Глава 4. Назови меня по имени

18. 10. 1824, Кентербери, Кент

Яркий солнечный свет после ночной бури весело и легко проникал сквозь тонкие, хлопковые шторы, висящие на огромных, трехстворчатых окнах. Несмотря на то, что они были закрыты, жаворонка, усевшегося на еще ярко-зеленом дубе, жизнерадостно исполняющем свои трели, приветствуя новый день, слышно было хорошо.

Посреди столовой стоял застеленный скатертью с вышитыми желтыми цветами стол, за которым вместе со своей супругой завтракал Паркер Сиэл, облаченный в дорогой белый костюм-тройку. К ним иногда заходила служанка, приносящая новые блюда и собирающая со стола пустую посуду.

Сьюзан Сиэл, невысокая миловидная женщина тридцати восьми лет в светло-бежевом платье из тонкого льна, наслаждалась свежими тостами с домашними сливками. Ее утро еще пока ничего не омрачало, а вот настроение Паркера было уже изрядно подпорчено. Он несколько раз пытался приступить к своей чашке кофе, но и без того всегда серьезное выражение лица становилось все более озадаченным.

‒ Ну, что такое? ‒ не вытерпела Сьюзан, которая заметила угрюмость своего мужа, еще когда он только зашел в столовую.

‒ Да так, ‒ мужчина опустил взгляд и все-таки взял поджаренный кусочек хлеба.

‒ А я вот должна поговорить с тобой об Эдварде, ‒ женщина отложила свою салфетку в сторону.

‒ Боже… ‒ Паркер начал медленно растирать свои виски.

Эдвард всегда был гордостью семьи Сиэлов, и представить, что однажды он заставит Паркера так сильно волноваться, было сложно.

Отрицание и скорбь ‒ это две стадии, через которые рано или поздно придется пройти каждому человеку. Это ‒ часть жизнь, это ‒ слишком естественно, чтобы сопротивляться, пусть даже таким горьким чувствам. Тем более, по мнению Паркера, будучи человеком науки, Эдвард должен был относиться к жизни не только со здоровым любопытством, но и с некоторым цинизмом. Его брат обязательно должен был оправиться от этого горя. Иначе и быть не могло.

‒ Может быть, ему стоит еще раз проконсультироваться с доктором Фоулом? Все-таки вчера он был… Ему же так тяжело. Разовый прием успокоительных ‒ это, явно, не выход. Такая личная трагедия не пройдет бесследно, помяни мое слово. Какое-нибудь лечение…

‒ Эдвард ‒ сам ученый…

‒ Причем здесь это? ‒ возмутилась Сьюзен. ‒ Ему нужна помощь, а судя по его вчерашней истерике на кладбище, она ему нужна срочно. Он как будто бы впадает в забытье. Ты видел его потерянный взгляд, Паркер? Я переживаю за него. Я даже не уверена, что он отдает себе отчет в том, что произошло с Лиамом. За эти почти уже два дня я не услышала от него ни одной вменяемой фразы!

‒ Хорошо, ‒ мужчина предпочел согласиться с супругой. ‒ Я уговорю его обратиться к доктору Фоулу. Сейчас я даже больше переживаю за Сэма.

‒ А что с Сэмом? То, что он каждый день опаздывает на завтрак, конечно, не слишком дисциплинирует его, но у него же каникулы…

‒ Сэм вернулся сегодня откуда-то почти на рассвете, ‒ выпалил Паркер и, поджав губы, посмотрел на свою жену.

‒ Что? И ты мне об этом только сейчас говоришь? Где он?

‒ Спит у себя в комнате. Пожалуйста, Сьюзен, не шуми, ‒ пытался ее успокоить мистер Сиэл.

Паркер никогда не хотел беспокоить свою супругу и всегда старался решать все проблемы сам, но что бы ни происходило, ничто не могло ускользнуть от внимания Сьюзан. Она была прекрасной женой и матерью, мгновенно завоевавшая сердца всех родственников своего мужа и ставшая хорошим другом, в том числе и для Эдварда. Сэмюэль не доставлял им никаких проблем, и, Паркер точно знал что, если бы с ним что-то случилось, Сьюзан бы себе этого не простила.

‒ Ты с ним говорил? ‒ спросила она, отодвигая свой завтрак.

‒ Нет, о его позднем возвращении мне рассказал конюх. Я заглянул к Сэму. Он спит в своей кровати, ‒ мужчина погладил жену по руке. ‒ Спит на кровати прямо в обуви, ‒ добавил мистер Сиэл через паузу, желая разрядить атмосферу.

Миссис Сиэл лишь строго посмотрела на него.

‒ Сэм часто ездит к друзьям загород… Мы же их всех знаем с тобой. Они ‒ хорошие ребята. Учатся с Сэмом вместе. Среди них даже нет ни одного хулигана, такого… из-за которого бы стоило переживать!

‒ Да, но то, что случилось с Лиамом…

‒ Это произошло по дороге в Лондон. Сэму ведь не придет в голову поехать одному на такое большое расстояние! Не придет же? ‒ Сьюзен обеспокоенно посмотрела на мужа.

‒ Надеюсь, ‒ выдохнул мистер Сиэл, тоже откладывая свою салфетку, так толком и не позавтракав. ‒ Я поговорю с ним, когда он проснется. А что касается Эдварда… Лиам был отличным парнем! Я не имею ни малейшего представления, что случилось в тот день, и зачем он вообще поехал в Лондон… Мы с ним виделись тогда, он никуда не собирался, ‒ по мрачному выражению лица мистера Сиэла было понятно, что что-то его очень сильно мучает.

‒ Мне так жаль, что мистер Моррис не успел на похороны сына, ‒ с горечью в голосе произнесла женщина.

‒ Да, очень жаль. Печальная судьба… Я сейчас подумал… Ты видела Эдварда со вчерашнего вечера? ‒ взволнованно спросил Паркер.

‒ Пожалуй, нет, ‒ задумчиво отозвалась Сьюзен. ‒ Надо было зайти за ним, когда мы шли на завтрак.

‒ Я не хотел его беспокоить лишний раз, ‒ пожал плечами мужчина. ‒ Ему нужно было выспаться после вчерашних событий.

‒ А еще ему бы не мешало поесть. Попроси кого-нибудь из прислуги.

‒ Не стоит, ‒ мистер Сиэл встал со своего места. ‒ Я сам схожу. Не беспокойся, все будет хорошо.

Но когда Паркер еще только поднимался на второй этаж, у него появилось сильное, гнетущее чувство, что над их семьей нависла беда, которая заглядывала во все окна их дома. Приближаясь к спальне брата, он буквально молил судьбу сжалиться над ним, но не мог избавиться от ощущения, что прошедшие дни стали для Эдварда непоправимыми.

Он остановился в коридоре в нерешительности, словно понимая, что теперь их спокойное существование может разделиться на до и после. Когда же на стук Паркера в дверь в комнату Эдварда никто не отозвался, мистер Сиэл открыл ее и заглянул туда, он с удивлением обнаружил, что в спальне никого нет.

Там выглядело все настолько правильно, словно это была застывшая на веки фотография. На письменном столе был идеальный порядок, а односпальная кровать идеально застелена. Можно было бы предположить, что Эдвард встал раньше всех и куда-то ушел, но почти затаивший дыхание Паркер буквально чувствовал кожей, что это далеко не так…

***

…Было настолько темно, что сначала Сиэл не мог ничего разглядеть. Казалось, тьма окружает его со всех сторон, въедаясь даже в и без того усталые глаза. Он сделал несколько шагов вперед, ощущая под собой твердую почву, поняв, что можно идти, ничего не боясь. Вдалеке забрезжил свет, который становился все ярче и ярче, по мере того, как Эдвард приближался к нему.

Когда же молодой человек подошел ближе, он увидел, что в ореоле света стоит Лиам, чей похоронный костюм был весь испачкан в земле и крови. Рукава его пиджака и рубашки были закатаны по локоть, обнажая красивые сильные руки, которые Моррис развел в стороны и поднял ладонями, откуда лилась темно-бордовая кровь, а его синие губы что-то беззвучно шептали. Сиэл опасливо и медленно приближался к Лиаму, всматриваясь в темно-красную пустоту, заполнившую глаза друга, когда его слух едва уловил фразу, раз за разом повторяемую Моррисом:

«Я стою перед тобой… Я стою перед тобой… Я стою перед тобой…»

Свет, клубящийся вокруг них, слепил Эдварда все сильнее, вынуждая молодого человека моргать все чаще, и когда Сиэл снова открыл глаза, он увидел, что у ног Лиама, в луже его растекающейся крови, кто-то лежит. Еще несколько шагов наконец-то помогли Эдварду разглядеть второго человека. Это был он сам. На нем была его одежда, костюм и пальто. Ничто из этого не привлекло особого внимания Сиэла, в отличие от позы, в которой он лежал. Его голова была вывернута в каком-то странном положении, из носа сочилась тонкая струйка крови, а не моргающие глаза смотрели на него безразличным взглядом…

… Эдвард глубоко вздохнул и резко проснулся. Первые несколько секунд молодой человек жмурился от яркого солнца, лучи которого падали прямо ему в глаза, и пытался понять, где он находится. Первое же движение причинило ему страшную боль, и мысли в голове закрутились с новой силой. Наконец, Сиэлу удалось размять онемевшие руки, которые он вытянул вдоль тела, пока спал на животе, уткнувшись лицом в белую подушку. Он слегка приподнялся, и увиденное сбило его с толку еще больше. Эдвард лежал на кровати, в которой, очевидно, проспал всю эту ночь, прямо в своем пальто и обуви, оставив на теперь уже совсем небелоснежной простыне впечатляющие грязные следы.

Сфокусировав взгляд, он оглядел комнату, и у него упало сердце. Все было до боли знакомым, ведь еще только вчера Сиэл мимолетно глянул на это огромное зеркало на массивных ножках, всегда приветливо встречающее гостей в доме Лиама. Эдвард перевернулся на спину, и все мышцы заставили его невольно застонать.

Молодой человек поднес руки к вискам, намереваясь предотвратить приближающийся приступ мигрени, и в этот момент увидел, что вокруг его правой ладони обмотан промокший в проступившей крови бинт. Рука застыла перед глазами, которые становились все больше по мере того, как Сиэл вспоминал события прошедшей ночи. Он резко сел на кровати и нервно огляделся. Молодой человек не имел ни малейшего представления, как оказался в доме Морриса, где сейчас Сэм и его повозка и, что самое главное, отвез ли он Лиама обратно, на кладбище.

Эдвард вцепился в угол небольшого прикроватного шкафчика, пытаясь опереться на него и встать с кровати, но слабость в его теле была настолько сильной, что тонкие, бледные пальцы соскользнули с лакированной поверхности, и Сиэл неловко упал на пол. В животе противно заурчало, и молодой человек впервые за почти четыре дня захотел есть. Он привалился к кровати и, вытянув ноги, закрыл глаза. В голове гудело, словно там был постоянно звучащий колокол, и каждая попытка вспомнить хоть что-нибудь приносила новую волну головокружения и тошноты.

Молодой человек снова принялся рассматривать бинт на своей ладони, рана в которой ныла и тянула. Сиэл лишь понадеялся, что травма несерьезная. Но момент, когда Эдвард распорол себя, внезапно предстал перед его глазами: рука, держащая ножницы, которыми он вскрывал ранение Лиама, чтобы прочистить его от трупной жидкости, дрогнула, и лезвия, испачканные в темно-бордовой крови, воткнулись ему в ладонь. От досады у Сиэла свело зубы.

Гадая, сколько сейчас могло быть времени, и сколько он провел в этом доме в забытье, Эдвард с трудом поднялся, пытаясь даже не думать о перепуганных брате и его жене, которые, наверняка, уже ищут его… И где-то Сэм, бредущий в темноте… И Моррис, который все еще лежит на столе в том заброшенном особняке, которого Сиэл, скорее всего, так и не закопал, несмотря на обещание, данное племяннику.

Покачиваясь, молодой человек, приближался к гостиной. Ему нужен был какой-то план, и вернее всего было бы вернуться в заброшенный особняк и проверить, все ли он забрал оттуда. Перед этим было неплохо хотя бы попить немного воды.

Эдвард пытался здоровой рукой пригладить взъерошенные волосы, погруженный в свои раздумья, и, оказавшись в гостиной, сначала не понял, что что-то не так. Лишь краем глаза он заметил чью-то фигуру, сидящую на диване. И все же Сиэл остановился. Он вцепился рукой в дверной косяк, медленно повернулся, и вздрогнул, увидев то, за что так отчаянно боролся прошлой ночью.

В гостиной было всего лишь одно маленькое окно, плотно занавешенное портьерой, поэтому обычно освещалась она в основном несколькими свечами в резных подсвечниках, расставленных на столе и на некоторых полках шкафов. Сейчас свечи уже догорели.

Из-за этого в большой гостиной было темновато, а диване с темно-красной обивкой, погруженном во мрак, не облокачиваясь на спинку, с ровной осанкой, словно натянутая струна, сидел Лиам, красноватыми и широко распахнутыми глазами со словно вросшими в темную радужку зрачками, не отрываясь и не моргая, смотрящий на своего друга. Его руки, ободранные до бордово-фиолетовых мышц, лежали на коленях. Сине-фиолетовые, приоткрытые губы резко контрастировали с мертвенно бледным лицом. Рубашка, жилет и брюки были в красных, темно-зеленых разводах самых причудливых форм и размеров.

Эдвард, как во сне, окинул Морриса взглядом и, схватившись за сердце, медленно сполз по косяку вниз, на пол. Покойник даже не шелохнулся. Глаза Лиама по-прежнему смотрели в никуда. Сиэл, открыв рот, нахмурился, разглядывая Морриса с расстояния, пока выражение его лица постепенно приобретало прежнее выражение скорби. Молодой человек не мог поверить своим глазам, а его сердце сжималось и разжималось слишком быстро и слишком интенсивно. Он словно воплотил свою мечту в реальность, но результат причинил только боль.

‒ Лиам? ‒ тихо произнес Эдвард, аккуратно вставая на ноги, словно боясь спугнуть своего мрачного гостя. ‒ Ты меня слышишь?

Ответа не последовало, и Сиэл, немного осмелев, приблизился к Моррису. Лиам выглядел спокойным, не проявляющим никакого желания совершать что-то необдуманное. Оказавшись рядом с ним, Эдвард понял, что тело Морриса сильнее окоченело за эту ночь, детали которой Сиэл, сколько ни пытался, вспомнить не мог. Напряженная поза покойника выдавала его одеревенелость.

‒ Лиам?

Растресканные губы восставшего из мертвых чуть приоткрылись и, не издав ни звука, вновь сомкнулись.

‒ Это я, Эдвард, ‒ приободренный этим небольшим изменением, Сиэл, подойдя к покойнику вплотную, сел перед ним.

Молодой человек попытался заглянуть Моррису в глаза, но увидел лишь красные, полопавшиеся сосуды, которые были уже едва заметны в темнеющей роговице. Губы Лиама снова открылись, и изо рта ему на колени полилась тонкая струйка черной крови. Эдвард печально проследил за каплями взглядом, отмечая про себя все разрушительные процессы, которые за время с момента смерти его друга неизбежно превращали Морриса в разваливающийся труп, как вдруг один из пальцев Лиама дернулся.

‒ Я знаю… Я так хочу надеяться, что ты меня слышишь… Ты же меня узнаешь? Пожалуйста, Лиам… Я ‒ Эдвард Сиэл. Ты же помнишь меня? Мы с тобой росли вместе, всегда… Мы учились вместе. Столько всего происходило с нами. Я помню твою маму, твоего отца. Вы ‒ моя семья, а я ‒ твоя… Назови меня по имени, Лиам. Просто скажи… Произнеси это… Я прошу тебя! Я уверен, что-то должно было остаться в твоей памяти. Так не может быть, чтобы все разом исчезло, испарилось, как будто бы ничего и не было. Так не бывает, чтобы раз… И все. Неужели отношения между людьми настолько слабы, что какая-то смерть способна их разлучить? Как думаешь, Лиам? Я отказываюсь в это верить.