Весь ужас положения был в том, что чары, наведенные Галахосом, действовали вовсе не на его внешность – сам он оставался таким же, как и был, – а только на сознание смотрящего. Колдовство срабатывало тем надежнее, чем дольше другой человек смотрел на носителя иллюзии. В первый момент лицо Галахоса еще могло показаться кому-нибудь смутно знакомым, но через секунду он уже убедился бы, что ошибся, а еще через секунду потерял бы к нему всякий интерес.

Но лорд Ирем видел мага только мельком, а потом уже не смог найти его в толпе, хотя и вертел головой с риском вывихнуть шею.

По всей видимости, он его узнал.

Конечно, можно было утешаться тем, что рыцарь будет сомневаться, правда ли он видел мага или ему это только померещилось. И, в конце концов, не обнаружив никаких доказательств пребывания Галахоса в Адели, он наверняка решит остановиться на втором предположении. Но, зная характер лорда Ирема, можно было ожидать, что прежде он перевернет вверх дном весь город и предпримет все меры предосторожности на тот случай, если чародей действительно находится в столице.

Это было настоящей катастрофой.

Как-никак, Галахос собирался задержаться здесь надолго. В идеале – даже навсегда.

Прошло уже не меньше половины отпущенного ему срока до Эйслита, а маг до сих пор не разузнал ничего нового о местонахождении бастарда, получившего, как полагал Галахос, Истинное Имя. Стремление прикончить этого мальчишку со временем превратилось у его хозяина в своеобразную навязчивую идею. И, в общем-то, такое рвение было вполне понятным.

Много лет назад Галахос обратил внимание на странный ритуал, существовавший у мужчин из императорской Династии. Достигнув совершеннолетия, каждый наследник императора предпринимал попытку завладеть неким мечом, якобы завещанным потомкам Энрикса самими Альдами. Для этого он должен был спуститься в подземелье, местонахождение которого Галахос смог установить гораздо позже.

В принципе, и оружия, и музыкальных инструментов, и картин, созданных Альдами, осталось не так уж мало. Все эти вещи не ветшали и не портились со временем, и наследовались каждым новым поколением владельцев, как редчайшие семейные реликвии. В сокровищницах Императора таких вещей, по понятным причинам, было больше, чем где бы то ни было.

Но, по-видимому, меч не относился к их числу.

Галахосу пришлось потратить много времени на чтение и расшифровку древних свитков и новейших сочинений, прежде чем ему удалось мало-помалу по крупицам восстановить истину. Он с жадным удивлением прочел, что меч, завещанный династии дан-Энриксов, был, если позволительно так выразиться, единственным в своем роде – ничего подобного впоследствии не удавалось сделать даже Альдам, что уж говорить о людях с их убогим оружейным мастерством. Даже Светлые клинки, которыми сражались сами Альды, выглядели рядом с ним негодными подделками. Почему Альды отдали Энриксу подобное сокровище, Галахос так и не сумел понять. Зато он понял главное: это был меч, равных которому на свете еще не бывало – одним словом, Совершенный меч.

Способный, как считали авторы большинства хроник, даровать непобедимость своему владельцу.

Правда, Альды поручили Энриксу хранить их дар в укромном месте, да еще и оградили его Очистительным огнем, так что никто из многочисленных потомков императора, пытавшихся «вступить в права наследства», не сумел даже коснуться этого меча.

Но было ясно, что однажды кто-то из дан-Энриксов все же сумеет завладеть им. Что будет дальше, никто в точности не знал, но, зная Альдов, можно было предположить, что в их даре скрыты силы, равные – а может быть, превосходящие – мощь Темного истока.

Первой мыслью Олварга, когда Галахос рассказал ему об этом, было уничтожить меч. Но с тем же успехом можно было пожелать взять в плен Седого, захватить Туманный Лог и перебить всех Альдов.

Пришлось остановиться на более хлопотном, но и гораздо более доступном способе – истребить всех тех, кто мог претендовать на древнее Наследие. Это было тем проще, что к настоящему моменту род дан-Энриксов практически угас. После смерти Наина Воителя и нескольких бездарных покушений на его наследника единственными живыми представителями некогда многочисленной и полнокровной Династии был овдовевший Валларикс и его дочь. Причем принцессу можно было вообще не принимать в расчет, поскольку, как было написано в одной старинной хронике, «кудель да не наследует Меча». Иначе говоря, в роду дан-Энриксов наследниками Альдов были исключительно мужчины.

В отличие от своего отца, Валларикс оказался однолюбом. Ни потребности государства, окруженного враждебными соседями, ни постоянное давление со стороны придворных не поколебали императора в настойчивом стремлении остаться верным своей бывшей королеве. А поскольку сам Валларикс не сумел достать меча, его до поры до времени оставили в покое.

Более насущной целью Олварг посчитал уничтожение мальчишки, пусть и не принадлежащего к Династии, но все-таки имеющего в своих жилах кровь дан-Энриксов. Не рискуя возражать ему, Галахос все же сильно сомневался, стоит ли тратить так много времени и сил из-за какого-то бастарда. Мало ли ублюдков наплодили в свое время представители Династии!.. Никто же не рассматривает их самих и их потомков как возможных претендентов на наследство Альдов? Про себя Галахос полагал, что Олварг даже не подумал бы разыскивать проклятого мальчишку, если бы род Энрикса не угасал, рискуя оборваться на Валлариксе.

Но, как бы то ни было, Олварг приказал ему найти бастарда, а он этого не сделал.

Памятуя о своем последнем разговоре с Олваргом, Галахос рассудил, что время оправданий и различных отговорок закончилось. Если в ночь Эйслита он не сможет внятно объяснить своему покровителю, где спрятали мальчишку, Олварг скажет, что он больше не нуждается в услугах мага.

Что происходило с теми, в чьих услугах Олварг больше не нуждался, чародей знал даже слишком хорошо. И оказаться в их числе определенно не хотел, поэтому решил бежать в единственное место, где мог скрыться от людей своего бывшего хозяина. В Адель.

Только попав сюда, он понял, как же его вымотала постоянная готовность к неожиданным визитам человека с беспощадными глазами, будто бы прихваченными инеем. Только здесь он наконец-то начал спать спокойно, не боясь, что среди ночи дверь со скрипом распахнется, и вошедший в его мастерскую Олварг холодно прикажет ему встать.

В сущности, он навещал Галахоса не так уж часто. Между их беседами обычно проходило три-четыре месяца, а то и целых полгода. Чем его хозяин занимался в остальное время, маг не знал – или, вернее, заставлял себя как можно меньше думать о таких вещах. И каждый вечер с трепетом ждал нового визита. Он испытывал необъяснимый ужас перед Олваргом даже в тех случаях, когда тот бывал им доволен. А уж если тот беседовал с ним так, как в прошлый раз…

И все из-за проклятого бастарда!

Жар огня, горевшего в камине, никак не помогал Галахосу согреться. Он сидел в глубоком кресле, запахнувшись в теплую накидку – ту же самую, в которой был на улице – и все равно дрожал всем телом.

– Собачья жизнь… – пробормотал он про себя, зябко ссутулив плечи и поворошив поленья в очаге.

Действительно, собачья жизнь. Все время между молотом и наковальней. За пределами Адели – Олварг. Здесь – лорд Ирем… Совсем как тогда, когда проклятый калариец добивался от него ответов на свои вопросы.

Ну, а Валларикс по-прежнему не в счет. Разменная фигура на доске, не больше.

«Просто удивительно, каким ничтожеством может быть человек, даже когда он император», – озлобленно подумал маг, все больше согреваясь и мало-помалу погружаясь в сон.

…Он сидел у догоравшего костра, пытаясь отогреть дыханием застывшие ладони. Рядом спали, кое-как укрывшись ветками, два мальчика, а чуть поодаль развалился на траве большой лохматый пес, безропотно позволивший ближайшему к нему мальчишке обхватить себя за шею.

Галахос напряженно вглядывался в темноту за пределами лесной прогалины, куда не достигал свет от его костра. Время от времени он нагибался и подбрасывал в огонь еще несколько веток.

Несмотря на холод, ему остро, до безумия хотелось спать. Он яростно тер слипающиеся глаза руками. Если же это не помогало, то достаточно было взглянуть на спящих рядом побратимов, чтобы сил у него немного прибавилось.

Он не может спать. Как взрослый человек (а монсеньор сказал, что каждый, кто принес вассальную присягу, – взрослый, независимо от возраста), он должен позаботиться об остальных… Галахос душераздирающе зевнул.

Клыкач, до этого спокойно спавший на земле – ему навряд ли было холодно – внезапно завозился, настороженно приподнимая уши. А потом негромко заскулил.

– Ты чего?.. – спросил Галахос. В груди неприятно екнуло – вот только новых приключений ему не хватало…

Кобель вывернулся из-под руки Маркия и сел. Шерсть на его загривке встала дыбом. Он ощерился, показывая нежно-розовые десны и внушительных размеров зубы.

Магу стало окончательно не по себе.

Он пошарил по земле и сжал в ладони нож, оставленный ему Этайном. Так, с оружием в руке, смотреть в лицо опасности казалось проще. И, в конце концов, он не один… Клыкач ему поможет.

Пес опять тоскливо заскулил, и вдруг, попятившись от догоравшего костра, в последний раз взглянул на мага, развернулся и неровными скачками бросился в сгустившуюся по краям поляны темноту.

Перепуганный до онемения в ногах маг уже собирался крикнуть или засвистеть, чтобы позвать его обратно, но как будто какая-то сила заставила его обернуться и взглянуть в ту сторону, куда смотрел сбежавший пес.

Сердце у Галахоса оборвалось.

Из темноты за ним следил безглазый волк – большая всклокоченная тень, уставившаяся на мага черными провалами пустых глазниц. Он не рычал, не скалил зубы – в этом не было необходимости.

Не отрывая слепых глаз от лица мага, он шагнул вперед, на освещенную прогалину – и темнота шагнула вместе с ним.

Галахос ощутил желание зажмуриться, закрыть лицо руками и исчезнуть, перестать существовать.

Что-то подобное он уже чувствовал однажды. Где-то очень далеко… у Каменных столбов.

Но в тот раз он успел проснуться.

А сейчас все было наяву.

Он понял, что умрет, если это безглазое чудовище пробудет здесь еще хотя бы несколько секунд. Давясь застрявшим в горле криком, он попытался отползти как можно дальше от Слепого волка, и… не смог.

И тут он вдруг почувствовал, как в нем вскипает ярость. Значит, он, оцепенев от страха, будет неловко копошиться на траве, пока проклятое чудовище не бросится на Маркия и Юлиана?! Невозможно!

«Страха – нет!..» – с каким-то бешенством подумал маг, отталкиваясь от земли и вскакивая на ноги.

Боли – нет! Он выхватил из умиравшего костра занявшуюся головню и взмахнул ею, словно мечом на тренировке. Смерти – нет!!

– Пошел прочь! – он собирался крикнуть, но звук не проходил сквозь перехваченное спазмом горло, так что вместо крика получился еле слышный шепот.

Несколько долгих, как столетия, секунд они стояли друг напротив друга. Маг, внезапно осознавший, что он почему-то стал гораздо меньше ростом, и безглазый волк.

Потом чудовище внезапно развернулось и беззвучно скрылось в чаще леса.

Только тут Галахос осознал, что толстый сук, который он по-прежнему сжимал в ладони, прогорел почти до самого конца. А ведь у него еще не зажил тот порез от их скоропалительного побратимства… Зашипев от неожиданно пронзившей руку боли, маг разжал ладонь.

И, вскинувшись, проснулся. В комнате было уже темно, только малиново сверкали догорающие угли. Несколько секунд Галахос бессмысленно таращился на них, не понимая, как он мог здесь оказаться, если только что был в лесу и видел Слепого волка.

Маг ощупал подлокотники своего кресла, словно сомневался в их материальности.

Кажется, тогда он был моложе. Он устал и хотел спать, но сил у него было больше, чем сейчас.

И он не чувствовал себя таким разбитым…

А еще он не боялся.

От одних воспоминаний об увиденном в лесу на лбу Галахоса невольно выступил холодный пот, а к горлу подкатила тошнота. Но ведь всего лишь несколько минут назад он совершенно перестал бояться то безглазое чудовище… он даже был готов сразиться с ним – с одной горящей палкой и каким-то маленьким, почти игрушечным ножом.

Безумие.

Если, конечно, не предположить, что это был не он. Но тогда это…

Маг едва не подскочил от озарившей его мозг догадки.

– Фэйры! Это был бастард! То есть… то есть я и был бастардом.

Он поднялся с кресла и в волнении сделал несколько кругов по комнате. «Я говорил ему, что это возможно! – с удовлетворением подумал маг. – Нужно всего лишь выбрать правильный момент… вот только что это нам даст? Смогу ли я теперь узнать, где именно находится мальчишка?..»

Маг нахмурился.

Он помнил, что в своем коротком сне – или видении, или воспоминании – он беспокоился о двух своих друзьях. Он даже припомнил, что кого-то из них звали Маркием. Но, пожалуй, это не могло ему помочь.

Еще мальчик вроде бы назвал кого-то монсеньором.

Это было уже интереснее. Значит, его отдали на воспитание в какую-нибудь знатную семью. Для должности оруженосца он пока что слишком юн. Скорее всего, и он сам, и два его товарища были пажами у какого-то аристократа.

Как их угораздило заночевать в лесу втроем в компании собаки, да еще и в Огневик?…

Маг поймал себя на том, что размышляет не о способах найти бастарда, а о том, что видел в своем сне. Теперь он готов был согласиться с Олваргом, относившимся к поискам мальчишки так серьезно. Судя по всему, у паренька прекрасные задатки.

То, как он повел себя в момент опасности, показалось магу совершенной дичью, но, по крайней мере, это впечатляло. И в какой-то мере подтверждало мысль, что… в принципе… бастард действительно мог оказаться тем Достойным, о котором говорили летописи.

«Что за околесицу он нес, когда увидел Волка? – попытался вспомнить маг. – Страха нет… смерти нет… да, что-то в этом роде. Может, это чей-нибудь девиз? Мне кажется, я где-то это уже слышал. В любом случае, это прекрасная зацепка. Нужно только покопаться в книгах…»

Тут Галахос приуныл, сообразив, что «покопаться в книгах» ему не удастся еще очень, очень долго. Ну не может же он, в самом деле, заявиться прямиком в Книгохранилище, располагавшееся по соседству с Адельстаном. Извините, мессер Ирем, не изволите ли вы убрать своих людей и предоставить мне возможность спокойно разобрать трактаты по геральдике?.. Да, чтобы решиться сделать что-то в этом роде, нужно обладать характером треклятого бастарда, размахивающего перед носом Волка своей жалкой головней с такой самоуверенностью, словно эта тлеющая палка была легендарным Мечом Альдов.

…«Смерти нет, еще бы, – с отвращением подумал маг. – И боли тоже нет».

Да что этот щенок мог знать о смерти или боли?..

– …Ну и дозорный, ничего не скажешь! – Маркий, усмехаясь, тряс энонийца за плечо.

Крикс открыл глаза и обнаружил, что костер давно потух, а на прогалине уже совсем светло.

– Я заснул?..

– И еще как. Я тебя уже четверть часа добудиться не могу, – весело сообщил Этайн.

Его глаза насмешливо сверкали, но насмешка была мирной и какой-то не обидной. Крикс подумал, что он сам, скорее всего, разозлился бы, если бы Маркий вызвался покараулить их, а вместо этого заснул. Мальчику стало стыдно. Нечего сказать, хорош: во сне отважно борется с чудовищами, а на самом деле мирно дрыхнет, бросив спящих побратимов на произвол судьбы.

Тут взгляд «дан-Энрикса» упал на толстый, обгоревший сук, валяющийся на земле возле костра. От одного лишь вида этой палки сразу же заныла обожженная ладонь.

Глаза мальчика расширились.

– Где Клыкач?.. – спросил он.

– Пропал, – ответил Маркий огорченно. – Видимо, убежал ночью. Когда я проснулся, его уже не было. Может, еще найдется…

– Не найдется, – тихо сказал Крикс. Если та тварь, которая была здесь ночью, в самом деле ему не приснилась, то, похоже, вместо них она поужинала убежавшим псом.

– Слушай, тут с другой стороны от костра следы… похожи на волчьи, но гораздо крупнее… – нервно сказал Маркий. – Кажется, здесь побывал какой-то зверь. Я только не пойму, почему он нас не тронул.

– Это потому, что я… – Крикс прикусил себе язык. После того, как Маркию пришлось его будить, рассказ о ночном приключении должен был звучать, как самая бессовестная похвальба.

– Что? Ты его видел? Это ты его прогнал? – с живейшим любопытством спросил Марк.

– Ну, в общем, да, – промямлил Крикс, чувствуя себя полным идиотом.

– А! Я, кстати, так и думал, – удовлетворенно кивнул сын Валерика Этайна.

Крикс воззрился на него, пытаясь понять, не издевается ли Марк над ним. Или… так уж сильно в него верит?

– Ты так думал? – глупо повторил «дан-Энрикс». – Почему?

– Потому что твои следы там тоже были. Ну и потом… у тебя до сих пор в руке мой нож.

Скосив глаза, Крикс обнаружил, что Марк совершенно прав, и смущенно разжал онемевшие пальцы.

– Ладно, ты давай буди Юлиана, а я пока влезу вон на то большое дерево. Сверху должно быть видно, где Эрхейм, – заметил Маркий деловито. И самокритично уточнил: – Вообще говоря, я уже года три не делал ничего такого… в смысле, никуда не забирался. Но тут много веток – должно получиться.

– Почему именно ты? – сейчас же встрепенулся Крикс. – Я хорошо лазаю. Давай-ка лучше ты разбудишь Юлиана, ну, а я…

– С такой рукой? Не смеши меня, – хмыкнул Этайн, кивая на его ожог. – Лэр тоже не полезет, у него ожог еще почище, чем твой… Остаюсь только я.

Доводы Этайна были вполне убедительны, но мысль о том, что хрупкий Маркий полезет на дерево, хотя он не практиковался в этом деле уже около трех лет, смущала Крикса.

Он вздохнул и, опустившись на колени возле Юлиана, принялся трясти и теребить его. Калариец открыл глаза, но почти сразу же закрыл их снова и пробормотал, чтобы его оставили в покое. Все усилия «дан-Энрикса» закончились тем, что его друг только еще сильнее сжался на земле, стараясь хоть чуть-чуть согреться.

«По-видимому, нас так вымотала драка и… и то, что было до нее, – подумал Крикс. – А Маркий такой бодрый потому, что ничего не видел. Хотя, – тотчас же мрачно оборвал он сам себя, – Маркий тут совершенно не при чем. Он сторожить костер не вызывался».

– Вставай, Юлиан… ну вставай же! – повторял Рикс, тормоша разоспавшегося каларийца. – Нам пора домой! Представь, что думают наставники… нас не было всю ночь!

– Наставники? – взгляд Лэра был быссмысленным и сонным, но он резко сел.

Крикс даже засмеялся. Вот, оказывается, как следует будить лаконцев. Одно слово о наставниках – и Лэр уже готов вскочить…