– Он и мы отправились в Аджайб-Гер, в Лагоре, чтобы помолиться там богам, – объяснил Ким пассажирам, которые совершенно открыто слушали их разговор. – И сахиб в Доме Чудес говорил с ним. Как брат, это правда. Он очень святой человек из-за далеких гор. Успокойся. В свое время мы приедем в Умбаллу…

– Но моя река, река, дающая исцеление? Мы не пропустили ни единого ручейка.

– Тогда, если хочешь, пойдем пешком отыскивать реку.

– Но ведь и ты ищешь чего-то? – Лама, очень довольный, что помнит так хорошо, выпрямился и сел.

– Да, – сказал в угоду ему Ким. Мальчик был очень счастлив, что может жевать бетель и видеть новых приятных людей.

– Это бык – Красный Бык, который должен прийти, чтобы помочь тебе и увезти – но куда? Я забыл. Красный Бык на зеленом поле, не правда ли?

– Никуда он меня не отвезет, – сказал Ким. – Я просто рассказал тебе сказку.

– Что такое? – жена земледельца наклонилась, звякая браслетами. – Что вы оба, бредите, что ли? Красный Бык на зеленом поле, который унесет тебя на небо – или куда? Что это было – видение? Или кто-нибудь напророчил это тебе? У нас, в нашем селении, за городом Жландар, есть красный бык, и он больше всего любил пастись на самом зеленом нашем лугу.

– Дай женщине старый рассказ, а птице, вьющей гнездо, – лист и нитку, и они сделают удивительные вещи, – сказал сейк.

– Все святые люди видят сновидения, а их ученики, следуя за святыми людьми, приобретают эту силу.

– Красный Бык на зеленом поле, не так ли? – повторил лама. – Может быть, прежней жизнью ты заслужил награду, и Бык придет, чтобы вознаградить тебя.

– Нет, нет, это просто россказни, вероятно, ради шутки. Но я поищу Быка вблизи Умбаллы, а ты можешь поискать твою реку и отдохнуть от шума поезда.

– Может быть, Бык знает, может быть, он послан указать путь обоим нам, – сказал лама, полный надежды, как ребенок. Потом он обратился к пассажирам и сказал, указывая на Кима:

– Вот он послан мне только вчера. Я думаю, что он не от мира сего.

– Встречала я множество нищих и святых людей, но никогда еще не видела такого иоги и такого ученика, – сказала женщина.

Ее муж дотронулся до лба пальцем и улыбнулся. Но когда лама захотел есть, они заботливо отдали ему все самое лучшее.

Наконец, усталые, сонные, запыленные, они добрались до городской станции Умбаллы.

– Мы живем здесь, пока идет наш процесс, – сказала жена земледельца Киму. – Мы разместились у младшего брата двоюродного брата моего мужа. Там на дворе найдется место для твоего иоги и для тебя. Не даст ли он мне своего благословения?

– О, Служитель Божий! Женщина с золотым сердцем дает нам ночлег. Приветлива здешняя южная страна. Посмотри, как многие помогли нам с самого начала дня.

Лама опустил голову в знак благословения.

– Наполнять дом младшего брата моего двоюродного брата бродягами! – начал муж, вскидывая на плечо свою толстую бамбуковую палку.

– Младший брат твоего двоюродного брата должен двоюродному брату моего отца еще со времени свадебного пира его дочери, – резко ответила жена. – Пусть они отнесут наш прокорм на этот счет. Я не сомневаюсь, что иога будет просить милостыню.

– Я прошу за него, – сказал Ким, который только и думал о том, как бы устроить ламу на ночь, а самому отыскать англичанина Махбуба Али и передать ему родословную белого жеребца. – Ну, – сказал он, когда лама бросил якорь во внутреннем дворе приличного индусского дома, стоявшего недалеко от мест расквартирования войск. – Я уйду на некоторое время, чтобы… чтобы купить провизии на базаре. Не выходи отсюда, покуда я не приду.

– Ты вернешься? Обязательно вернешься? – Старик схватил мальчика за руку. – И вернешься в этом же виде? Что, теперь уже слишком поздно искать реку?

– Слишком поздно и слишком темно. Успокойся. Подумай, как далеко ты ушел по дороге. Ведь теперь ты уже за сто косов от Лагора.

– Да, и отдалился от моего монастыря. Увы! Это великий и страшный мир!

Ким тихо прокрался со двора; невзрачный с виду, он нес между тем свою собственную судьбу и судьбу десятков тысяч людей в бумаге, повешенной на его шее. Указания Махбуба не оставляли никакого сомнения насчет дома, где жил англичанин, а грум, привезший догкарт из клуба, еще более убедил Кима в правильности его направления. Осталось только установить подлинность самого англичанина. Ким проскользнул в садовую калитку и спрятался в высокой траве вблизи веранды. Дом горел огнями, слуги двигались вокруг столов, уставленных цветами, хрусталем и серебром. На веранду, напевая песенку, вышел англичанин, одетый в черный с белым костюм. Было слишком темно, чтобы разглядеть его лицо. Ким, умудренный опытом, обратился к старинному средству.

– Покровитель бедных!

Англичанин обернулся в ту сторону, откуда послышался голос.

– Махбуб Али говорил…

– А! Что говорит Махбуб Али? – Он не сделал попытки отыскать говорящего, и Ким понял, что он знает, в чем дело.

– Родословная белого жеребца вполне установлена.

– Какое доказательство? – Англичанин ударил хлыстиком по розовому кусту на дороге.

– Махбуб Али дал мне это доказательство. – Ким бросил вверх пакет со сложенной бумагой, и он упал на дорожку рядом с англичанином, который наступил на него ногой при виде вышедшего из-за угла садовника. Когда слуга прошел, англичанин поднял пакет, бросил рупию – Ким слышал, как она звякнула о землю – и, не оборачиваясь, вошел в дом. Ким быстро поднял монету; но, несмотря на свое воспитание, он был достаточно ирландцем, чтобы не считать деньги самой ничтожной вещью в игре. Ему хотелось видеть действие переданного им известия; поэтому, вместо того чтобы выбраться из сада, он плотно прижался к траве и, как червь, пополз к веранде.

Он увидел – индийские бунгало открыты со всех сторон, – как англичанин вернулся в маленькую комнату в углу веранды, служившую чем-то вроде конторы, с разбросанными бумагами и телеграммами, и принялся за чтение послания Махбуба Али. Его лицо, на которое падал свет керосиновой лампы, изменилось и потемнело, и Ким, привыкший, как всякий нищий, следить за выражением лиц людей, приметил это.

– Уилли! Милый Уилли! – крикнул женский голос. – Тебе пора быть в гостиной. Они будут здесь через минуту.

Англичанин продолжал внимательно читать.

– Уилли! – через пять минут повторил тот же голос. – Он приехал. Я слышу топот лошадей на дороге.

Англичанин выбежал с непокрытой головой, как раз в ту минуту, когда ландо, сопровождаемое четырьмя туземцами-кавалеристами, остановилось перед верандой и высокий, черноволосый человек, прямой, как стрела, вышел из него, сопровождаемый молодым, весело смеявшимся офицером.

Ким лежал на животе, почти касаясь высоких колес. Англичанин и смуглый незнакомец обменялись двумя фразами.

– Конечно, сэр, – быстро ответил молодой офицер. – Все может подождать, когда дело идет о лошади.

– Мы опоздаем не более как на двадцать минут, – сказал англичанин Кима. – Вы можете принять, занять их и вообще сделать все, что следует.

– Скажите одному из солдат, чтобы подождал, – сказал высокий человек, и оба прошли в комнату. Ландо уехало. Ким увидел, как обе головы склонились над посланием Махбуба Али, и услышал голоса: один – тихий и почтительный, другой – резкий и решительный.

– Это вопрос не недель даже. Это вопрос дней, почти часов, – говорил старший из собеседников. – Я уже давно ожидал этого, но, – он ударил по записке Махбуба Али, – вот и подтверждение. Гроган обедает здесь сегодня.

– Да, сэр, и Мэклин тоже.

– Очень хорошо. Я сам переговорю с ними. Дело будет, конечно, передано в Совет, но в этом случае можно приступить немедленно к действию на вполне законном основании. Предупредите бригады в Пинди и Пешавуре. Это дезорганизует все летние занятия, но мы не можем поступить иначе. Все происходит оттого, что не сразу раздавили их. Восьми тысяч должно хватить.

– Как насчет артиллерии, сэр?

– Я должен посоветоваться с Мэклином.

– Так значит – война?

– Нет. Наказание. Когда человек связан поступком своего предшественника…

– Но, может быть, С.25 лжет.

– Он подтверждает сведения другого. В сущности, они выдали свою игру полгода тому назад. Но Дивиниш уверил, что есть шанс на мир. Конечно, они воспользовались этим временем, чтобы пополнить свои силы. Отошлите немедленно эти телеграммы – по новому шифру, не старому – мою и Уартона. Я думаю, нам не следует дольше задерживать дам. Остальное мы можем решить за сигарами. Я так и думаю. Это наказание, а не война.

Когда кавалеристы уехали, Ким добрался ползком до задней части дома, где, судя по своим лагорским воспоминаниям, надеялся получить пищу и сведения. Кухня была наполнена взволнованными поварятами, которые выгнали его.

– Ай, ай! – проговорил Ким с притворными слезами. – Я пришел помочь вытирать тарелки, чтобы наполнить живот.

– Вся Умбалла пришла сюда за тем же. Убирайся! Теперь несут суп. Неужели ты думаешь, что нам, служащим сахиба Крейтона, нужны чужие поварята, чтобы помогать при большом обеде?

– Это очень большой обед, – сказал Ким, глядя на блюда.

– Чего же удивляться? Почетный гость не кто иной, как Джанг-и-Лат-сахиб (главнокомандующий).

– Ого! – произнес Ким подлинным горловым звуком удивления. Он узнал то, что хотел узнать, и, когда поваренок вернулся, его уже не было.

«И вся эта тревога, – сказал он себе, думая, по обыкновению, на индостанском языке, – из-за родословной лошади! Махбубу Али следовало бы немного поучиться у меня, как надо лгать. Прежде, когда я носил послания, это всегда касалось женщин. Теперь мужчин. Это лучше. Высокий человек сказал, что они потеряют большую армию, чтобы наказать кого-то где-то, новости идут в Пинди и Пешавур. Там есть и пушки. Следовало бы мне прокрасться поближе. Это важные новости».

Он вернулся и нашел младшего брата двоюродного брата земледельца обсуждающим все подробности процесса с земледельцем, его женой и несколькими друзьями. Лама дремал. После ужина Киму подали трубку, и он чувствовал себя вполне взрослым, потягивая табак из гладкой скорлупы кокосового ореха, протянув ноги при лунном свете и вставляя время от времени в разговор свои замечания.

Хозяева были чрезвычайно вежливы с ним, потому что жена земледельца рассказала им о его видении Красного Быка и вероятном нисхождении из другого мира. К тому же лама возбуждал большое благоговейное любопытство. Позднее зашел сарсутский брамин, отличавшийся веротерпимостью, и, понятно, начал теологический разговор, чтобы произвести впечатление на хозяев. По вере, конечно, все были на его стороне, но лама был гость и представлял особый интерес своей новизной. Его кротость, доброта и внушительные цитаты на китайском языке, звучавшие как заклинания, приводили в восторг слушателей; и в этой атмосфере простоты и сочувствия лама развернулся, как лотос Бодисатвы, рассказывая о своей жизни на высоких горах Суч-Дзэна, «прежде чем я поднялся, чтобы искать просветления», как говорил он.

Потом обнаружилось, что во время своей светской жизни он был знатоком гороскопов и расположения звезд в час рождения. Брамин заставил его описать методы, которыми он пользовался. Каждый из них называл планеты именами, непонятными для другого, показывая вверх на большие звезды, сверкавшие во мраке. Дети хозяев безнаказанно теребили четки ламы, а он сам совершенно забыл о правиле, запрещающем смотреть на женщин, говоря о вечных снегах, обвалах, занесенных проходах, далеких горах, где люди находят сапфиры и бирюзу, и об удивительном пути по плоскогорью, ведущем в самый Великий Китай.

– Что ты думаешь об этом человеке? – спросил тихонько земледелец брамина.

– Святой человек, действительно, святой. Его боги – не настоящие боги, но он идет по верному пути, – ответил брамин. – А его способ составлять гороскопы, тебе это недоступно, – мудр и верен.

– Скажи мне, – лениво проговорил Ким, – найду ли я Красного Быка на зеленом поле, как было обещано мне?

– Что тебе известно о часе твоего рождения? – спросил брамин, преисполняясь важности.

– Между первым и вторым криком петуха в первую ночь мая.

– Которого года?

– Я не знаю, но в тот час, когда я закричал впервые, произошло сильное землетрясение в Сринагуре, что находится в Кашмире. – Ким знал это от присматривавшей за ним женщины, которая, в свою очередь, узнала это от Кимбалля О'Хара. Землетрясение было ощущаемо и в Индии и надолго осталось исходной точкой летосчисления в Пенджабе.

– Ай! – взволнованно проговорила какая-то женщина. Это событие еще более подчеркивало необыкновенное происхождение Кима. – Не тогда ли родилась и дочь?

– А ее мать принесла своему мужу четырех сыновей в четыре года – славных мальчиков! – крикнула жена земледельца, сидя несколько поодаль, в тени.

– Никто, обладающий знанием, не забудет, как стояли в эту ночь планеты в своих созвездиях, – сказал брамин. Он начал рисовать на песке, покрывавшем двор. – Ты имеешь право, по крайней мере, на половину созвездия Тельца. Что гласит твое пророчество?

– В один прекрасный день, – сказал Ким, восхищенный вызываемой им сенсацией, – я стану великим, благодаря Красному Быку на зеленом поле, но прежде явятся два человека, которые приготовят все.

– Да, так всегда бывает в начале видения. Глубокая тьма, которая постепенно проясняется. Вдруг входит некто с метлой и приготовляет место. Тогда начинается видение. Два человека, говоришь ты? Да, да. Солнце, выходя из созвездия Тельца, входит в созвездие Близнецов. Оттуда и два человека в твоем предсказании. Посмотрим. Дай мне ветку, малютка.

Он нахмурил брови, писал на песке какие-то таинственные знаки, стирал их, потом снова писал – к изумлению всех, кроме ламы, который, с инстинктивной чуткостью, воздерживался от вмешательства.

Через полчаса он сердито отбросил ветвь.

– Гм. Вот что говорят звезды. Через три дня придут двое людей, чтобы приготовить все, за ними последует Бык; но знамение, противное ему, – это знамение войны и вооруженных людей.

– Действительно, в вагоне, в котором мы ехали из Лагора, был солдат-сейк из лудианского полка, – радостно сказала жена земледельца.

– О! Вооруженные люди – много сотен. Какое отношение имеешь ты к войне? – сказал брамин Киму. – Твой знак – красный, гневный знак войны, который вскоре проявится в жизни.

– Никакого, никакого! – горячо сказал лама. – Мы ищем только мира и нашу реку.

Ким улыбнулся, вспомнив, что он подслушал в комнате. Решительно, он был любимцем звезд.

Брамин стер ногой грубо набросанный гороскоп.

– Более я ничего не могу увидеть. Через три дня Бык придет к тебе, мой мальчик.

– И моя река, моя река! – с мольбой проговорил лама. – Я надеялся, что его Бык приведет нас обоих к реке.

– Увы, что касается этой удивительной реки, то подобные вещи не очень-то обыкновенны, брат мой, – ответил брамин.

На следующее утро лама стал настаивать на отправлении в путь, несмотря на все уговоры остаться. Хозяева дали Киму большой узел с хорошей едой и три медных монеты на дорогу и, осыпая их благословениями, смотрели при свете утренней зари вслед уходящим на юг.

– Как жаль, что подобные люди не могут быть освобождены от Колеса Всего Сущего, – сказал лама.

– Тогда на земле остались бы только дурные люди, и кто дал бы нам мясо и приют? – проговорил Ким, весело шагая со своей ношей.

– Вон там маленькая речка. Посмотрим, – сказал лама, и он свернул с белой дороги в поле, попав в самый центр стаи бездомных собак.