него отделался. По крайней мере, в центр он за мной не последовал. Если, конечно, это имеет значение.

– Дальше, – пробурчал Вулф.

– Когда я попал в зал суда, присяжные еще совещались, но вскоре вернулись. Я сел впереди, в третьем ряду. После того как подсудимого ввели в зал, он прошел буквально в двадцати футах от меня, и я его рассмотрел, но лишь мельком. В основном вполоборота и в профиль. Словом, я не был уверен. Даже готов был бросить монетку. А потом он сел спиной ко мне. Однако, когда старшина присяжных огласил вердикт, подсудимый вскочил и оглядел зал, и было в его взгляде нечто такое, некий вызов… Короче, одно лицо с тем парнишкой на вашем фото. Наденьте на него академическую шапочку, черный балахон, сделайте на одиннадцать лет моложе – и получите Пола Херолда. Я встал и вышел вон. Кстати, еще одна деталь. Адвокат Альберт Фрейер, которому я сказал, что Питер Хейс нас не интересует, видел меня в зале судебных заседаний. Он жутко разозлился и сказал, что мы еще о нем услышим.

Вулф внимательно на меня посмотрел и тяжело вздохнул:

– Проклятье! Впрочем, нас наняли, чтобы найти Пола Херолда. Итак, мы можем сообщить мистеру Херолду, что мы свою работу выполнили?

– Нет. Я, конечно, уверен. Но все же не настолько. Мы сообщаем мистеру Херолду, что его сын осужден за убийство, наш клиент приезжает из Омахи, чтобы увидеть своего отпрыска за тюремной решеткой, и говорит: нет. Вот будет здорово! Лейтенант Мёрфи собирался похихикать над этой историей. Но тогда это уже будет не хихиканье, а лошадиное ржание. Не говоря уже о том, как мне достанется от вас. Нет, так не пойдет.

– Выходит, мы в патовой ситуации?

– Отнюдь. Оптимальный вариант, если вы навестите парня, поговорите с ним, а там уж сами решите. Но поскольку вы отказываетесь от поручений за пределами дома, а парень явно не расположен к непринужденной беседе, полагаю, мне придется взять это на себя. Я имею в виду поручение. Ваша задача – устроить мне свидание с заключенным.

Вулф нахмурился:

– Арчи, у тебя есть особые дарования. Меня всегда восхищала твоя изобретательность в преодолении барьеров.

– Меня тоже. Но даже мои возможности небезграничны. Я как раз думал об этом на обратной дороге в такси. Кремер, или Стеббинс, или Мандельбаум, или кто-нибудь еще из госслужащих быстро прознают, что к чему, и сообщат об этом Мёрфи, ну а тот сразу перехватит инициативу, и если это действительно Пол Херолд, то все лавры достанутся Мёрфи. Здесь требуются дарования покруче моих. А именно ваши.

Вулф недовольно хрюкнул. Позвонил, чтобы Фриц принес пива.

– Полный отчет, пожалуйста. Все, что ты видел и слышал в зале суда.

Я повиновался. Впрочем, это не заняло у меня много времени. Когда я закончил на том эпизоде, как поспешно покинул зал, когда секретарь опрашивал жюри, Вулф потребовал «Таймс» с репортажем о ходе судебного процесса. Я снова залез в шкаф и достал все номера газеты начиная с двадцать седьмого марта и кончая сегодняшним числом. Вулф принялся за первые репортажи из зала суда, я, со своей стороны, решив, что сделаю это не хуже, начал с последнего номера и пошел в обратном порядке. Итак, Вулф дошел до номера за второе апреля, а я – до номера за четвертое апреля, и мы вот-вот должны были столкнуться лбами. Но в этот момент кто-то позвонил в дверь. Я пошел в прихожую и через одностороннюю стеклянную панель во входной двери увидел знакомый мешковатый плащ цвета мокрого асфальта и черный хомбург, которые мне довелось уже дважды лицезреть за сегодняшний день. Я вернулся в кабинет и сообщил Вулфу:

– Он сдержал слово. Альберт Фрейер.

Вулф удивленно поднял брови.

– Ладно, впусти его в дом, – буркнул он.