Аурен
Я недоуменно хмурюсь, и меня охватывает волнение. Тело напрягается, словно готовясь к прыжку. Я чувствую себя шатко. Неуверенно. Не понимаю, могу ли я вообще доверять этим людям.
– Почему я не могу пойти на поле? – настороженно спрашиваю я.
– Она не понимает, – шепчет Турсил, бросив взгляд на Ненет. – Она же ничего не знает…
Я резко выпрямляюсь.
– Не знаю чего?
– Вам нельзя выходить из дома, – говорит мне Эстелия. – Это небезопасно.
Выходить нельзя.
Небезопасно.
В голове неожиданно звучат слова Мидаса, и во мне тут же нарастает тревога. Я протягиваю руку за спину, чтобы ухватиться за ленты и переложить их на колени. Так я напоминаю себе, кем теперь являюсь. Я уже не та, что была раньше.
Я жестко смотрю на них.
– Много лет мне твердили точно такие же слова. Держали в клетке ради моей предполагаемой безопасности, когда на самом деле просто держали в узде. Так знайте же: я никогда и никому больше не позволю держать меня взаперти, какой бы ни была причина.
Янтарные глаза Эстелии от удивления становятся круглыми, и в них тут же появляется вина.
– Простите, леди Аурен. Я не собиралась… только хотела, чтобы вы были осторожны. Если они узнают, кто вы, то увезут вас.
Я настораживаюсь.
– О чем вы говорите?
– Гейзел – город Сайры Терли. Впервые она попала сюда и жила здесь до того, как стала принцессой. Вот почему большинство из живущих здесь до сих пор остаются лоялистами, вот почему нам вы можете доверять. Ваше появление здесь – ответ на наши молитвы.
– Ладно…
Она заправляет черный локон за заостренное ухо и с беспокойством на меня смотрит.
– Однако, когда вы упали с неба, оно ярко вспыхнуло. Своего рода разверзлось. Это выглядело странно. Большинство из нас сохранит в тайне правду о вашем прибытии, но, возможно, вас видели не только те, кто собрался на поле. А еще кто-то может заговорить об этом в присутствии того, кто не является лоялистом, – и это будет очень плохо.
– Почему?
Ее янтарные глаза прожигают во мне дыру.
– Потому как, хоть мы и верны Терли, многие в Эннвине… не придерживаются той же веры.
Она произносит это с таким выражением, что у меня возникает ощущение, будто по стенкам желудка скребут тяжелые камни, порождая беспокойство.
– Некоторым фейри не нравятся Терли? – неторопливо произношу я, пытаясь осознать, на что намекает Эстелия.
– Некоторые вас возненавидят. Примут за врага, которого нужно прикончить. Их слишком долго пичкали ложью о вашей семье, а другие совсем о вас позабыли. Монархия постаралась стереть из летописи вашу семью, сделать ваш род малозначимым для нашего королевства. Но Энвинн разделился. – Эстелия скрещивает на груди руки и прислоняется к большой раковине, кран которой украшен хрустальными ручками. – Минули сотни лет с тех пор, как на троне сидели Терли, но мы, лоялисты, помним. Мы верим в тот порядок. В Эннвине тогда царил мир, а наша земля и магия процветали. Сайра своим появлением покончила с войной. Объединила фейри. Многие из нас помнят золотой век, который наступил, когда ее короновали.
Я хмурюсь. Звучит хорошо, и я не понимаю, почему кто-то восстал против Терли. Не понимаю, за что меня можно ненавидеть.
– Но этот порядок наследования изменился в Эннвине несколько веков назад, когда один из Терли не захотел править, – говорит Турсил, и я перевожу взгляд на него. Он сидит напротив меня, положив локти на стол. – Все в Эннвине были потрясены, когда вместо него короновали нового преемника. С тех пор трон занимают Кэррики.
Это имя беспокоит меня так же, как оторвавшаяся нитка на рукаве, которая щекочет кожу.
– И с каждой новой коронацией Кэррика Эннвин все больше теряет тот сложившийся уклад, – с горечью в голосе говорит Ненет, сев рядом со мной и снова беря в руки чашку.
– Хуже всего было, когда правил Тиминнор Кэррик, – говорит Эстелия.
Турсил качает головой.
– Не знаю. Его внук Тайек – чертова угроза.
– Чем же они так плохи? – осторожно спрашиваю я.
– Они обложили всех ужасными налогами, – говорит Турсил. – С каждым годом доят из нас все больше и больше, вынуждая выживать. Они заставляют фейри, наделенных магической силой, служить монархии. Наводнили наши города королевской стражей.
– Но Тимминор поступил хуже всех, – возражает Эстелия. – Это он посеял ненависть к ореанцам. Призвал фейри вернуться в Эннвин, разделил семьи. Вынудил нас ненавидеть их и считать ничтожествами. Но по-настоящему он сгубил Эннвин, когда приказал разрушить мост.
Я округляю глаза.
– Мост Лемурии?
– Он самый, – кивнув, говорит она. – И с той поры Эннвин чахнет.
– Что вы имеете в виду?
– Земля, где находился мост, теперь мертва.
Я хмуро смотрю на нее.
– То есть?
Эстелия пожимает плечом.
– Сама я никогда не видела, но много слышала. Говорят, земля растрескалась и из нее выплеснулась смерть. Там не растет ни травинки. Все покрыто пеплом, сколь бы ни пытался смыть его дождь.
Я знала, что Седьмое королевство оказалось стертым с лица земли, как только уничтожили мост, но понятия не имела, что пострадала и земля Эннвина.
– С каждым годом мертвой земли становится чуточку больше, – говорит она. – И она подбирается к столице нашего царства, из-за чего король начинает опасаться.
– Так Эннвин наказывает нас, – вклинивается Ненет, сделав еще один глоток из дымящейся чашки. – Мы вообще не должны были ломать тот мост. Идиоты. Они все.
От обилия информации кружится голова.
– Кэррики всегда ненавидели ореанцев, но еще сильнее они ненавидели Терли, – продолжает Ненет. – По их мнению, когда Сайра связала мост с Ореей и объединила наши царства, она ослабила нашу землю и кровь. Разбавила ее кровью тех, кто не был наделен магией. Осквернила наш мир их присутствием. Ба! – восклицает она, презрительно взмахнув рукой. – Повторю еще раз: идиоты.
– Но на самом деле, – продолжает Турсил, – Кэррики ненавидят Терли, потому как те представляют угрозу их правлению. Пока жив хоть один представитель рода Терли, истинные наследники трона могут свергнуть Кэрриков. Выходит, вы, леди Аурен, теперь для них самая большая угроза. Теперь, когда вы вернулись, все решат, что вы захотите претендовать на трон. Лоялисты везде поддержат вас и обещание перемен.
Великие боги!
Я в потрясении смотрю на Турсила. Его слова капают на мою голову ледяным дождем и проникают под кожу, даруя невиданный дискомфорт. Мне становится не по себе оттого, что все взирают на меня с надеждой.
– Давайте проясним кое-что сразу, – говорю я. – Я не собираюсь никого свергать. Я здесь не для того, чтобы менять Эннвин или занимать трон. Я не королева.
– Золото на вашей коже утверждает обратное.
От его слов внутри все сжимается от разочарования.
– Я здесь только потому, что упала с неба. И только.
– Как и Сайра, – возражает Ненет. – И вспомните, сколько всего ей удалось сделать. Вы тоже можете принести много добра, Льяри. Вы здесь не просто так.
Я качаю головой, пытаясь освободиться от их надежд.
В их пристальные взгляды закрадывается разочарование.
– Я здесь, потому что в воздухе образовалась брешь.
Я здесь, потому что Слейд спас мне жизнь и придал смелости сделать прыжок.
При одной только мысли о нем глаза начинает щипать. Все тело сжимается, словно пытаясь заполнить пустоту. Я прижимаю руку к центру груди, где что-то ноет. Это ощущение растягивается, как туго натянутая веревка, и мне хочется ухватиться за нее и потянуть. Хочется притянуть его к себе.
Жилы сжимаются от отчаяния, и я комкаю ленты, лежащие на коленях. Они всегда тянулись к нему. Касались, заигрывали и танцевали.
Флиртовали.
Потом их не стало, а теперь нет и его.
Поэтому я вроде бы и ощущаю себя цельной… но и нет.
Я прогоняю прочь гнетущие мысли, когда Эстелия ставит передо мной чашку с чаем.
– Льяри, мы не пытаемся напирать на вас, но хотим показать, как воспримут люди ваше возвращение.
Турсил кивает.
– Это правда. Эннвин нуждается в переменах. Неприкрытая ненависть к ореанцам, поощрение разделения и борьбы между фейри, вознаграждение знати и наказание рабочих… все это планомерно уничтожило то, что когда-то служило добром, – говорит он. – Но мы, фейри, верящие в прежнюю монархию, всячески стараемся помочь оставшимся здесь ореанцам и поддерживаем наших соратников-лоялистов. Когда убили ваших родителей, а вы пропали, для всех нас это стало трагедией. Но Кэррики были счастливы, когда вас не стало.
– Скорее, они этому и способствовали, – бурчит себе под нос Ненет.
Внутри у меня все сжимается, и я стискиваю руками ленты.
– То есть… вы считаете, что моих родителей убили специально из-за политических целей?
– Мы всегда в это верили, – говорит Турсил. – Кэррики прекрасно знали, где жила семья Терли, как бы ни старались делать вид, что ваш род больше их не волнует. Живыми Терли несли для них угрозу. Та битва, что разразилась в Бриоле… она вообще не должна была случиться. Война давно закончилась. И как кстати, что город оказался разграблен. Что вы пропали без вести. В итоге всем быстро объявили о смерти вашей семьи, хотя ваше тело так и не нашли. Многие были убеждены, что вас похитили. Некоторые надеялись, что вас спасли, но время шло, и вера в то, что вы и правда погибли, стала крепнуть.
Сердце сжимается в груди. После стольких лет неведения к горлу подкатывает желчь, когда я слышу подобные слова. Мои родители не невольные жертвы войны, а их убили в результате намеренных политических заговоров, потому что какой-то король почувствовал, что ему угрожает их существование? Мое существование?
– И хотя род Терли оказался уничтожен, возможно, благодаря этому мы, лоялисты, со временем только сильнее сплотились, – говорит Эстелия. – Но еще возросла и ненависть к Терли. Если информация о том, что вы живы и вернулись, попадет не в те руки…
– Тогда вы снова пропали, – заканчивает Турсил. – И на сей раз навсегда.
У меня внутри все сводит.
– Турсил, – резко предупреждает Эстелия.
Он пожимает плечами.
– Что? Она должна знать. – Он устремляет на меня взгляд серых глаз. – Мы чествуем ваше возвращение, миледи, больше, чем вы можете себе представить. Но ваше пребывание здесь сулит для вас опасность.
Я снова и снова наматываю ленту на палец.
– А вы уверены, что я – Терли? Потому как…
– Да! – пылко отвечают все трое.
О великие боги.
Я вздыхаю, опустив взгляд на стол и пытаясь осмыслить услышанное.
Теперь все обретает смысл. То, почему я очутилась в той комнате на чердаке. Почему задернуты все занавески на окнах. Почему некоторые люди на поле смотрели на меня с восхищением… и одновременно с ужасом.
Попав в этот город, полный тайных сторонников Терли, я подвергла их всех опасности одним своим присутствием, и все же на меня смотрят как на ожившего призрака, который сулит им перемены.
– Мы помним каждого Терли, но вас особенно любили за золотую кожу. Однако вы знали, что все Терли рождались с какой-нибудь золотой частичкой?
Я потрясенно таращу глаза и снова перевожу взгляд на Эстелию.
– Правда?
Она кивает.
– О, да. У вашей матери были золотистые глаза, как у вас. У ее матери были золотые губы, которые выглядели так, словно она целовала жидкое золото. И говорят, что у самой Сайры Терли были соломенного цвета волосы с золотистыми прядями, которые блестели на солнце.
О проекте
О подписке